Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Человек находит себя (первое издание)
Шрифт:

Воспользовавшись тем, что к станку подошел явившийся на смену Любченко и Ярцев обратился к нему, Костылев, круто повернувшись, стремительно пошел прочь, как будто его ждало самое неотложное дело. Он влетел в конторку и плюхнулся на стул. Выдернув чуть не весь ящик письменного стола, он достал папку сменных заданий и, просмотрев сводку смены Озерцовой, стукнул кулаком по столу так, что на счетах звякнули косточки.

Остервенело тыча пером в чернильницу, которая отъезжала поэтому все дальше и дальше, роняя на стол жирные фиолетовые кляксы, он стал заносить в чистый бланк злые, пляшущие цифры.

Перо не слушалось. Оно цеплялось за бумагу, разбрызгивая озорные фонтанчики. Он изорвал в клочья испорченный бланк, принялся за второй…

В конторку вошел Любченко. Костылев обратил внимание на его торжествующий взгляд.

— Значит, теперь прижим Серебрякова вы разрешили? — спокойно спросил Любченко.

Если бы зрачки Костылева обладали способностью жечь, переносица Любченко, наверняка, задымилась бы. Начальник цеха выбросил вперед руку со сменным заданием таким жестом, как будто в ней была шпага, которой он пронзал сменному мастеру горло.

— Вот. Возьмите и приступайте к работе, — приглушенным от злобы голосом сказал он.

Пробежав глазами задание, Любченко вышел. Хлопнула дверь.

— Ррразрешил!!! Черт бы вас побрал! — свистящим шепотом произнес Костылев в пространство. — Черт бы вас побрал с вашим прижимом, бездельники!

Вставая, он толкнул стол. Отъехавшая на самый край чернильница упала на пол.

В цехе уже останавливались станки. Оттуда слышались оживленные голоса, чей-то смех.

Прислушиваясь, Костылев тупо глядел в пол, на котором медленно расплывалось чернильное пятно.

6

Костылев ждал, что вся эта история закончится для него обычными в таком случае неприятностями: вызовут к директору или к главному инженеру, взгреют, может быть, запишут выговор в приказе (это было бы самым неприятным) или (по меньшей мере) «поволокут» на фабком и «пропесочат» по профсоюзной линии.

Напряженно размышляя над непонятным поведением Ярцева и сопоставляя его с тем, что возле станка был еще и Тернин, Костылев решил, что все это явный подвох. Пусть даже Ярцев, в самом деле, тогда еще ничего не знал, но ему все равно расскажут историю со всеми подробностями, и тогда…

Но слишком далеко вперед Костылев заглядывать остерегался. Однако на всякий случай он решил изменить тактику. Следовало поослабить давление на Озерцову, временно снять перегрузку, а там видно будет.

— Неправда, все равно согнем! — успокаивал он себя, обдумывая план новой атаки.

Не дожидаясь, когда его вызовут, Костылев «пересмотрел» нагрузку между сменами, распределил ее более равномерно, несколько облегчив, однако, для Шпульникова. Задания для смен Озерцовой и Любченко стал давать одинаковыми по объему. Он ждал вызова каждый день и про запас приготовил «веские» оправдательные объяснения, но, странное дело, его никто не беспокоил.

В цехе бывали и Гречаник и Токарев, часто заходили Ярцев, Тернин; никто из них не обмолвился и словом о случившемся. С начальником цеха все говорили обыкновенно, как всегда. В общем, все было тихо и спокойно. И вот это-то «затишье» и тревожило Костылева больше всего, заставляло настораживаться.

Он не знал, что «история с прижимом» уже известна его начальникам. Ярцев в то же утро рассказал о ней Токареву.

— Я тогда говорил

тебе, Михаил, что этот тип мне не нравится, — напомнил Ярцев, рассказав все.

— А я, помнится, не заявлял, что без ума от его качеств, — ответил Токарев, записав кое-что из услышанного в свой блокнот. Он решил: пускай Костылев пока останется на своем месте.

— Определить действительную ценность этого человека, — сказал Токарев, — мы можем, лишь рассмотрев его хорошенько со всех сторон, это самое главное. А решить, что с ним делать, на это труда много не нужно…

Вполне возможно, что, если бы этот разговор стал известен Костылеву, все последующие события в смене мастера Озерцовой приняли бы иной оборот.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Во второй половине августа на фабрике создалась особенно напряженная обстановка.

Правда, к исходу первой декады сырьевая проблема была почти решена. Бригада Горна, хоть и основательно задержалась в Ольховке, дело свое сделала: вторая лесопильная рама была, наконец, пущена. Платформы, груженные досками, с лесозаводской ветки стали регулярно поступать на фабричную территорию. На лесобирже закипела жизнь. Сушильные камеры заработали с полной нагрузкой. Раскройный цех трудился день и ночь. Запасы заготовок для станочного цеха увеличивались… Сложность обстановки была в другом: в цехах начали вводить рабочий контроль.

Токарев считал, что систему надо вводить сразу во всех цехах и сменах.

— Не по чайной ложечке, как микстуру, глотать, — заявил он на совещании руководителей участков, цехов и смен, — а на операционный стол, и всё. Сразу переболеть.

Гречаник, наоборот, стоял за постепенное введение контроля, за проверку его на опыте какого-либо одного цеха или даже смены.

Его поддержал Тернин:

— Черт его знает, товарищи, — нерешительно проговорил он, — не запороться бы нам враз-то, а? Главное, насчет заработков боязно; сдельщикам это моментально по карману стукнет, жалобы пойдут. В одной бы смене вначале надо, считаю…

— Осторожность, Андрей Романыч, дело хорошее, — вмешался Ярцев, — только со смыслом. Во-первых, по карману стукнет только бракоделов. А во-вторых, разве тебе не кажется, что, если система будет введена везде, можно такое соревнование за качество между цехами и сменами организовать, что любо-дорого! Как скажешь?

— Да так-то оно так, — согласился Тернин.

Мнения разделились. В конце совещания Токарев объявил, что право скомандовать остается за ним, и отпустил людей, а Ярцева попросил оставить коммунистов.

— Прежде чем мне издать приказ, критикуйте мою позицию, — сказал он. — Взвесим еще раз. Вначале я сам думал начать с одной смены, даже Озерцову, помнится, предупредил, а позже обдумал и решил по-другому…

Говорили еще довольно долго, и большинство согласилось с Токаревым. Приказ он издал в тот же день.

Вечером изрядно подвыпивший Ярыгин, встретив на улице Степана Розова, который шагал под руку с Нюркой Боковым, остановил его и, поймав высохшими пальцами малиновый галстук Степана, пригибал его голову к самому своему лицу, дышал на него парами политуры и пророчествовал заплетающимся языком.

Поделиться с друзьями: