Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря»
Шрифт:
– Напрямую – нет. Но я подозреваю, что, если не соглашусь, у меня могут быть крупные неприятности.
– Хорошо, что вы нам об этом сообщили, – улыбнулся Валера. – Теперь это наша забота. Разумеется, если вы захотите нам помочь. И даже, повторяю, не нам, а людям, которые попали в беду.
– И здесь шантаж… – пробормотал я.
– Ни в коем случае! – запротестовал Валера. – Просто есть такое понятие, как статус человека. Особенно у нас, в России. Не мне вам объяснять, Лёня. Одно дело защитить просто гражданина и совсем другое – гражданина, которого родина просит об оказании серьёзной услуги. Звучит цинично, понимаю, но такова жизнь.
– То есть я могу на вас рассчитывать? Не получится так, что я пойду навстречу, как вы говорите, родине, а родина в вашем лице от меня отвернётся в тот самый момент, когда помощь потребуется уже мне?
– Обижаете, Леонид Вла…
– Бросьте, – махнул я рукой. – Вам привести примеры? К
– Вы не ошибаетесь, – твёрдо сказал Григорий.
– Тогда рассказывайте, – предложил я и снова потянулся к сигарете. – Я, конечно, не доктор Айболит, но, если смогу – помогу.
Хочется прерваться. То ли для себя, то ли для неизвестного мне читателя (неизвестно также, будет ли он вообще когда-нибудь, читатель, у этой рукописи). Перечитывая написанное, я понимаю, что получаются не мемуары, а нечто вроде романа, художественного произведения. Впрочем, так я и задумывал в самом начале. Но возникает вопрос. Если когда-нибудь эти записки всё же увидят свет… Ведь чуть ли не двести лет прошло от тех событий, что я здесь описываю, до сегодняшнего дня Земли! Поймёт ли современный житель нашей планеты или – не будем брать так широко – просто современный русский человек эти записки? Отзовётся ли на них его сердце? Или они будут интересны лишь немногим специалистам-историкам, изучающим период развития человечества в конце двадцатого – начале двадцать первого веков? Вот оно, пресловутое авторское честолюбие! А, может, я просто и сам не знаю, чего хочу? Если писательской славы и признания, то нужно возвращаться на Землю навсегда, заканчивать рукопись, нести её в издательство и следить за тем, примет ли книгу читатель. Но я не могу жить на Земле постоянно. Я давно отравлен бродяжничеством по временам и пространствам. Я слишком много знаю и слишком долго живу, чтобы принять судьбу обычного человека. Пробовал уже – не получилось. Раскрыть инкогнито и признаться, что Человек-Т – это не миф и не легенда, а вполне реальное человеческое существо? Да, конечно, на Земле сейчас уже не те жестокие порядки, что были в пору моей молодости. Практически исчезли войны (мелкие и крайне редкие вооружённые межэтнические и религиозные стычки – не в счёт), поутихли в своих амбициях крупные дельцы и политики, подросли в цивилизационном отношении обычные граждане. И вообще, Земля состарилась и поскучнела. Космос же молод, велик, богат и вполне доступен. Чего же делить на планете-матери, если всё, что нужно, можно взять за её пределами? Но я уже, наверное, привык жить вне Земли. Так старый холостяк отвергает саму возможность женитьбы на любимой женщине из-за того, что не в силах поменять сложившийся годами и десятилетиями образ жизни. Вот и я, наверное, не могу. Или устал. Или боюсь. Или просто не знаю, что мне делать дальше и как дальше жить. Прошлое известно, будущее предсказуемо, настоящее неуютно. Господи, я стольким помог в этой жизни, но кто поможет мне…
– Значит так, – сказал Валера и впервые за всё время нашего общения с его губ сошла неизменная полуулыбка. – На Международной комической станции «Альфа» сегодня ночью случилась беда. Вы новости утром смотрели?
– Нет, – покачал я головой. – Когда бы? Сначала господин мафиози пришёл, потом вы…
– Ваш брат-журналист во всех информационных мировых агентствах, газетах, на телевидении и прочих средствах массовой информации уже в курсе, – он посмотрел на часы. – Без трёх двенадцать. Можно включить телевизор, и вы все узнаете. А мы потом дополним.
Я протянул руку, взял со стола пульт и включил свой древний южнокорейский «Дэо», стоящий на холодильнике.
Да, такая новость действительно должна была стоять на первом месте во всех информационных блоках. Она и стояла.
Как сообщила симпатичнейшая дикторша Первого канала, сегодня в ноль часов одиннадцать минут с МКС «Альфа» неожиданно была прервана связь. Последними словами космонавтов, которые услышали на Земле, были слова командира российско-американского экипажа Руслана Уланова: «Это метеоритная атака! В нас попали! Пожар на борту! Срочно…» И всё. С тех пор ни одна из многочисленных попыток связаться с МКС не принесла успеха. Судя по всему, станция частично разрушена… живы или нет трое российских космонавтов и четверо американских астронавтов… если живы, то сколько они ещё могут продержаться в условиях… хватит ли предположительно оставшихся ресурсов жизнеобеспечения станции до прихода спасательной экспедиции… сможет стартовать с мыса Каннаверал на американском «челноке» не раньше, чем через трое суток… земляне с тревогой и надеждой смотрят в небо, где сейчас, возможно, борются за жизнь семь человек,
посланных своими странами в космос ради нужд и чаяний всего человечества… комментарии специалистов…– Всё ясно, – я выключил телевизор. – Точной информации мало, эмоций много. Что там случилось на самом деле?
– Вы будете смеяться, – у Валеры откуда-то прорезался совершенно неуместный пародийно-одесский акцент, – но это, действительно, судя по всему, метеоритная атака. Я понимаю, что звучит одновременно банально и невероятно, но других более-менее приемлемых версий на данный момент не существует. Вероятность подобного, ноль целых ноль, ноль, ноль… В общем, очень маленькая вероятность. Но ни нам, ни американцам от этого не легче. Там сейчас гибнут люди, и людей надо спасать. Сначала людей, а уж потом, если получится, и станцию.
– Что это вдруг наше государство так озаботилось о людях? – не удержался я. – Подумаешь, одним космонавтом больше, одним меньше…
– Зря вы так, – с едва заметной укоризной вмешался высокий Григорий. – Вы же можете помочь. Неужели допустите, чтобы они умерли?
– Может, они уже давно умерли, – пробормотал я. – Впрочем, извините. Давайте конкретно. Что вы предлагаете?
– Мы предлагаем вам самому отправиться на станцию и посмотреть, что там случилось. Если космонавты живы, то, судя по обстановке, надо или помочь им восстановить связь и наиболее важные узлы, чтобы они смогли принять дежурный «шаттл» или наш «Союз» или, если все совсем плохо, эвакуировать их на Землю. Насколько нам известно, вы вполне способны это сделать.
– Рад, что хоть кому-то это известно, – усмехнулся я.
– То есть? – изящно приподнял бровь весёлый чекист Валера.
– Я вообще не знаю, могу ли я перемещаться в космосе. В пределах Земли – пожалуйста. И даже одного человека, как вы знаете, могу с собой прихватить за раз. Но вот космос… Не знаю, не пробовал.
– Отлично. Заодно и попробуете. Но надо торопиться, Лёня, время уходит… Машина внизу. Сейчас мы с вами спускаемся на улицу и мчимся в Звёздный городок. Там уже все нужные специалисты предупреждены и нас ждут. Они введут вас в курс дела, научат пользоваться скафандром… ну и всё прочее. Вы готовы?
– Не совсем, но это малосущественно. Поехали.
Машина фэсбэшников – тёмно-зелёный «Форд Скорпио» (по виду трёхлетка, не старше) был оборудован и проблесковым маячком, и сиреной, а севший за руль Григорий крутить баранку и жать на педали умел вполне профессионально, и поэтому мы долетели до Звёздного городка меньше чем за час…
Нас, действительно, ждали.
В большом зале без окон, куда меня и моих спутников ввели двое сопровождающих местных охранника, собралось, наверное, человек восемь. Все в белых халатах и очень серьёзного вида. Сам зал производил впечатление полной стерильности – настолько там всё блестело и отсвечивало чистыми отполированными плоскостями стен, незнакомых приборов, экранов, пола и потолка.
Впрочем, я плохо рассмотрел окружающую меня обстановку, – моё внимание сразу же привлёк космический скафандр, закреплённый на специальной стойке возле левой – от входа в зал – стены.
Да, крепко иногда въедаются в человека мальчишеские мечты….
Отец мне рассказывал, что во времена его детства, которые пришлись на начало шестидесятых годов прошлого века, все мальчишки без исключения хотели быть космонавтами. Оно и понятно, – когда пределы Земли впервые покинул первый человек – Гагарин, отцу исполнилось девять лет. Он умер, когда мне тоже исполнилось девять. В то время эйфория по поводу покорения (слово-то какое – «покорение», а?! Впрочем, тогда мы покоряли всё, до чего только могли дотянуться: тайгу, вечную мерзлоту, пустыни, горы, океаны) космоса несколько в значительной степени прошла. Но и мальчишкам моего поколения всё-таки досталась изрядная доля той самой первой, ещё ничем не замутнённой космической романтики. В конечном счёте все это большей частью выливалось в чтение запоем любой попавшейся в руки фантастики и научно-популярной литературы на заветную тему (тем, кто никогда не испытывал книжного голода, никогда этого не понять в полной мере) – и уж в крайнем случае попытками поступить в лётное училище. Самое смешное, что один из моих школьных друзей всё-таки почти исполнил детскую мечту. В космонавты он, правда, пока ещё не попал, но стал очень – по слухам – неплохим лётчиком-испытателем.
Да, скафандр внушал уважение.
Было в нём что-то такое, что сразу становилось ясно, – в этот предмет лучшие умы страны вложили все свои знания и умения, все своё вдохновение и изобретательность, весь свой энтузиазм и терпение. Белый, с ярко-красным поясом и лампасами, с откинутой на спине системой жизнеобеспечения, он словно приглашал войти внутрь себя: не бойся, мол, я надёжный, со мной не страшно, я все выдержу и от всего уберегу.
Ну, может, и не от всего, но от многого, подумал я и сразу почувствовал, что страх мой и неуверенность улетучились куда-то безвозвратно, а на их место пришла спокойная ясность цели и сдержанный кураж.