Человек внутри

— У меня была информация.

— Информация — неопределенное слово. Вы имеете в виду ваше воображение? — Мистер Брэддок свирепо оскалился на присяжных, и они нервно захихикали в ответ.

— Нет. Я получил анонимное письмо.

— Вы пытались установить личность написавшего?

— Нет.

— Это письмо будет предъявлено в суде?

— Вы просите, чтобы его зачитали, мистер Брэддок? — спросил судья.

— Нет, мой лорд.

— Ну тогда вам должно быть так же хорошо известно, как и мне, что оно не может быть предъявлено. Это не доказательство.

— Итак, ваш источник информации — анонимное письмо?

— Да.

Мистер Брэддок рассмеялся. Звук был похож на лязганье железных ворот. Резким взмахом руки он, казалось, с недоверием отмел всю эту историю.

— У меня нет больше вопросов к свидетелю, мой лорд, — сказал он и сел.

— У вас есть еще вопросы, сэр Генри?

Сэр Генри Мерриман с легкой улыбкой покачал головой. Мистер Брэддок вел себя так, как он и предвидел.

Следующим свидетелем был пожилой таможенник, с которым у Эндрю была стычка. Он повторил то же, что рассказал его начальник. Мистер Брэддок встал для перекрестного допроса. Он заговорил вкрадчиво и дружелюбно, что, казалось, подходит ему гораздо меньше, чем его предыдущая грубая манера вести допрос.

— Вы боялись увольнения в прошлом году?

— Мы все боялись этого.

— Спасибо. Вы хорошо знали убитого Рекселла?

— Так, средне.

— Вам известно о какой-нибудь ссоре, которая была у него в прошлом году?

— Навалом.

На галерее рассмеялись, и служителю пришлось несколько раз призывать соблюдать тишину. Мистер Фарн быстро говорил что-то на ухо сэру Мерриману.

— Он был задирой?

— Средне.

— Вы знакомы лично с кем-нибудь из подсудимых?

— Со всеми.

— А Рекселл?

— А то.

— Спасибо, все.

Сэр Генри кивнул мистеру Фарну, и мистер Фарн встал.

— Вам известно о какой-нибудь ссоре между Рекселлом и кем-нибудь из заключенных?

— Не, мы кой-как ладим со всеми.

Мистер Фарн сел.

Один за другим были вызваны все таможенники, чтобы подтвердить справедливость слов мистера Хилларда.

Мистер Брэддок позволил им одному за другим входить и без задержки выходить из свидетельской ложи, пока очередь не дошла до последнего свидетеля. Тогда он снова поднялся, победно улыбаясь сэру Генри Мерриману. Сэр Генри улыбнулся в ответ, так как держал при себе козырную карту, о которой мистер Брэддок не знал.

— Знаете ли вы, — спросил мистер Брэддок, — о какой-либо ссоре между Рекселлом и одним из заключенных?

— Да, вот с этим запуганным в первом ряду. — И свидетель, высохший и похожий на крысу, поднял палец и указал на мальчика Тимса.

— Вы можете рассказать нам об этом?

— Ну, он встретил мальчика на улице и давай его дразнить, а мальчик подошел и залепил ему пощечину.

— А что сделал Рекселл?

— Ничего. Это же сумасшедший.

— Спасибо.

Мистер Брэддок сел. Сэр Генри повернулся к мистеру Фарну и тихо проговорил:

— Свиньи. Они собираются бросить подозрения на полоумного. Будем задавать вопросы?

— Не стоит, — сказал мистер Фарн. — Наш следующий свидетель вдребезги разобьет все их вранье.

— Эндрю.

Имя, его собственное имя обрушилось на него там, где он стоял, у окна. Он повернулся и встретил офицера, который позвал его, как встретил бы врага, сжав кулаки.

— Пошел, стукач, — донеслось до него со скамьи.

Он хотел остаться и объяснить, сказать им, что он будет в большей опасности, чем те, кто на скамье подсудимых. «Предавая их открыто, я становлюсь выше их». Но, наклонив голову так, чтобы не видеть их презрительных лиц, он пересек комнату и прошел по длинному коридору в суд. По дороге он дотронулся до щеки, которая болела в том месте, куда пришелся удар. Он позволил втолкнуть себя в свидетельскую ложу и, все еще не поднимая глаз, пробормотал знакомые слова: «…правду, ничего, кроме правды…» Он боялся гнева и изумления на лицах заключенных. Он слишком хорошо знал, как будет выглядеть каждый из них, как Друс потрогает нижнюю губу, как Хейк подергает себя за бороду. Он знал, как будто слышал, слова, которые они прошепчут друг другу. «Или я не жил с ними, не ел с ними, не спал с ними в течение трех лет», — думал он. Он боялся взглянуть на галерею. Там окажутся молодые желанные женщины, которые будут с презрением смотреть на него. «Доносчик, предатель, Иуда». Нет даже воровской чести… И к тому же он боялся, чертовски боялся. А что, если он поднимет глаза и увидит Карлиона, чье обезьянье лицо он видел идеально преображенным, чье лицо за три года нищеты он стал чуть ли не боготворить, а теперь возненавидел. Это вполне могло случиться. Это было своего рода донкихотство, романтика, глупость — то, что Карлион любил рискнуть, добровольно сунуть свою шею в петлю для спасения товарищей.

— Вы Эндрю Фрэнсис?

Это было сказано сэром Генри Мерриманом, но вопрос хлестнул свидетеля как обвинение, как еще одна пощечина. Кровь прилила к щеке. Элизабет говорила: «Иди в Льюис, иди в суд, дай свои показания, и ты докажешь, что у тебя больше мужества, чем у них».

«Ты здесь, чтобы ублажить свое тело», — прошептал внутренний критик, но, взмахнув рукой так, чтобы все видели, Эндрю отверг и этот мотив, и это вознаграждение.

— Нет, — прошептал он, шевеля губами, — ради Элизабет.

Звук ее имени придал ему мужества, как будто вдали протрубил бледный храбрый дух. Эндрю поднял глаза.

— Да, — ответил он.

Воображение укрепило его. И когда он увидел знакомые жесты, они не подействовали на него.

Но он был не готов к непредвиденному. Узнав его, Тимс наклонился вперед и с облегчением улыбнулся. Его улыбка совершенно ясно говорила: «Теперь все в порядке. Это — друг».

Эндрю поспешно отвел глаза и посмотрел на галерею.

— Где вы были в ночь на 10 февраля?

— На борту «Счастливого случая».

— Что вы там делали?

Слава Богу, Карлиона не было.

— Я занимался контрабандой. Мы должны были доставить груз той ночью.

Мистер Фарн победно улыбнулся через стол мистеру Брэддоку, мистер Брэддок в ответ нахмурился. Его багровое лицо приобрело неприятный синий оттенок. Он поднялся и торопливо заговорил с одним из подсудимых.

— Сколько лет вы занимались этим делом?

— Три года.

— Видите ли вы кого-нибудь из ваших товарищей в суде?

Все еще не глядя на галерею, боясь увидеть знакомое лицо, Эндрю кивнул:

— Да.

— Вы можете указать их присяжным?

Из смутного калейдоскопа незнакомых лиц, старых и молодых, толстых и худых, свежих и поблекших, выплыло прямо на него мужское лицо — тонкое, мертвенно-бледное, хитрое, со срезанным подбородком и косящими глазами. Глаза избегали его взгляда, но как-то испуганно и зачарованно возвращались.

— Вы можете указать их присяжным? — с нетерпением повторил сэр Генри Мерриман.