Человек, увидевший мир

– Ваши друзья, Эро-сан. Ваши друзья, – успокоил его Чжоу Цзо-жэнь.

Он представил Цянь Сюань-туна, сказал, что здесь они по просьбе Лу Синя, который, к сожалению, не смог прийти.

– Мой брат и я приглашаем вас пожить у нас в доме, – сказал профессор Чжоу. Ерошенко широко улыбнулся: теперь он среди своих. Он понял, что друзья решили укрыть его от преследований.

– Как вам нравится у нас, в Китае? – спросил Цзоу Цзо-жэнь русского гостя, когда они вышли на привокзальную площадь. Ерошенко, боясь, что их могут услышать, сдержанно ответил:

– Мне здесь все нравится, но только не рикши: не могу привыкнуть, что один человек ездит на другом, как на скотине.

– Понятно, – рассмеялся Цянь Сюань-тун. – Но если не взять рикшу, нам придется идти пешком – в Пекине еще нет трамваев.

– А ведь рикш придумали не китайцы, – сказал Цжоу Цзо-жэнь. – Само это слово японского происхождения, по-китайски оно звучит "янчэ" – "Заморская коляска". А ввел в употребление двухколесную коляску с тянущим ее человеком один разбитый параличом европеец.

– Вот видите, – обрадовался Ерошенко, – а мы с вами здоровые люди. Поэтому предлагаю идти пешком. Я хотел бы познакомиться с Пекином.

Оба китайца нехотя двинулись в дорогу: путь предстоял неблизкий. К тому же дул обычный для этого времени года ветер с песком.

– А ведь вам как профессору университета будет положен персональный рикша, – сказал Цянь Сюань-тун. – Что же, вы откажетесь от него? Но тогда этот человек останется без хлеба, умрет с голоду его семья.

– Нет, почему же, – замялся Ерошенко, – мы будем ходить с ним рядом… разговаривать. Он будет учить меня говорить по-китайски.

– Наш друг просто не знает местных условий, заметил Чжоу Цзо-жэнь. – Когда в одном городе провели трамвай, то рикши легли на рельсы: трамвай лишал их работы, а для рикши это равносильно голодной смерти.

Так, беседуя, все трое дошли до тихого пустынного переулка Бадаовань, где стоял дом Лу Синя. Писатель купил его, продав дом в Шаосине, и поселил здесь всю семью: мать, жену, обоих братьев с их женами, свояченицами и детьми.

Приведя гостя, Чжоу Цзо-жэнь ознакомил его с будущим жилищем. Лу Синь с матерью и женой жил в доме, окна которого выходили в сад. В строении поодаль обитали его братья и их семьи. Работал писатель во флигеле для гостей, неподалеку от которого поместили и Ерошенко, так что окна его комнаты были расположены как раз напротив кабинета Лу Синя.

– Я не знаю, как смогу объясняться с вашей семьей, – смущенно сказал Ерошенко, – ведь я совсем плохо разговариваю по-китайски.

– О, пусть это вас не беспокоит, – ответил Чжоу Цзо-жэнь. – Мы со старшим братом говорим на эсперанто. Впрочем, если вам угодно, можете разговаривать с нами и по-японски. И не только с нами. Моя жена Хато Нобуко – японка, так же как и ее сестра. Свободно болтают по-японски все пятеро ребятишек, мои и младшего брата. Кстати, разрешите познакомить вас со старшим братом. Он только что вернулся с работы.

Лу Синь протянул Ерошенко руку и приветливо сказал:

– Здравствуйте. Давно ждал вас и рад, что вижу, наконец, живым и здоровым.

– Спасибо… – В Лу Сине Ерошенко сразу же почувствовал друга. – Спасибо, что пригласили в дом человека вам еще совсем незнакомого.

Глядя на усталого от скитаний писателя, Лу Синь сказал:

– Дорогой Эро-сан, я читал ваши сказки и знаю кое-что о вашей судьбе. Наверно поэтому мне кажется, что мы с вами знакомы уже давно.

– И мне тоже, – радостно отозвался Ерошенко.

Лу Синь сделал все, чтобы жизнь гостя в его доме была интересной и приятной. Слепому помогал студент У Кэ-ган, который читал ему книги, составлял вместе с ним конспекты будущих лекций. Члены семьи Лу Си-ня, и прежде всего его старушка-мать, тоже отнеслись к Ерошенко с большим участием.

Особенно подружился Ерошенко с четырехлетним сыном Чжоу Цзо-жэня. Завидев гостя, мальчик кричал: "Эротинко!" – он не выговаривал трудную для китайца русскую фамилию. Дети вообще так и льнули к этому доброму человеку. Но даже жена Чжоу Цзо-жэня относилась к Ерошенко неплохо, хотя тот был гостем Лу Синя, которого она ненавидела и всячески изводила. Лу Синь по этому поводу грустно шутил: "Трачу энергию девяти волов и двух тигров, чтобы хоть немного переделать членов своей семьи".

Китайскому писателю было неуютно в собственном доме: братья не всегда его понимали. Ерошенко чувствовал это и всем сердцем тянулся к Лу Синю. Как раз в это время У Кэ-ган познакомил русского гостя с опубликованной незадолго до того лусиневской "Подлинной историей А-кью", и Ерошенко показалось, что он начинает понимать душу китайского писателя. Но поговорить с Лу Синем ему все время не удавалось – тот был круглые сутки занят. Утром, сидя в плетеном кресле, он просматривал газеты и отвечал на письма, днем работал в министерстве, вечером преподавал в университете, ночью, надев халат, садился к столу писать.

Ночь для Лу Синя была заполнена радостью творчества, и как ни хотелось Ерошенко поговорить с ним, он, конечно же, не решался отвлечь писателя от его занятий. К тому же и сам он тоже работал ночами: писал при зеленой лампе, хотя ему, разумеется, свет был не нужен. Но лампу он всегда зажигал, словно приглашал Лу Синя зайти к нему на огонек. И вот однажды ночью Ерошенко услышал, как заскрипела дверь его комнаты. По походке он узнал Лу Синя.

(5) "Государство цветов" – образное название Китая.

(6) Лу Синь – псевдоним писателя. Настоящее имя – Чжоу Шу-жэнь. Чжоу Цзо-жэнь – литератор, переводчик с немецкого, японского и русского языков. В 20-е годы сотрудничал с Лу Синем. В 30-е годы запятнал себя работой на японских оккупантов.

Друг Лу Синя

– Добрый вечер! – Ерошенко услышал усталый, с хрипотцой голос – видимо, Лу Синь прочитал сегодня несколько лекций. Писатель тяжело опустился в кресло, закурил сигарету и сказал:

– Я давно хотел расспросить вас, дорогой Эро-сан, вашей жизни. Если это, конечно, удобно.

– И мне очень хотелось рассказать вам о себе, Лу Синь-сэнсэй.

Ерошенко начал свой рассказ с того, как он ослеп, затем перешел к учению в школе, работе в оркестре и путешествию в Англию.

Лу Синь внимательно слушал, тихо покашливая, и непрестанно курил. Особенно взволновал его рассказ об аресте и высылке Ерошенко из Японии. Когда гость рассказал, что в разговоре с таможенником не стал отрицать своего интереса к большевизму, Лу Синь спросил:

– Почему же вы так ответили, ведь это для вас было небезопасно?