Человек из зеркала

– Да нет, не лапша это. Я правду говорю, – обиженно хлюпнул носом Уфимский.

– Номер машины!

– У Петьки какой номер?.. Ну, есть номер… Озозин у него номер…

– Какой озозин? Что ты городишь?

– Ну, первая буква «о», потом цифры «три», «ноль», снова «три», потом опять буквы… В общем, озозин получается…

– Смотри, Витя, чтобы со мной озверин не случился… Откуда у Гарцева машина?

– Как откуда? У него всегда была машина.

– С озозином?

– Ну, номера другие. И машина другая. Он сейчас на «десятке». Угнал, говорит.

– Ладно, сейчас узнаем. Цвет машины?

– Ну, белый. Зима, снег, он для маскировки белую взял.

– Ты еще похохми здесь, хохмач! – одернул распоясавшегося Уфимского Шульгин.

Он достал из кармана телефон, позвонил Круче, объяснил ему ситуацию, попросил проверить указанный номер, назвал марку и цвет машины, взамен получил ценные указание, после чего продолжил допрос.

– Значит, на «десятке» Гарцев приехал?

– На «десятке». Сначала угнал, а потом приехал.

– Где угнал?

– В Москве где-то.

– И по Москве на угнанной машине ездит? Он что, больной?

– Ну, раньше нормальный был, неторопливый, а сейчас тронутый какой-то, нервный. Мне, говорит, бояться нечего. Если гаишники, говорит, остановят, оторвусь от них, а потом пешком уйду. Есть у него, говорит, коридор за границу, по нему, сказал, и уйдет. Ну, если вдруг менты навалятся…

– А чего раньше не ушел?

– Почему не ушел? Там он где-то отсиживался.

– Где там?

– А вот этого он не сказал…

– А про бабу, которую выслеживал, сказал?

– Ну, разговор за баб пошел, он сказал, что за одной бабой по пятам ходит. Ах, какая женщина, какая женщина! – сиплым булькающим голосом пропел Уфимский.

– На комплимент нарываешься? – одернул его Шульгин. – Что за баба, не говорил?

– Да нет. Сказал, что красивая, и все.

– А зачем он ее выслеживает?

– Он не говорил, а я не спрашивал. Он такой, если спрашивать начнешь, и ударить может.

– Когда он к тебе приехал?

– Вчера. Ночь переночевал, а сегодня утром уехал.

– А женщину когда выследить успел?

– Так это, он сначала выследил ее, а потом приехал. Обещал вернуться.

– Скажи мне, Витя, как он в твоем гадючнике ночевать мог?

– Так он не привередливый. Я ему в прихожей постелил.

Илья усмехнулся, легонько ущипнув себя за кончик носа. Прихожая в доме тоже захламлена, но здесь хоть не воняет так, как в комнате. Окна рассохшиеся, мороз с улицы задувает, но это не только холодит воздух, но и вытягивает из него неприятные запахи. К тому же от ржавого котла теплом веет.

– И нам постелешь, – то ли со вздохом, то ли со стоном сказал Шульгин.

Не хотел он оставаться в этом бомжатнике, но делать нечего. Илье тоже не надо было объяснять, что никакие лишения не должны помешать им устроить засаду на Гарцева. Вдруг он вернется к Уфимскому сегодня?

Глава тридцатая

На дворе стоял мороз, но небо было чистым, утреннее солнце светило ярко, своими лучами цепляло за душу, стаскивало с постели. Диана и рада была поскорей подняться, собраться и уехать к Сержу. Но нельзя ей суетиться. Пока Василий не уехал в свой офис, она должна оставаться в постели. Тем более что право у нее на это есть.

Вчера он вернулся домой поздно, трезвый и голодный. Был романтический ужин в сауне – с веничками, мочалками и прочими удовольствиями. Диана хорошо приняла на грудь, чтобы легче было перетерпеть это «прочее», и сегодня у нее похмелье. Не сильное, но все-таки.

– Ты сегодня куда-нибудь собираешься? – спросил Василий, поправляя перед зеркалом галстук.

Он-то доволен вчерашним вечером, а у нее на душе муторно, как вспомнит его ласки, так тошнотный ком к горлу подкатывает. И зачем, спрашивается, насиловать себя?

– Нет, а что?

– Вики сегодня не будет, а я бы не хотел, чтобы ты шлялась по Москве без телохранителя.

– Я сегодня никуда не поеду, – слукавила она.

А разве так не может быть, что сейчас у нее нет никаких планов, а потом они вдруг появятся? У женщин это запросто. Особенно если женщина скучает…

– И правильно… Я сегодня поздно приеду, встреча у меня деловая.

– Я так понимаю, протоколом жены не предусмотрены?

– Ты правильно все понимаешь.

– А любовницы?

Чупраков резко глянул на нее сквозь нахмуренные брови.

– Зачем ты это спросила?

Она не пыталась выдержать его взгляд, отвернула голову, но протестный запал иссяк не совсем.

– Ну а вдруг?

– Я тебя замуж не звал, – отрезал он.

– Это значит, что у тебя могут быть любовницы?

– Это значит, что в этом доме ты хозяйка, а дальше ограды свой нос не суй!

– Нет, если тебя тяготит наш брак, давай разведемся…

Диана должна была сказать это. Но вот она озвучила свою мысль, и так вдруг страшно стало, что глаза сами по себе зажмурились. И не наказания она боялась. Вроде бы и готова она была отказаться ради Сержа от всех благ, но почему тогда душа ушла в пятки?..

– Ты это серьезно?

Она не видела, как Василий смотрит на нее, но почувствовала его колючий взгляд. Как будто стеблем розы по ней стегнул…

– Если ты упрекаешь меня, то да, – выдавила она, осуждая себя за малодушие.

– В чем я тебя упрекаю?

– В том, что ты не звал меня замуж…

– Да, я тебя не звал замуж, но раз уж так получилось… Не будем ругаться, и тебе это не нужно, и мне.

Он снял с плечиков пиджак, но надевать его не торопился.

– Ты ничего не забыла? – спросил он, пристально глядя на нее.

И снова Диане стало противно. Ведь она будто загипнотизированная поднялась с постели, угодливо взяла у мужа пиджак и помогла его надеть.

– Спасибо. Но это было не обязательно, – с лисьей усмешкой на волчьем оскале сказал он. – Я хотел, чтобы ты пожелала мне удачи. У меня сегодня будет трудный день.

– Удачи тебе, дорогой! – пересиливая себя, улыбнулась она.

– Спасибо. Я очень рад, что у меня такая заботливая жена.

Чупраков оправил пиджак, шмыгнул носом и вышел из спальни. Диана не удержалась и показала ему вытянутый вверх указательный палец. Смелый, но жалкий жест. И настолько беспомощный, что ее затошнило от презрения к себе.