Человек и ситуация. Уроки социальной психологии

Целью данного упражнения, конечно же, не является доказательство того, что социальные проекты попросту обречены приносить больше вреда, чем пользы (напротив, непредвиденные выгоды могут быть более многочисленными и ярко выраженными, чем непредвиденные издержки). Мы лишь хотели вновь заострить внимание читателя на затруднительности предсказания долговременных последствий социальных воздействий, а соответственно и на необходимости более тщательных и хорошо спланированных оценочных исследований.

Надеемся, что наши рассуждения о конкретных причинах провала Кэмбриджско-Сомервилльской программы не заслонили собой преподанного данным исследованием более общего урока, суть которого состоит в том, что наше невежество относительно важности различных факторов, способствующих здоровому социальному развитию, и взаимодействия между ними, достаточно глубоко.

В действительности, этот урок применим не только к результатам внешнего социального воздействия. Обратимся вновь к жизненным результатам мальчиков из контрольной группы Кэмбриджско-Сомервилльского исследования, о которых мы уже упоминали в главе 2. В отношении исходных условий среди участников данной группы наблюдался существенный разброс. На одном полюсе находились те, чьи родители являлись образцом следования твердым принципам рабочего класса (т.е. отцы имели постоянную работу, а матери успешно вели домашнее хозяйство). На другом полюсе находились мальчики, происходившие из семей, имевших полный набор социальных патологий (например, хронически безработных и пьющих отцов, психически нездоровых матерей), длительную историю зависимости семьи от множества социальных служб и так далее. Тем не менее 40 лет спустя разница по множеству переменных, характеризующих жизненные результаты (таких, как число арестов и случаев тюремного заключения, количество психических расстройств, уровень дохода и занятости, принадлежность к социальному классу), обнаруженная между мужчинами, происходившими из семей, чье положение давало основания строить наилучшие прогнозы, и теми, чьи перспективы представлялись наихудшими, была либо маленькой, либо отсутствовала вообще (Long & Vaillant, 1984).

Таким образом, влияние семейной обстановки на участников контрольной группы едва ли имело более долговременный эффект, чем влияние многообещающей программы социальных исследователей на их товарищей из экспериментальной группы. Некоторые из членов контрольной группы сделали успешную карьеру, стали респектабельными мужьями и отцами семейств, будучи при этом вполне довольными собой. Другие стали преступниками, хроническими безработными и пьяницами, а в роли мужей и отцов проявляли агрессивность по отношению к членам своих семей. Однако подобные результаты не могли быть предсказаны на основании характеристик социальной среды. Нельзя было и избежать их при помощи целенапраленных воздействий, направленных на изменение этой среды, — воздействий, которым житейская мудрость обывателей, равно как и ученых в области социальных наук, придает столь большое значение.

Сказанное выше не означает, что мы полностью невежественны в отношении того, что именно оказывает влияние на важнейшие жизненные результаты людей. Мы знаем, например, что показатель уровня интеллекта подростков из контрольной группы явился мощным инструментом предсказания их дальнейших успехов. Из исследований Каспи, Элдера и Бема (Caspi, Elder & Bern, 1987), описанных в главе 6, мы знаем также, что мальчики, имевшие в детстве проблемы с контролем эмоциональных импульсов, во взрослом состоянии имеют больше шансов оказаться на менее престижной работе и развестись с женой, чем их более уравновешенные товарищи.

Сказанное выше не означает, что только рано проявляющиеся и даже, возможно, генетически обусловленные, индивидуальные различия (такие, например, как интеллект и темперамент) могут предсказывать жизненные достижения. Благоприятные и неблагоприятные ситуационные факторы, связанные с принадлежностью к тому или иному социальному классу, могут перевешивать влияние интеллекта или даже ранних академических успехов. Например, вероятность того, что принадлежащие к среднему классу дети, имеющие низкие показатели успеваемости, смогут поступить в колледж, значительно выше аналогичной вероятности для детей, имеющих высокие академические показатели, но принадлежащих к рабочему классу (Sewell & Hauser, 1976). Получение же высшего образования оказывается в свою очередь (как подтверждают многие исследования) одним из наиболее мощных инструментов предсказания будущего социально-экономического статуса взрослого человека.

Итак, некоторые из наших предвзятых представлений о причинах и коррелятах успеха у взрослых людей нуждаются в пересмотре. Но кроме этого, Кэмбриджско-Сомервилльское исследование напоминает нам о некоторых чрезвычайно важных соображениях, касающихся напряженных систем. Большинство психически нормальных людей являются более устойчивыми и менее подверженными психическим травмам (случающимся как в раннем, так и в более позднем возрасте), чем об этом говорит нам наша интуиция (Kagan, 1984). Аналогичным образом влияние большинства нормальных социальных сообществ, подобных Кэмбриджско-Сомервилльскому, на своих членов с потенциально отклоняющимся поведением является гораздо более мощным и устойчивым, чем мы это сознаем. И поэтому маловероятно, что позитивные и целенаправленные социальные воздействия, независимо от того, в сколь раннем возрасте они осуществляются и насколько действенными кажутся, будут иметь большие или продолжительные эффекты (во всяком случае, в среднем), если во время осуществления этих программ экология соответствующих социальных сообществ будет продолжать оказывать влияние на своих членов.

Когда «мелкие» социальные проекты удаются

В то время как широкомасштабные и дорогостоящие социальные программы зачастую терпят крах, проекты, сравнительно скромные по масштабу, оказываются примечательным образом эффективными, в особенности тогда, когда бывают сосредоточены на использовании потенциально действенных канальных факторов и социальных влияний, столь сильно побуждающих и ограничивающих человеческое поведение. Рассмотрение примеров таких проектов мы начнем с исследований, ставших классическими для данной области знания, способствовавших развитию К. Левиным техник групповой дискуссии и продолжающих сегодня, спустя уже полвека, оказывать влияние на психологическую мысль.

Дискуссионные группы Левина и демократические процедуры

Серия хорошо известных практических исследований, проведенных Куртом Левиным и его сотрудниками (результаты обобщены в работе: Lewin, 1952) во время второй мировой войны и сразу после ее окончания, показала, что укоренившиеся паттерны поведения могут быть изменены за сравнительно короткий промежуток времени путем выявления групповых влияний и придания им новой направленности. Отправной точкой для одного особенно запоминающегося исследования, послужило вызывающее недоумение, но хорошо освещенное документально затруднение, с которым столкнулись производители продуктов питания, пытаясь изменить привычки потребления пищевых продуктов с учетом условий военного времени. В частности, они пытались убедить американцев заменить в своем рационе традиционно потребляемое мясо, в котором тогда ощущался недостаток, на желудки, почки, сердце и другие субпродукты.

Плакаты, памфлеты и другие обращения через средства массовой коммуникации оказались, как это часто бывает, неэффективными. Даже хорошо подготовленные лекции, в которых подчеркивалась питательная ценность и дешевизна этих продуктов, предлагались рецепты и приемы приготовления, содержались призывы к патриотизму и объяснения необходимости сократить потребление продуктов для оказания помощи фронту, читаемые перед охваченными общим порывом аудиториями, оканчивались провалом. Реальное и воображаемое сопротивление со стороны домочадцев и укоренившиеся культурные нормы, касающиеся того, что именно едят и от чего получают удовольствие «люди, вроде нас», оказались препятствием, слишком серьезным, чтобы оно могло быть преодолено при помощи обращений чисто информационного характера.

После тщательных наблюдений и анализа сдерживающих сил и канальных факторов Левин предложил решение, заключавшееся в использовании небольших дискуссионных групп, состоящих из домохозяек, которых он не без основания считал ключевыми фигурами в принятии решения о том, какая еда попадет на семейный стол. В этих группах специально подготовленный ведущий делал краткое введение в проблему, побуждая затем их участниц просто поговорить о том, каким образом «люди, подобные вам», могли бы преодолеть те или иные препятствия (главным образом ожидаемые возражения членов семьи), стоящие на пути использования новых продуктов питания и имеющихся вариантов блюд. Позднее, перед завершением обсуждения, ведущий просил поднять руки тех, кто собирался попробовать некоторые из новых продуктов до следующего собрания группы.

Результаты были поистине впечатляющими. В то время как при помощи перегруженной фактами лекции удавалось добиться того, что лишь 3% присутствовавших подавали на семейный стол хотя бы одно из новых блюд, из числа домохозяек-участниц дискуссионных групп — на этот шаг отваживались 30%. Дальнейшие исследования показали, что методы группового обсуждения могут применяться в целях изменения множества похожим образом укоренившихся поведенческих привычек, связанных с лечением и уходом за детьми. Например, когда находящимся в родильном доме матерям, проживающим в сельской местности, в индивидуальном порядке советовали давать своим новорожденным младенцам рыбий жир, лишь около 20% из них пользовались этой рекомендацией в течение первоначального периода исследования. Но когда та же самая информация сообщалась в контексте дискуссионной группы, состоявшей из шести человек, число последовавших рекомендации возрастало более чем вдвое, достигая 45%.