Человек внутри

Защита каждого человека слегка варьировалась. Этот в предполагаемое время драки пил с другом, тот был в постели с женой. Все привели свидетелей, чтобы подтвердить свои слова, и только заключение было одинаково: «Так помоги мне, Господи, я не виновен».

Четыре раза повторялись запинающиеся машинальные рассказы, так что офицер начал зевать, а затем все изменилось. Настала очередь Хейка, большого чернобородого человека, который угрожал Эндрю со скамьи подсудимых.

Когда он встал, зажгли свечи, и его тень закачалась на потолке подобно гигантской птице. Его голос гудел в коридоре, как будто гулко ударяли по металлу.

— Мой лорд, господа присяжные, на вас сегодня лежит ответственность, с которой вы никогда больше не столкнетесь. Чьему голосу вы собираетесь внять? Этих таможенников, которые боятся потерять работу, или нашему, голосу людей, с которыми они выпивали, этому фискалу Эндрю с его шлюхой или нам? Если нас повесят, а правда обнаружится, кто заступится за ваши души в судный день? Кто защитит ваши тела здесь?

— Заключенный, — зазвенел высокий, раздраженный голос, — вы угрожаете присяжным? Присяжные не имеют никакого отношения к наказанию, они должны только решить, виновны вы или невиновны.

— Я только предупредил их…

— Присяжные охраняются при исполнении своих обязанностей. Угрозы вам не помогут.

— Вы собираетесь нас повесить?

— Я хочу справедливости, но если вы не приступите к своей защите, вам придется сесть на место.

— Моя защита та же, что и у других. Я не был там. Я докажу это с помощью свидетеля, как и они. Но человека убили, скажете вы, и вы не можете переступить через это. Так я скажу вам, кто его убил. Он. — И его палец выразительно пронзил пустыню, которая окружала Тимса.

Тимс вскочил на ноги.

— Ты не то говоришь. Ты лжешь! — закричал он. — Скажи им, что ты лжешь. — Он снова опустился на стул и, закрыв лицо руками, заплакал с особым подвыванием, как больное животное. Смешиваясь с глухим голосом, этот плач создавал особый оркестровый эффект в коридоре.

— Я слышал, говорю вам, как он говорил об этом. Он полоумный, сами видите, ему место в психушке, а не на виселице. Он говорил мне много раз, что намерен сделать с Рекселлом. Рекселл при встрече частенько дразнил его. Вы слышали, тут один таможенник сам говорил об этом, но есть и еще доказательства. Я не думаю, что вы поверите таможеннику. Но послушайте меня, вы — честные люди, и вы признаете нас невиновными.

— Вы обращаетесь не к присяжным. Вы обращаетесь к суду.

— Я сожалею, мой лорд. Вот что я хочу еще сказать, — он перегнулся через загородку по направлению к присяжным, — присяжным будет интересно узнать, что случится с этим Иудой и его женщиной. Оставьте это нам. Говорю вам, оставьте это нам.

Прежде чем сэр Эдвард Паркин успел открыть рот, он сел. Офицер украдкой взглянул на Эндрю, тот спал.

В суде стало странно тихо, когда этот гулкий голос смолк.

Ждали, что последний заключенный начнет защищаться, но он продолжал сидеть и стонать, закрыв лицо судорожно трясущимися руками.

— Ричард Тимс, пришло время вам выступить в свою защиту.

Он не ответил, даже не подал никакого знака, что слышит голос судьи.

— Мистер Брэддок, вы представляете заключенного, не так ли?

— Я, мой лорд? — Мистер Брэддок встал, запахнув мантию, как бы боясь запачкаться. — Этого заключенного? Нет, мой лорд, я представляю остальных заключенных.

— Никто, кажется, не способен правильно составить списки. Вы записаны для всех заключенных, мистер Брэддок. Кто представляет этого заключенного?

Ответа не было.

— Этот заключенный не имел юридической консультации? — запротестовал сэр Эдвард Паркин со слабой ноткой раздражения.

— Если бы он захотел, мой лорд, он мог бы иметь адвоката.

— Это очень утомительно. Дело и так достаточно затянулось. Я не хочу никаких задержек. Сессия очень напряженная.

— Мой лорд, — поднялся на ноги пожилой человечек с мигающими глазками, — если пожелаете, я буду представлять заключенного.

— Спасибо, мистер Петти. Объясните, пожалуйста, заключенному, что он должен выступить в свою защиту.

Мистер Петти изящно прошел в конец зала и, поднеся платок к носу, заговорил с мальчиком.

— Бесполезно, мой лорд, заключенный не может выступить в свою защиту.

— Присяжные будут считать, что он просто заявил о своей невиновности. Мистер Брэддок, будьте любезны, вызывайте ваших свидетелей.

Сэр Эдвард Паркин отклонился назад и свирепо забарабанил пальцами по табакерке. Он был раздражен. Дело задерживалось по меньшей мере еще на две минуты. Он плохо позавтракал, пообедал еще хуже и был голоден. Но голод не подталкивал его к перерыву, а только поддерживал упрямство. Если понадобится, он готов был сидеть до полуночи, но закончить дело.

Один за другим мужчины, женщины и дети проходили через свидетельскую ложу и машинально лжесвидетельствовали. Эта женщина была в постели с этим мужчиной во время убийства, этот мужчина пил за здоровье другого виски, ребенок слышал, как отец раздевался наверху.

Сэр Генри Мерриман пожал плечами, глядя на мистера Фарна.

«Они нас обставили», — казалось, говорил он.

— От этого парня, Эндрю, — прошептал мистер Фарн, — было больше вреда, чем пользы.

Только иногда они принимались за перекрестный допрос. Свидетели были слишком хорошо подготовлены. Мистер Петти, великодушно принявший на себя труд представлять полоумного, закрыл глаза и заснул.

Миссис Батлер вскарабкалась по ступенькам в свидетельскую ложу, и ее большие груди перевесились через край ложи. Да, она видела Эндрю в коттедже известной женщины два дня тому назад. Да, определенно он спал там. Женщина сказала ей, что Эндрю был там неделю. Да, все знают, что эта женщина ведет распутный образ жизни. Все соседи знают это.

— То, что говорят соседи, — не доказательство.

— Нет, мой лорд, но то, что я видела своими глазами, — доказательство.

Голос сэра Мерримана ворвался в коридор, резкий и чистый, как сосулька.

— Вы слышали, как эта женщина называла Эндрю своим братом?

— Да.

— Это правда?

— Нет, конечно, это — неправда. Я могу заверить вас, они меня не провели. — Ее рука безошибочно отыскала тонкие золотые пряди в волосах и любовно погладила их. — Я знаю, что значит любить, — сказала она сладким, тягучим, приглушенным голосом. — Я видела свет любви в его глазах.