Человек, которого нет

Особая жесть в том, что в тот момент, в самом начале, где я вижу только свои руки, опирающиеся на край стола, я еще вполне в своем сознании, ясном. Но я сам подхожу к столу и опираюсь на него. Как будто спокойно и без суеты. Хотя поле зрения - с метр квадратный... Но я так... Надо видеть эти руки, их движения, хват. Ровно. Спокойно. Внутри как будто онемение.

Я не понимаю, что там происходит, я представляю себе очень мало причин, по которым я могу не оказывать сопротивления, хотя бы заведомо бесполезного. У меня нет цели выжить, мне все равно, что так какого же черта?..

О чем я боюсь думать, так это о том, какой выбор у меня был, между мной и кем, и что было потом, и что для него это было только отсрочкой, и я это понимал. Но по-другому все равно никак нельзя было, и правильно - только так. И я просто делаю так, как правильно.

Спокойные движения рук. Ровные края манжет из рукавов. Ледяные, картонные, негнущиеся губы. Улыбка. "Конечно, я".

Это все... вызывает желание от всего отказываться... Потому что это уж слишком. Это слишком много для меня.

Я. Не такой. Я очень простой, маленький и слабый.

Я готов был принимать себя - мирного журналиста. Но это - это уж слишком.

Я не могу в это поверить, и не могу от этого отказаться.

Хотя, конечно, Африка многое объясняет.

Но все равно как-то уж...

Выписки:

"Больше всего мы боимся не слабости своей. Наш глубочайший страх в том, что мы сильны сверх всякой меры. Именно свет наш, а не темнота сильней всего пугает нас. Мы спрашиваем себя: "Да кто я такой, чтобы быть таким блестящим, великолепным, талантливым и потрясающим?". Но в самом деле: почему тебе таким не быть?<...> Ваше притворство быть малым не служит миру. <...> И когда мы позволяем сиять своему собственному свету, то подсознательно даем разрешение сиять и другим. И если мы свободны от своего собственного страха, наше присутствие автоматически освобождает и других".

Нельсон Мандела

Разговоры на полях: Пара сантиметров

Он в очередной раз рассказывает про рукава пуловера и выглядывающие из них манжеты рубашки, сосредоточенно описывает цвет и фактуру тех и других, говорит: вот... на пару сантиметров, очень ровно.

– Ты так говоришь... Как будто это очень важно для тебя.

Да, это очень важно, соглашается он. Очень важно, что они лежат ровно. Это так должно быть. Манжеты из рукавов, очень аккуратно, на пару сантиметров. Как будто это единственное, что у меня оставалось.

Неокончательный диагноз: Так на так

Я не хочу знать, что они делали со мной, думает он. И усмехается тут же: я - хочу знать. Хочу знать всё.

Харонавтика : " Быть жертвой "

Сессия N15, 14 мая 2013

Лу начал с того, что рассказал, как несколько дней назад проснулся утром в движение - спал спокойно и даже, кажется, не снилось ничего, а пробуждался в это движение, в него. Как будто у него связаны руки, и он лежит на полу и пытается связанными руками бить стену, это бетонная стена, он пытается разбить ее связанными руками. Он уже проснулся, уже видит и понимает, что перед ним нет ничего, кроме белой мягкой спинки дивана. Но он кидается на эту бетонную стену, отчетливо ощущая свои чувства: ярость, бессилие. Он проснулся (не очень внятно, но все же), он видел спинку дивана, искусственную кожу - а тело ожидало столкновения с бетоном.

– Я, кажется, понял, как бывает, что люди с ПТСР душат жен. Я видел диванные подушки глазами, но мне стоило труда остановить тело, и то, оно все еще пыталось продолжить, как будто отдельно от меня... Но тут уже партнер меня перехватил.

– Давай посмотрим на эти чувства, посмотрим в этот момент, что там.

Лу не смог пройти далеко: такой страх, протест и невозможность что-то изменить, что он задыхался там. Он не мог сказать "стоп", не мог, как обычно в таких случаях, поднять руку. Он задыхался от невыносимости и яростно махал рукой: остановись!

Его трясло. Он растерянно смотрел на М. и спрашивал с огромным недоверием: как это возможно, чтобы быть настолько раздавленным страхом - и принимать решения, осмысленно действовать? Соображать насчет своих ценностей, делать выбор под действием чего-то, кроме страха?

Когда М. предложила пойти туда снова, он еле сдержался от того, чтобы послать ее на три буквы. Впрочем, она видела его порыв, и они сказали друг другу об этом.

Он говорил про стыд, огромный стыд.

– Мне стыдно, что я ничего не мог изменить.

– Кто мог бы изменить там что-то?

– На моем месте?
– переспросил Лу.

– Да.

– О, - сказал он.
– Бэтман.

Смеялись.

– А чего же стыдно, если никто не мог бы?

Он попытался увернуться от разговора о стыде. Забалтывал, уводил в сторону, телом отстранялся, как мог. М. обратила его внимание на происходящее.

– Ты защищаешься, кажется, всеми доступными способами.

– Вижу. Что же такое надо сделать с человеком, чтобы вот так?

– Где ты чувствуешь стыд? Где он в твоем теле?

Лу замялся, вроде попытался прислушаться к телу, но вскоре поднял растерянный взгляд:

– О чем ты спросила?

Так он переспрашивал несколько раз, снова забывал, снова спрашивал, смеялся над своей забывчивостью и снова забывал. (Потом, записывая свой обычный отчет о сессии, обнаружил, что не помнит вопроса М. Напрягшись, он смог вспомнить, но едва попытался записать - забыл. После нескольких неудачных попыток ему пришлось написать М. и попросить подсказки.)

– Где в теле стыд?
– переспросил он в очередной раз. Закусил губу, подышал через нее.
– Не знаю почему, но сейчас все нормально. Устал.

– Где усталость?
– перехватила его М.

Усталость была в руках, и чуть погодя он заметил ее также в щиколотках и чуть выше. Вспоминал про пытки, когда человека привязывают руками и ногами к ножкам стула... и еще про то, как связывают, так, что при попытке распрямиться - душишь себя. Вспомнил Кима. Но не мог сказать это вслух.

М. смотрела на него внимательно.

– Ты выглядишь усталым, бледным... Пыльным. Как будто очень уставшим, как после тяжелой работы. Как будто сейчас заснешь. Встань, походи.

Выбираться из усталости было неохота, хотелось плыть в ней. Но Лу встал, прошелся по комнате, выпил воды из бутылки, развернулся с ней и увидел часы. Расстроился: больше половины времени прошло, а он никуда не пришел и ничего не добыл.

– Ты еще и жадный!

И он снова принялся забалтывать все это. И сердился, что ничего не может сделать, не может пройти туда.

М. сказала, знаешь, что ты делаешь? Ты протаптываешь дорожку туда. Не везде можно пройти так чтобы раз - и там. С гиканьем, кавалерийской атакой. Мачо с ранчо...