Человек, который открывал окна

– Почему страшно? – Лукьяненко подалась вперед.

– Не знаю… Просто так сказал. Не суть.

– Я так понимаю, с родителями вы не пообщались. – Елена решила перевести разговор на более важную тему.

– Нет, – Марк медленно помотал головой из стороны в сторону.

– Почему вы им не позвонили? – Ей показалось, что сейчас для этого вопроса настало самое подходящее время.

– Знаете что, Елена, – Марк осекся, на глазах его проступили слезы. На удивление Лукьяненко, пациент принял вид крайне взволнованный и даже решительный, – на самом деле, я хорошо понимаю, чего вы от меня добиваетесь. – Он пристально посмотрел ей прямо в глаза. – Очень хорошо понимаю. Вы хотите помочь мне прожить последние месяцы жизни как можно лучше, как можно счастливее. Вы хотите помочь мне понять себя, свои страхи, комплексы. Возможно, даже хотите помочь мне обрести новые мечты, цели в жизни. Вы не хотите, чтобы я был одинок, чтобы я мучился от неспособности самостоятельно ухаживать за собой. Вы видели, что происходит с людьми ближе к концу, вы с этим знакомы не понаслышке, вы знаете, насколько это тяжело, а потому всячески хотите мне помочь. Спасибо вам за это. Правда, спасибо. – Елена вдруг почувствовала, что ей тоже хочется расплакаться – настолько проникновенно и искренно говорил ее пациент. Она старалась держать себя в руках. – Но все это… вся эта терапия… Мне кажется, она ни к чему не приведет.

Когда я узнал свой диагноз, то всю ночь провел в раздумьях. И единственным вопросом в моей голове было: «Зачем?» Остается жить всего год. Как другие поступили бы на моем месте? Одни бы продолжали работать, другие – отправились бы в путешествие, третьи, как и вы мне советуете, обратились бы к семье за утешением и поддержкой. Но зачем все это? Зачем делать что-то, спрашивал я себя, если конец неизбежен и вот-вот наступит? И тогда я внезапно понял – а нет никакого диагноза. Точнее, он есть, есть и болезнь, но исход… Он не появился из ниоткуда. Он был всегда. И он всегда был неизбежен и близок. На самом деле мы все смертельно больны от рождения.

Когда я осознал это, то почувствовал, как с глаз спала пелена. Я жил в мире иллюзий. Я думал, что построил жизнь вокруг себя, словно город в пустыне. Но то был не город, а мираж. Диагноз открыл мне глаза. Нет никакого города, есть только пустыня. Все мечты и цели сгорают здесь, обращаются в пепел. В этой пустыне ничто не может существовать. Только песок и горячий, как огонь, воздух. И, что страшнее всего, мы одиноки в этой пустыне. Вышли из небытия, блуждаем по жизни, а после погружаемся во мрак. И ничто этого не изменит.

Я вдруг понял, что все мои стремления, цели, мечты – это такие глупости. Смешно и стыдно думать о них. Но они помогают нам забыться. О да! Люди на все готовы, лишь бы не думать о конце. Напейся, обкурись, закопайся в работе, нарожай детей, придумай себе как можно больше забот. Но на самом деле мы делаем все это ради одной единственной цели – чтобы забыть о смерти. Чтобы забыть о том, какие мы слабые и одинокие, и что сам мир – это лишь огонь и песок. Нет ни любви, ни ненависти, ни добра, ни зла. Нет ничего. Лишь голая пустыня, покрытая пеплом.

Елена вцепилась руками в подлокотники кресла. Отчаяние. Меланхолия. Депрессия. Она уже сталкивалась с подобным, но не так часто, чтобы относиться к этому равнодушно. Елена испугалась, что этот мальчик – а в ее глазах Разладин выглядел сейчас именно беззащитным ребенком, – окончательно потеряется во мраке, причем заведет себя туда сам. Психолог оторвала руки от подлокотников, судорожно схватилась за пишущую ручку и, крепко сжав ее пальцами, перешла в нападение, не дав Разладину опомниться.

– Марк, вам не стоит так обреченно смотреть на мир. Близость смерти искажает ваш взгляд на жизнь. Такое бывает. Сейчас вы видите вокруг только плохое, только негатив. Но в жизни много хорошего. Мир – это вовсе не пустыня. Не огонь и песок, как вы выразились. В жизни, даже самой простой и обыденной, есть много чудес – вполне реальных и осязаемых. Вы сердцем почувствуете, когда встретите их. Не отворачивайтесь от них, не закрывайтесь. Да, я хочу вам помочь – насколько это в моих силах. Но, по правде говоря, главная цель терапии – заставить пациента помочь самому себе. Иначе ничего не получится. Ваша жизнь в ваших руках, Марк. Вы вполне можете на нее влиять. Поймите это! Если вы сами себе не поможете – никто вам не поможет.

Елена глубоко вздохнула. Она сильно расчувствовалась после монолога Разладина и злилась на себя: непрофессионально давать волю эмоциям во время сеанса. Ей нужно быть предельно собранной и внимательно следить за поведением пациента. Тут же она сама чуть не сорвалась. Нехорошо.

– Возможно, вы правы, – неожиданно для Елены согласился Разладин. – Но все же не думаю, что я многое могу изменить. В моем положении выбор невелик…

– Есть вещи, на которые вы по-прежнему способны влиять не меньше, чем раньше.

– Имеете в виду отношения с семьей?

– В том числе. Я бы сказала, что это на первом месте.

Марк спрятал лицо в ладонях. Он тер пальцами щеки, скулы, брови и виски и о чем-то усиленно думал, зажмурив глаза.

– У меня в понедельник обследование в больнице, – наконец прервал он затянувшееся молчание. – Будет более ясная картина по динамике развития болезни. Весь день пропущу. Но во вторник планирую выйти на работу несмотря ни на что.

– Буду ждать от вас новостей в среду. Но если вы почувствуете себя плохо, почувствуете сильное душевное расстройство из-за возможных неприятных новостей, не мучьте себя, Марк. Вы можете позвонить мне, и я проконсультирую вас дистанционно. Договорились?

– Да, хорошо, – ответил Разладин, думая, что вряд ли позвонит Лукьяненко, даже если новости будут совсем плохими.

– Но все-таки советую вам настраиваться на лучшее. Боритесь, пока у вас есть такая возможность.

– Конечно, – безучастным, равнодушным тоном произнес Марк. – Поживем – увидим, – подытожил он, стоя на пороге кабинета.

В понедельник утром Разладин отправился в больницу. План был следующий: сдать анализы, пройти ряд процедур, показаться специалистам и получить результаты обследования, проведенного две недели назад. На все про все у Марка ушло около пяти –шести часов, после чего он вновь оказался в кабинете у своего терапевта.

– К сожалению, картина неутешительная. Результаты анализов не вселяют оптимизма, – устало проговорил доктор. Это был взрослый мужчина с вечно серьезным лицом и грустными глазами.

Он принялся подробно объяснять Марку, как будет развиваться болезнь. Из всего, что сказал врач, Марк понял две вещи. Первое – резкое ухудшение его физического состояния может начаться уже через месяц. Скорее всего, в декабре придется переехать в больничную палату. Второе – вопреки первичному прогнозу, жить ему осталось не так долго. Доктор откровенно признался, что исход может наступить в конце зимы.

Разладину стало нехорошо. Он тяжело задышал, сильно вспотел, в панике попросил открыть окно. Врач отправил Марка в процедурный кабинет, где его уложили на кушетку и поставили капельницу с дозой успокоительного. Немного отдохнув, Разладин вернулся к доктору в более уравновешенном и спокойном состоянии. Врач долго и терпеливо отвечал на вопросы пациента. Марк тщательно записывал слова доктора в блокнот и не стеснялся по десять раз переспрашивать непонятные моменты. Они просидели в кабинете до самого вечера. В конце приема врач прописал Разладину ряд недешевых препаратов, которые помогут справиться с некоторыми симптомами и позволят легче перенести последние дни жизни.