Человек из тоннеля
Шрифт:
Алина Матвеевна не ответила.
– Ну хорошо, - примирительно сказал Годун.
– Будем считать этот вопрос исчерпанным. Остается кольцо с десятикаратовым, если не ошибаюсь, бриллиантом. Помнится, когда мы беседовали в июне, на вас не было этого кольца.
Губы Алины Матвеевны дернулись в усмешке, что не укрылось от Валентина.
– Я сняла его тогда, чтобы не вводить вас в заблуждение. Ведь в вашем понимании драгоценности носят только преступницы.
– Я так не думаю, но тем не менее жду объяснений.
– Мне нечего скрывать! Это подарок моей первой свекрови - реликвия досточтимого семейства
– Свадебный подарок?
– не отступал Годун.
– Геннадий еще не был моим мужем. Мы только встречались, а его маман всячески препятствовала этому, считая, что я неровня ее сыну.
– Чем же объяснить ее последующее расположение к вам?
– Сущим пустяком. Я забеременела, ее сынок испугался и потащил меня к знакомому гинекологу, который едва не отправил меня на тот свет. Достаточно сказать, что после этого я лежала в реанимации, и ни один врач ни за что не ручался. Это случилось в Приморске, куда тотчас же прилетела Редченко-маман, чтобы замять скандал. Вот так я получила это кольцо, взамен надежды стать когда-либо матерью. Пикантная история, не правда ли, товарищ капитан?
– Простите.
– Пожалуйста!
Валентин, не пропустивший ни одного слова Алины Матвеевны, пытался понять, насколько она искренна сейчас. Вопросы были для нее неприятны, но неизбежны. Очевидно, она понимала это и говорила если не всю правду, то значительную часть ее. Но чего-то безусловно не договаривала, и это тоже было понятно. Как ни странно, Алина Матвеевна производила приятное впечатление и как женщина - ничего наигранного, жеманного, все в меру, не исключая желания казаться оригинальной, привлекательной, - и как собеседник - умна, сообразительна, находчива. Вот только юмор ее несколько мрачноват. Впрочем, в ее положении веселые шуточки вряд ли были уместны.
Понимает ли она, чем вызван их визит? Очевидно догадывается: не случайно же сразу спросила о Нагорном. И спросила заинтересованно, взволнованно. Судя по всему, о происшедшим с ним в Сосновске не знает; скорее всего ей преподнесли какую-то иную, более-менее убедительную версию его исчезновения. Какие бы ни были у нее отношения с Редченко и Липницким, ни тот, ни другой не рискнули бы признаться ей в содеянном. Одно дело махинации с нарядами, другое - убийство, да к тому же человека, который многие годы был ей близок: не тот характер у Алины Матвеевны, чтобы двенадцать лет прожить с нелюбимым, постылым. Да и сейчас похоже, несмотря ни на что, Нагорный не безразличен ей.
Это надо иметь в виду.
Но для начала Валентин напомнил ей о Липницком.
– Меня об этом уже спрашивал, а вернее, допрашивал капитан Годун, Алина Матвеевна отбросила волосы от глаз.
– Я сказала тогда и повторяю сейчас, что не знаю никакого Липницкого.
– Но вы визировали наряд на железо для несуществующей организации.
– И об этом мы говорили с товарищем Годуном. Ежедневно я визирую десятки нарядов, доверяя руководителям групп, которые их готовят.
– Доверять, конечно, надо, но и контролировать необходимо.
– Виновата!
– Алина Матвеевна, я готов поверить в вашу искренность: многое из того, что вы сказали, похоже на правду. Но одно ваше утверждение не могу принять - что вы не знали Григория Борисовича Липницкого.
Он не раз бывал у вас по делам своего завода. Махинациями он занимался, если так можно сказать, попутно.– У меня ежедневно бывают десятки представителей всевозможных заводов, объединений, трестов. Я не могу помнить всех!
– Разрешите не поверить. Вы не могли не запомнить Липницкого. Правда, ему перевалило за пятьдесят, но он был весьма представительным, галантным, красноречивым.
– В этом кабинете все посетители становятся галантными, красноречивыми. Но я обращаю внимание - признаюсь - только на тех, кому до сорока. Пятидесятилетний мужчина пока что - не мой идеал.
– Значит, не помните?
– Не помню.
– Кто же, в таком случае, указал Нагорному на Липницкого как на инициатора махинации с фиктивной заявкой?
– Нагорному?
– растерялась Алина Матвеевна.
– При чем здесь Нагорный?
– Мне кажется, вы знаете, при чем.
Она опустила голову, принялась раскачиваться на стуле.
– Нагорный - мальчишка!
– глядя в пол, глухо сказала она. Тридцатилетний мальчишка с дипломом кандидата наук. Он знает, как оно должно быть, но не хочет понять, как оно есть.
– Оно - это распределение проката металлов?
– вступил в разговор Жмурко.
– И проката в том числе.
– А вы знаете, как оно есть?
– Досконально об этом знает только Бог!
– А может и Редченко?
– Может быть, но сомневаюсь. Когда Нагорный поднял тарарам из-за этого наряда, Редченко заметался, как угорелый...
Она осеклась, видимо поймав себя на том, что сказала лишнее.
– Считаете, что Нагорный должен был замять эту историю?
– Нет, почему же! У него свои принципы.
– Но они не совпадают с вашими?
Алина Матвеевна неопределенно повела плечами.
– Вас не обеспокоило исчезновение Нагорного четыре месяца назад? спросил Валентин.
– Обеспокоило. Но потом я узнала, что он уехал к какой-то женщине, в связи с которой состоял.
– А вам не показалось странным, что он оставил дома свои вещи и уехал в одном костюме?
Алина Матвеевна настороженно посмотрела на Валентина. Прошло с полминуты, пока она произнесла неуверенно:
– Михаил - своеобразный человек. Он всегда был равнодушен к вещам, к тому, как и во что одет. А потом я думала, что его неприязнь возросла настолько, что он готов пожертвовать чем угодно, лишь бы не встречаться со мной.
– Он дал вам повод так думать?
– Другого объяснения не было. А повод, вернее, причина, была и есть я старше его на пять лет. Раньше это было не так заметно, а сейчас... она невесело усмехнулась, - когда он приходил в наш главк, с ним заигрывали девчонки - секретарши, вчерашние школьницы. Где уж мне до них!
– Вы убедились в его неприязни и вчера вечером?
Алина Матвеевна растерянно посмотрела на Валентина, затем развела руками, попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось.
– Я была настолько удивлена его появлением, что не подумала об этом. А сегодня... Когда мы прощались, он вдруг обнял меня, поцеловал и сказал: "Уйдем вместе!" - Она снова развела руками и попыталась улыбнуться, а потом добавила, как бы оправдываясь:
– Он стал какой-то странный. Раньше таким не был.