Человек не сдается
Шрифт:
– Подвинься, чего разлегся!
– Приехали, вставай!
– Не храпи, дьявол, немца накличешь!..
Было заметно, что все подбодрены решительной командой и уверенным голосом полковника, который между тем продолжал распоряжаться:
– Интервал триста метров, по одной машине, первая машина - вперед!
К удивлению Маслюкова, Маринина, Лоба, в первых машинах оказались люди, в кабинах сидели шоферы. Где же они были раньше?
Один за другим уходили в ночь грузовики. Колонну больше не обстреливали. Уехала пятая машина. Полковник и командиры, прибывшие
Вдруг впереди затрещали выстрелы, раздались вопли, вспыхнул свет фар. Яркая полоса света вырвала из темноты бегущих людей.
Грянул пушечный выстрел, свет потух, и вместо него костром загорелась машина.
Снова онемело, застыло все в колонне. Тысячи глаз напряженно устремились вперед, на пылающий грузовик.
– Отставить заводить моторы!
– скомандовал с металлом в голосе старший батальонный комиссар Маслюков.
– Снять пулеметы! Окопаться...
Команду эту передавали от машины к машине. Услышав ее, полковник забеспокоился:
– Кто приказал?! Очередная машина, вперед!
Но водители видели пылающий впереди костер. Боясь, что их машины может постигнуть такая же участь, и получив приказ "своего" комиссара, они решили уйти от глаз крикливого незнакомого полковника. Кабины грузовиков опустели.
Из темноты к колонне приближалась человеческая фигура. Через минуту перед Маслюковым, Марининым, Лобом и другими собравшимися в голову колонны командирами и политработниками стоял окровавленный красноармеец. Из рассеченной осколком головы хлестала кровь.
Пока бойца перевязывали, он хриплым, простуженным голосом рассказывал о случившемся:
– ...В первых четырех машинах были фашисты. У танков своих остановились, гады! А когда мы подъехали, вскочили на подножки нашей машины, наставили автоматы, кинжалы и шипят: "Ни звука, слезайте, оружие оставляйте в кузове". Готовились, гадюки, следующую машину встречать. А наш шофер молодец: как дал газ - и в сторону. Мы стрелять начали. Тогда танк, который стоит посреди дороги, выстрелил из пушки. Многих побило, а машина горит...
– А что на это скажет полковник?
– недобро спросил Маслюков, оглядываясь вокруг.
Но... полковник со своей свитой куда-то исчез. Командиры недоуменно и встревоженно переглянулись. Маслюков приказал:
– Всем разойтись по колонне. Проверить готовность пулеметов. Занять круговую оборону... Кто знает артиллерию?
Отозвался Маринин, который перед тем, как попасть в военно-политическое училище, был курсантом полковой артиллерийской школы.
– Сколько орудий в колонне?
– Видел четыре пушки. Может, в хвосте еще есть, - ответил Петр.
– Проверь и прикажи приготовиться на случай нападения танков. Через полчаса собраться у моей машины.
18
Зримая, непосредственно ощутимая опасность не так страшна, как неизвестная. Только не допустить паники в минуту, когда враг - вот он, вот!.. Не допустить, чтобы кто-нибудь побежал от колонны, остановить первого же, бросившего вопль малодушия. Солдаты должны чувствовать,
что не каждый из них сам по себе, а что есть железная, направляющая рука, есть командиры, которые знают, как нужно поступить даже в такой трудной, страшной своей непонятностью ситуации.И паники не допустили. Вовремя, без истерики поданная команда, приказание, близость командиров сделали свое дело. Колонна начала готовиться к обороне. Надо было переждать ночь.
К тому же это - пятые сутки войны. Бомбежки и обстрелы, слухи о прорывах и окружениях, немецкие диверсанты и ракетчики уже были не в диковинку.
Командиры, политработники, интенданты разошлись по колонне.
Петр нашел машины, буксировавшие пушки. Из кабины одного грузовика вышел младший лейтенант и представился:
– Младший лейтенант Павленко. Временно командую второй батареей семьсот пятьдесят четвертого полка!
Маринин сообщил ему, что прислан старшим в колонне начальником, и приказал собрать командиров орудийных расчетов. Через несколько минут артиллеристы узнали, что ожидается нападение немецких танков.
Младший лейтенант Павленко взял инициативу в свои руки. Он указал сержантам места огневых позиций, решив поставить две пушки впереди колонны, а две - справа. Слева же колонну защищали лес и болото...
Вскоре все разосланные Маслюковым по колонне опять собрались у "эмки" начальника политотдела. Отошли на обочину дороги и улеглись на траве. Начали докладывать Маслюкову о проделанном. Младший политрук Полищук Сергей Иванович, помощник начальника политотдела по работе с комсомольцами, белозубый, чернобровый красавец, рассказал, что люди, пришедшие с полковником - отличить их легко по автоматам и брезентовым ремням на гимнастерках, - заглядывают в кузова машин, распространяют панические слухи. Полищук подозревает, что все они переодетые фашисты, бывшие белогвардейцы и сейчас присматриваются к нашему оружию, оценивают наши силы...
У пушки, которую недалеко окапывали артиллеристы, послышался шум.
– Поставь орудие на левую сторону!
– требовал чей-то голос.
– Зачем? По воробьям стрелять?
– Это возражал сержант, командир орудия.
– Со стороны леса танки не подойдут, товарищ младший лейтенант.
– Не рассуждать! От имени полковника из штаба армии приказываю: сейчас же перетащить орудие на левую сторону! Я адъютант полковника!
Младший политрук Лоб торопливо поднялся и побежал к орудию.
– Ты кто такой?
– грозно спросил он и, не дожидаясь ответа, твердо приказал: - Руки вверх! Брось автомат!
Младший лейтенант испуганно вытаращил глаза, скосил их на поднятый пистолет. Вдруг он шарахнулся в сторону, и железная дробь автоматной очереди разбудила задремавшую колонну.
Крутнулась земля под ногами Лоба, стала дыбом вместе с колонной, с мечущимися рядом людьми и тупо ударила по голове...
А младший лейтенант продолжал стрелять. Веером разлетались стремительные светлячки трассирующих пуль, кусали борта машин, секли стекла кабин, уносились в звездную глубину неба.