Человек-Горошина и Простак

Зеленые искры скользнули от кресла к лунному лучу и стремительно закружились в опаловом столбе света. И рядом с ними я вдруг разглядел множество крошечных существ. Они мелькали в таком головокружительно веселом танце, что ноги сами собой припустились в пляс.

— Молодец! — крикнул метр Ганзелиус. Меня обрадовало, что он наблюдает за мной: значит, и я ему не совсем безразличен.

— Так что ж, в лунном луче одни пылинки? — вернувшись, спросил Учитель.

— Конечно, нет! — воскликнул я.

Метр Ганзелиус улыбнулся моей горячности.

Уже лежа в постели, он задумчиво проговорил:

— Куда они исчезают — те, кто живет в лунном луче? Сколько раз я пробовал их подкараулить, но среди ночи засыпал… Лунный луч похож на лестницу с миллионом ступенек…Значит, поэтому-то они всегда торопятся? Ведь нужно до рассвета вернуться на луну. И еще лунный луч похож на колодец. Можно разбиться, падая в такой глубокий колодец.

Хотя ученые пишут, что луна покрыта мягкой лунной пылью. И эльфы, и гномы, и лунные человечки тоже рассказывают, что она похожа на пуховую подушку. "Там очень хорошо спится", — говорят они…Сколько же там их — эльфов, гномов и лунных человечков? С земли плохо видно, но в полнолунье, при ясной погоде, Клест, у которого такое хорошее зрение, насчитал двести сорок четыре тысячи пятьсот семнадцать одних только лунных человечков…

Спокойной ночи! — помолчав, сказал метр Ганзелиус, и я не понял к кому он обращается, ведь смотрел он в окно на луну, которая прижалась к стеклу своим круглым лицом. — Спокойной ночи, сынок! — повторил Учитель.

Я изучаю свойства капли росы и узнаю историю короля Жаба Девятого

Проснулся я от того, что кто-то пристально глядел на меня. Открыв глаза, я увидел Ворона, но не испугался, так как взгляд великанской птицы выражал одну лишь доброжелательность.

Меня, знающего уже, что не все в мире добры друг к другу, очень растрогала манера Ворона осторожно касаться лапами одеяла, сильно взмахивая крыльями, чтобы так неподвижно парить надо мной.

Занималось раннее утро. В открытую дверь виднелся край солнца, поднимающегося из-за луга, где сверкали каплями росы трава и цветы.

Если бы не перезвон цветов, было бы совсем тихо. Слышалось сонное дыхание Учителя.

Увидев, что я проснулся, Ворон наклонил голову, как бы поздоровался, и вылетел. Скоро он вернулся, неся в клюве ведерко с водой.

Пока я умывался, Ворон снял со стены корзинку, слетал куда-то и выложил на стол хлеб, круг деревенской колбасы и кувшин с топленым молоком.

Удивительно было то, что, когда я вышел на порог и огляделся, кругом, сколько хватило глаз, не оказалось не то чтобы лавки, но вообще ни единого строения.

В комнатке Учителя, у его кровати покачивался колокольчик, стеблем укрепленный в щели пола. Голубь приносил в лапках травинки с крупными каплями росы и стряхивал капли в венчик цветка.

Метр Ганзелиус разбежался и нырнул вниз головой. Нет, я бы никогда не решился вот так прыгнуть в холодную воду.

"Обязательна ли подобная решительность в моем будущем ремесле сказочника? — с тревогой подумал я и тут же дал себе слово: — "Если это свойство необходимо, любой ценой воспитать его в себе!" Учитель вылез из воды, досуха растерся махровым полотенцем и оделся.

Мы вышли из дома.

— Посмотри на каплю росы, — сказал Учитель, останавливаясь перед высоким колокольчиком. — Кого ты видишь?

— Себя! — сказал я неуверенно, догадываясь почему-то, что ответ огорчит Учителя.

— Одного себя?! — строго переспросил Учитель. — И этот «ты», там, в капле росы, конечно, прекрасен, могуч и мудр?

— Да нет же. «Он», то есть "я", — маленький тощий оборванец с испуганным лицом.

— Это уже лучше! — воскликнул Учитель. — Смотри внимательно, сынок!

Я наклонился над цветком. Капля выросла в сто, даже в тысячу раз. В ее глубине зеленел луг, окутанный утренним туманом. Из тумана выступила Принцесса, но я плохо видел ее, потому, может быть, что слезы печали или радости застилали глаза.

— Там… Принцесса, — запинаясь, сказал я.

Принцессу окружали эльфы с прозрачными крылышками и феи. Поодаль стояли и сидели гномы; иногда они склоняли друг к другу головы и перешептывались.

— Посмотри на другие капли!

Я снова увидел себя, но неясно. И увидел множество эльфов, фей и гномов.

— Принцесс ты тоже видишь? — спросил Учитель.

— Н-нет, — ответил я, вглядываясь изо всех сил. — Там их нет… Вероятно, она единственная?

— Да, она единственная, — подтвердил Учитель. Он взмахнул рукой, и эльфы, феи, гномы исчезли. А может быть, они исчезли потому, что солнце поднялось выше и роса испарилась?

Я испугался за Принцессу и спросил:

— Где она?

— Она там, где должна быть. А должна она быть там, где не может не быть, — ответил Учитель.

Я почувствовал, что очень устал, и сел на траву.

Метр Ганзелиус вспрыгнул ко мне на ладонь:

— Когда тебе показалось, что ты видишь одного себя, я вспомнил историю короля Жаба Девятого, — сказал он и, помолчав, продолжал: — Король этот царствовал за тридевять земель и тридесять морей от наших мест. Первые восемь королей Жабов титуловались по порядку — Жаб Первый, Жаб Второй… Жаб Восьмой, а потом, сколько их ни было — сто, а может быть, и двести — назывались "Жаб Девятый", потому что они умели считать только до девяти. Этот Жаб Девятый был злой, с уродливым лицом и кривобокий. Впрочем, слово «кривобокий» он запретил произносить, заменив его словом "вогнутовыгнутый".

У Жаба Девятого Вогнутовыгнутого были подданные и придворные, как у каждого короля. И еще жил в королевстве знакомый нам с тобой колдун Турропуто. У Жаба Девятого была плохая память, поэтому всех придворных он повелел именовать одним именем «Альфонсио». Служил при его дворе палач — Альфонсио Любезный и первый министр — Альфонсио Предусмотрительный.

Придворные думали только о том, как бы угодить королю, и понимали повелителя с полуслова; стоило королю сказать Альфонсио Любезному: "Будь любезен!" — и тот уж знал, что ему делать.

Король не любил много говорить, потому что зачем говорить, если тебя понимают и так, и еще потому, что страдал икотой.

В праздники он выходил на балкон к народу и читал поэму, которую сам сочинил:

Я очень велик! Ик, И прекрасен мой лик! Ик.

Однажды призвав всех врачей и аптекарей королевства он приказал им составить лекарство, излечивающее от икоты.

— Такого лекарства на свете нет, — ответили они.

— Будь любезен… — шепнул король Альфонсио Любезному.