Человек не сдается

Подошла к столу, с уголка придвинула к себе стопку тетрадей, исписанных таким знакомым, родным почерком. Это были конспекты Петра, привезенные из училища. Бездумно перелистала верхнюю тетрадь, остановила взгляд на какой-то странице, заметив, что слово "надломленный" написано с одним "н". Взяла в стакане карандаш и, исправив ошибку, жирно подчеркнула ее.

За спиной в голос, по-бабьи рыдала Анастасия Свиридовна. Брызнули скупые слезы и из глаз Любы. Она тут же вытерла их, присела на стул, не зная, что делать дальше, о чем говорить с этой некрасивой, но такой сердечной женщиной.

– А он-то, бедненький, как убивался по тебе!

– причитала Анастасия Свиридовна.
– Я и комнату приготовила, двуспальную кровать поставила...

– Это Петя так распорядился?!
– с горечью улыбнулась Люба.

– А то кто же? Ты ведь невеста ему... И нет вам счастья - молоденьким да славным... Только жить да жить бы...

– Невеста...
– тихо повторила Люба, как бы прислушиваясь к звучанию этого чистого, весеннего слова - "невеста".

Вскоре Анастасия Свиридовна провожала Любу. Вышли на улицу, остановились у калитки. У двора напротив Аня Велехова - гибкая и подвижная - складывала в "эмку" чемоданы и узлы. Шофер ведерком наливал в радиатор воду, готовясь в дальнюю дорогу.

Увидев Анастасию Свиридовну, Аня кинулась к ней:

– Петя не приезжал?! Ничего от него не слышно?..

Люба настороженно посмотрела на девушку, затем перевела вопросительный взгляд на Анастасию Свиридовну.

– Нет, не приезжал, - ответила та.
– Это соседка наша, - пояснила она Любе, указывая на Аню.
– Дочка Велехова - начальника военных дохторов. А это, - обращаясь к Ане и кивая головой на Любу, - невеста моего квартиранта... Не довелось встретиться...

– Невеста Пети?
– не то с испугом, не то с крайним удивлением прошептала Аня. Она критически оглядела Любу.
– Ты... вы его невеста?..

– Да, невеста!
– вызывающе ответила Люба, уловив в словах Ани не праздное девичье любопытство. После некоторого раздумья добавила: - Была невеста, а теперь вот... жена.

"Бреши, бреши!" - усмехнулась про себя Анастасия Свиридовна, догадавшись о тревоге Любы и смятении Ани, глядя на последнюю с сожалением.

– Так, значит, это он вас вчера собирался встречать?
– заметно побледнев, допытывалась Аня.

– А то кого же?
– Люба не сводила с Ани откровенно враждебного и чуть торжествующего взгляда.
– Конечно, меня.

Так они и расстались. Не успев познакомиться, уже ненавидели друг друга. Никто из них не подозревал, что расстаются ненадолго и что это внезапно родившееся чувство очень скоро, так же внезапно, пройдет и сменится другим, но самой дорогой ценой заплатит одна из этих милых девушек за то новое чувство...

Машины с ранеными стояли в узком переулке, в тени высоких ясеней. В кузовах остались только лежачие и те, кто не мог передвигаться, да в передней машине - женщина с шестью ребятишками. Все остальные разбрелись по ближайшим дворам, сидели на завалинках. Ильчанские женщины, девушки, старики угощали раненых молоком, медом, пирогами, расспрашивали о боях у границы, все еще не веря, что враг вторгся в пределы Белоруссии.

Когда Люба подошла к машинам, ее окликнул младший политрук Морозов:

– Сестрица, просьба у меня к вам.

Люба подошла к Морозову, который сидел на подножке кабины грузовика и, прислонив свою перебинтованную голову к дверце, с трудом откусывал и жевал хлеб с маслом.

– Беспокоят раны?
– участливо спросила Люба.

– Рука терпимо, а голова... Жевать трудно. Но это ничего, усмехнулся он.

– В жару пить меньше буду хотеть... Просьба у меня к вам: напомните военврачу насчет штаба дивизии. Я ему уже говорил. Дело у меня туда.
– И Морозов поправил на коленях сумку от противогаза, в которой было спрятано знамя бригады.

– Он еще не возвращался?
– спросила Люба о Савченко.

– Вон в тот дом недавно зашел.

Люба направилась к дому с высоким крыльцом. Поднялась по ступенькам, прошла по пустому коридору и остановилась у полуоткрытой двери, из которой доносился разговор.

Заглянула в кабинет и увидела в кресле за столом моложавого капитана - щеголеватого, важного, с черными усиками и бакенбардами на самодовольном лице. Это был капитан Емельянов. Перед ним стоял Виктор Степанович Савченко и взволнованно доказывал:

– Мне надо обработать раненых и запастись на дорогу продуктами. Вы же старший сейчас в гарнизоне. Возьмите медикаменты в аптеке, а продукты в магазине!

– А денежки? Кто денежки будет платить?
– Капитан Емельянов ехидно сощурил глаза, нагловато улыбнулся.

– Какие там денежки?!
– Савченко сердито махнул рукой.
– Завтра немцы здесь будут. А у меня раненые!

Лицо Емельянова вдруг побагровело, глаза остекленели.

– Что-что?!
– прохрипел он и, вскочив на ноги, схватился за пистолет.
– Панику сеете в близком тылу Красной Армии? Слухи распускаете? Пораженческие настроения?! Предъявите документы!

Савченко с горькой усмешкой подал удостоверение личности.

– Ну вот, военный врач третьего ранга, а такие разговорчики!
– важно хмурился Емельянов, листая документ.
– Кишка тонка у немцев, чтобы заставить нас потесниться. Да мы им как наступим на мозоли, вмиг опомнятся. А там, глядишь, и международный пролетариат зашевелится. Через три месяца в Берлине будем!

По коридору заухали чьи-то шаги, и Люба, поймав себя на том, что подслушивает чужой разговор, решительно зашла в кабинет. Хотела передать Савченко просьбу раненого младшего политрука и напомнить о комплекте красноармейского обмундирования для себя. Как-никак она же медсестра.

Но сказать ничего не успела. Вслед за ней стремительно вошел запыхавшийся незнакомый лейтенант в запыленном комбинезоне. Представившись офицером связи, он доложил:

– Товарищ капитан, срочный приказ...

– Слушаю, - насторожился Емельянов.

– Готовьте гарнизонное хозяйство к эвакуации...

– Как?!
– не поверил своим ушам капитан.

– Прут немцы, - хмуро пояснил офицер связи.

Наступила тишина. В ней родилось вначале тихое, прерывистое урчание моторов, затем оно усилилось, стало нарастать. На Ильчу шли самолеты.

Шестерка немецких бомбардировщиков плыла в вылинявшей голубизне неба. Над местечком она выстроилась в цепочку, и вдруг передний самолет сорвался в крутое пике. За ним - второй, третий... Стенящий свист бомб... Тяжело охнула земля под первым ударом, стряхнув с себя и превратив в груду развалин деревянный дом над речкой. Затем застонала под серией новых взрывов.

По магистральной улице неслась "эмка". Это шофер военврача Велехова пытался вывезти из-под бомбового удара его дочь Аню, замешкавшуюся в местечке. Вдруг впереди машины взметнулся столб земли. "Эмка" вильнула в сторону, взвизгнула тормозами и завалилась в кювет. На руль безжизненно упала голова сраженного насмерть шофера.