Человек Чубайса
Шрифт:
В явном успехе Фонда сомневался только майор.
Дважды мы встречались с ним в тихой пиццерии на левом берегу и дважды он говорил, покачивая головой: «Ну, что за благодать? Чистая благодать. Не нравится мне эта благодать».
«Почему?»
«Свято место пусто не бывает, – качал он головой. – Сам смотри. Рынок мы расчистили, точки выжгли, но главная голова где-то осталась. Ты прав, торговцев, связников, посредников сильно поубавилось, но клиентура не вымерла, она расползлась по окраинам, до которых нам никогда не дотянуться. Клиентура никуда не делась, нарики, как черви, затаились в пригородах, они мрут от самоделов, но ты должен понимать: долго так тянуться не может. Леню Ясеня я знаю, он мужик крепкий, а вот Щукин уже осматривается. Ему надоело, к тому
Майор любил говорить красиво.
– А кроме того, – напомнил он, помолчав, – главная голова осталась. Мы даже знаем, где она прописана – в столице, но срубить не можем. Большинство щупальцев отрублено, а главная голова цела, полна жизни. Мы радуемся победе, а голова уже начинает новую компанию.
– Есть такая информация?
– Я сейчас не об этом, – неохотно ответил майор. – Я, так сказать, о философии общего дела. Ослабь мы контроль, даже не заметим, как вновь пойдет качественный продукт. Он, собственно, и сейчас, наверное, идет, просто все надежно спрятано. В городе дурью вроде не пахнет, но журчит, журчит ручеек. Если не отрубим главную голову, – сказал майор, – грош цена полученным результатам.
Я промолчал.
Летом вернулись головные боли.
Я многих мог вспомнить, многое повидал за полгода работы в Фонде, но чаще всего вспоминал Юху и Шурку. При этом больше Юху. Шурка – Бог с ним, у него был выбор, он сделал его сознательно, а вот Юха ничего не выбирал, его заставили выбрать. Я никогда не мог понять, почему никому нельзя набить морду конкретно за Юху? Майор Федин, например, утверждал, что такой конкретной мордой могла быть загадочная главная голова, но…
Однажды я побывал в новом доме на Мичурина.
Богатые дома рядом с профессорским теперь росли, как грибы, в одну из квартир я попал по делам Фонда. Неофициально, конечно. Был твердо уверен, что никого в интересовавшей нас квартире не найду. Так оно и оказалось, но позже в кухню, когда я проверял раковину, неожиданно вошла старушка. Наверное, раньше срока вернулась с прогулки, а наши люди замешкались с сигналом. На старушке был светлый плащ, на голове косынка. Увидев на кухне человека в синем рабочем комбинезоне и с сумкой для инструментов (я работал под сантехника), она слегка растерялась, но не оробела. В элитном доме, где посторонние люди просто так не бывают, такие, как эта старушка, уже отвыкли бояться. Тем более, что я улыбнулся (два наших человека работали в это время с консьержем, еще один проверял выходы с чердака) и приветливо помахал разводным ключом.
Старушка внимательно на меня посмотрела:
– Тебя кто вызвал-то?
– Нас теперь не вызывают. Мы сами за порядком следим.
– Из ЖЭУ, что ли?
– Ну да.
– А чего этот-то, – она имела в виду консьержа. – ничего внизу не сказал?
– Газету читает.
– Зато не пьет, – неодобрительно заметила старушка, ей, наверное, хотелось поговорить.
– Все равно, – сказал я. – Он на рабочем месте. Мог бы и не отвлекаться. Вдруг бандиты придут?
– Какие бандиты? – поджала губы бабка. – Ты, наверное, нынешние газеты читаешь?
Я кивнул.
– Это зря, – сказала старушка сердито. – Всё в них врут.
– Так уж всё?
– Всё – от первого до последнего слова.
– Да зачем так много? – удивился я.
– А то не понимаешь?
– Не понимаю.
– А чтобы боялись, – объяснила старушка.
Она так сказала – боялись.
То есть, чтобы кто-то другой боялся, какие-то другие люди, а не она.
И действительно, чего ей было бояться? Достаток в доме был. Жила старушка при снохе, при двоих внуках, при сыне. Квартира громадная, двухуровневая,
сын держал автосалон на Большевистской, любил модный прикид, а под кухонной раковиной скрывал увесистый пластиковый пакет с героином. Так сказать, не гнушался черных заработков. Семья об этом не подозревала. А о внуках он не думал. Считал, наверное, что его внуки защищены.– Ну, бандиты ладно, – сказал я старушке, неторопливо собирая инструмент. – Бандиты к вам не попадут. А если наркоман заберется в дом, а? Слышали про наркоманов? Им ведь все по барабану, у них совести нет.
– Это ты нынешних газет начитался.
Короче, трижды забрасывал старик невод в море.
Но так и не попал.
Покинув богатый дом, я вышел на проспект и двинулся к часовне.
Миновал подвальчик, в котором когда-то выставляла зеленых баб Нюрка, в скверике перед театром присел на скамью. Был самый разгар буднего дня, под громадной афишей на солнцепеке сосали баночное пиво крутые ребята, явно не обделенные жизнью. Я подумал, а не взять ли и мне баночку? – но предпочел минералку. Голова у меня снова болела, я знал, что если гляну в зеркало, то увижу совсем больные глаза – покрасневшие, увлажненные. Нехорошо я выглядел, да и умная старушка меня достала. «Это ты газет начитался». На всякий случай, уходя, я много чего наплел умной старушке, надеясь, что позже во дворе на скамеечке она подробно повторит мои слова знакомым старушкам. Правда, теперь я в этом засомневался. Несмотря на стильный вид старушка могла оказаться дурой. Богатство ведь не делает умнее.
Проглотив таблетку баралгина, я задумался.
Наверное, майор прав. Запал у Щукина точно кончается.
Чистоту в городе мы навели, это верно, и держим территорию под контролем, но без Щукина вряд ли сможем держаться долго. Как только Фонд перестанут эффективно подпитывать людьми и деньгами, дурь снова вползет в город. А Щукин что?… Я не винил Щукина… Он рассчитался за свои беды…
Все же приятно было сознавать, что город чист.
Пусть даже только пока, но все равно чист.
Теперь, чтобы это пока продлилось, надо лететь в Москву. Майор Федин просто так ни на что намекать не станет: главная голова действительно уже, наверное, полна планов. У главной головы море умных советчиков, новое вторжение, несомненно, уже спланировано. У главной головы море деловых информаторов. Главная голова, несомненно, знает уже про спад интереса того же Щукина, и знает, что Трубникова надолго улетел из Энска. Значит, в самом деле можно ожидать нового вторжения. Тогда уж лучше не тянуть, самим найти и отрубить главную голову. Конечно, даже это не остановит развития событий, но, по крайней мере, отдалит их. По крайней мере, подумал я, поглядывая на двух девиц в вызывающе коротких юбках, эти вот могут пройти мимо травки, не услышать про иглу…
Голова болела.
Закинул в рот еще одну таблетку, я запил ее остатками минералки и перехватил внимательный взгляд пожилого карлика, независимо прогуливающегося по аллейке перед театром.
Вряд ли он меня узнал.
Но что-то он от меня хотел, это точно.
Ходил, приглядывался. Взял на заметку мои манипуляции с таблетками. Опять же, эта минералка в бутылке…
Придя к какому-то выводу, по-птичьи ловко подпрыгнув, пожилой карлик устроился на самом краешке скамьи, и я увидел, что ноги его правда не достают до земли. За столом у Юхи этот карлик подкладывал под задницу Большую Советскую Энциклопедию. Сидят на кухне два нарика, вспомнил я анекдот. Вмазали, расслабились, вбегает в дверь такса. Один говорит: «Ну, смотри, какая странная собака, какие ноги короткие». Другой отвечает: «Но до пола-то достают».
Не знаю почему, но карлик меня насторожил.
Я видел его только раз – у Юхи. Оба они тогда были в дуб пьяны, не мудрено, что карлик меня не узнал. Коля?… Толя?… – пытался я вспомнить.
И вспомнил: Костя!
– Ищешь чего?
– А что есть? – спросил я на всякий случай.
Действительно, просто так спросил. Я же прекрасно знал, что город очищен от наркоты. Мне просто интересно стало. В конце концов, не презервативы же собирается предлагать карлик? Презервативы так осторожно не предлагают.