Человечье мясо

– Шофером работаю, - уныло отозвался хозяин дохлого поросенка и, обрадованный дружеским участием, добавил, кивнув в сторону поросенка: Из-за бабы все дело.

– Да, - сочувственно покивал головой всадник в красных потрепанных галифе, - бабы да вино - вот, что нас губит, и еще - капитал.
– Однако он не совсем ясно представлял себе связь между трагической гибелью поросенка и поступком бабы. Как бы почувствовав его сомнения, хозяин дохлого поросенка пояснил;

– Не стерпел я. Как увидел ее с этим мужиком, захотел промеж глаз вдарить, а он и сорвись. Высота-то, эн какая. Теперь - крышка: пусть сама как знает, так и живет. Положил я на нее.

– Да, - промямлил человек в красных штанах, - найдешь другую, - и развел ноги, чтобы стукнуть по бокам кобылу. Но в это время хозяин дохлого поросенка сказал нечто такое, от чего его ноги застыли в разведенном положении и он, перегнувшись через кобылью шею, пристально уставился на человека, бросившего свою бабу, через которую он зря погубил полезное в хозяйстве животное.

– Я, говорит, писатель, мне, говорит, какая хошь баба даст, а муж будет смотреть да помалкивать, потому я могу всякого мужа в "Правде" или в "Библиотеке Огонек" протащить.

Враг в красных штанах повернул морду кобылы к морде мужа и опустил собственную морду к их мордам, и все они склонили свои морды над мордой загубленного поросенка.

– А ну-ка, давай, - подмываемый волнением, прохрюкал он, заерзав в седле.

– Ну и вот. Он, значит, с понтом на горло. А я за задницу и с балкона его перекидываю. А тут как она вцепится мне в лепень, да как заорет, как резаная. Ну, я и выпустил.

– А он чего такого не говорил, этот-то самый, писатель-то ее?

– Чего? Говорил! Я, говорит, в книжке пропишу!

– А еще чего такого?..

– Еще про коммунизм говорил.

– Про коммунизм?! Во-во-во! Давай, чего он там про коммунизм?

– Чего? Говорил, что с такими коммунизм сроду не построить.

– Что мы коммунизм не построим?

– Нет, с такими не построим.

– С какими такими?

– Ну, значит, с такими, которые за задницу хватаются и с балкона меня скидывают. А так, вообще, построим.

– А что не построим, не говорил?

– Не, вроде не было.

– А ты вспомни.

– Вспоминаю. Да нет, не было.

– Лучше вспоминай.

– Да говорю, не было.

– А я говорю было! Не должон такой сказать, что построим коммунизм.

– А я говорю тебе русским языком: не было!

– Ты мне еще поговори, ей-ей в лоб закатаю.

– Ты?

– Я!

Вместо ответа на такую пошлость муж взял человека в красных штанах левой рукой за челюсть, правой за излюбленную им в таких случаях задницу, вынул его из седла и, слегка потрясая им в воздухе, спокойно уложил рядом с дохлым поросенком, слегка при этом повредив асфальт.

– Ладно, - прохрипел самонадеянный человек в красных штанах.
– Оставим этот вопрос. Как его фамилия?

– Чего, - переспросил муж, - фамилия? А вот этого не видал?
– И с этими словами он слегка расставил ноги и, выпятив живот, похлопал ладонью по ужаснейшему из мест своего организма, затем он повернулся на каблуке и медленно зашагал через площадь, плюя на окружающую действительность.

Глава XXI

– Врешь!
– взвыл враг в красных штанах.
– Все равно построим коммунизм!
– Он лежал на асфальте, слегка поврежденном, благодаря его перемещению с кобылы на мостовую, и ругал переместившего его мужа именно тем местом, которое тот показал ему вместо того, чтобы назвать столь любопытную ему фамилию.

Кобыла, понюхав своего хозяина, зевнула и завалилась рядом с ним.

– Уйдет!
– вдруг блеснула молния испуга в голове человека в красных штанах и он век... Он наполовину вскочил. На вторую половину он не мог вскочить, ибо именно за эту половину взяла его правая рука, безусловно способствовавшая побегу упомянутого писателя... Через 17*, - злорадно решил про себя человек в красных штанах.
– Червонец!
– уже одно это стоило того, чтобы подняться, вскочить в седло и скакать, скакать. Скакать за помощником любовника жены, из-за которой погиб поросенок и произошла эта многое обещавшая и столь разочаровавшая встреча.

– Помогите!
– простонал он, озираясь на проходящих мимо соотечественников.

– Некогда, - буркнул один соотечественник.

– Сам не хвор, - проворчал второй соотечественник.

– Черт с тобой, - заявил третий соотечественник.

– Пошел в болото, - процедил четвертый соотечественник.

– Очень надо, - прошамкал пятый соотечественник.

– Сейчас, сейчас!
– воскликнула прекрасная молодая женщина, - бедный, бедный дедушка!

Она опустилась на колени перед захныкавшим врагом в красных штанах, протянула к нему руки и, дико вскрикнув, отшатнулась назад. Но враг в красных штанах схватил се за руку и поднялся на ноги.

– Спасибо, - промямлил он, - давно в партии? Прекрасная молодая женщина остановившимися глазами смотрела на врага, вцепившегося ей в руку.

– Очень, - прошептала она и вскочила.

– Хорошо, - заявил он, - жить на советской земле: каждый прохожий тебе друг. Ну-ка подсоби. Вот. Порядок. Упирайся коленкой. Вот. Ну как? Порядок. Поехали.

Она сидела на крупе кобылы, обхватив руками брюхо врага в красных штанах.

– Как звать-то?
– спросил враг, когда они проезжали мимо Дома правительства.

– Кого?
– не поняла она.

– Тебя, кого же?
– начал допрос он.

– Меня?

– Тебя.

– Маша, - сказала Марианна.

Подозрительно оглядевшись по сторонам, он проворчал что-то и завернул к подъезду Министерства государственной безопасности.

– Приехали, - сказал враг в красных штанах.
– Дома, как говорят, и стены лечат. Слезай.

– Давайте еще покатаемся, - робко попросила Марианна, - я очень люблю кататься верхом. Еще немножко.

– Будет, - сказал он.
– Слазь. Делом надо заниматься.

– До свиданья, - дрожащим голосом сказала она, тая робкую надежду.

– Чего?
– не понял он.
– Давай, проходи.

– Хорошо, - прошептала Марианна и, последний раз взглянув на сверкающее утренней чистотой небо, в последний раз вздохнув чистый воздух свободы, рыдая, переступила порог Министерства государственной безопасности.

* 17 - статья уголовного кодекса.

Глава XXII

Дом, из которого вывалился поросенок, сыгравший такую громадную роль в развитии нашего сюжета, был осажден, оцеплен, обыскан и заховавшийся в нем некий писатель схвачен и доставлен в Министерство государственной безопасности. В момент, когда его накрыли, он валялся в постели, прикинувшись, будто собирается подыхать якобы от какой-то уличной драки, и хавал сало сверху намазанное маслом.