ЧЕЛОВЕК

– Нездоров?
– поинтересовался Налимов.

– Здоров. Ещё, как здоров. А, что толку? Время-то упущено.

– Всё от тебя зависит. Люди и в девяносто лет сыновей делают. У казахов таким детям дают прозвище Токсанбай.

– Да. Может и у девяностолетнего дедушки родиться сын. Но только в том случае, если у него двадцатилетний сосед. Я привык своему опыту доверять, а рассказов за свои пятьдесят лет, знаешь сколько наслушался. У тебя, кстати, тоже отец старый. Тебе двадцать, ему шестьдесят. Если он лет двадцать ещё проживёт, то ты окажешься на моём месте. Вспомнишь тогда, как соседа морочил пустыми россказнями.

– Ты имеешь ввиду Гошу?

– Ну, да. Георгия Ивановича.

– Он мне не отец, а родной брат. Я ведь не Николай Георгиевич, а Николай Иванович. А отец наш, Иван Мелентиевич, умер восемнадцать лет назад, когда мне всего два годика было. А родил в девяносто. Так, что по казахски я Токсанбай.

– Не верю.

– Спроси Гошу, брата моего, которого за отца принял. История и в самом деле удивительная. И Гоша, возможно, постесняется рассказать. Да, и я бы умолчал, но коль скоро у тебя такое горе, а что хуже того, безверие в себя, слушай. Сначала на моей матери, Татьяне Горностаевой, женился брат, Георгий Иванович. Было ему тридцать девять, а ей двадцать пять. Отцу нашему было уже девяносто. Он носил длинную бороду, рубашку на выпуск, подпоясанную ремешком. Писатель Толстой, один в один. Да, к тому времени он слёг, ждал смерть с минуты на минуту и ни о чём другом, как о душе своей, рассуждать не хотел. Снохе свёкр очень понравился, она, как только увидела его беззастенчиво сказала: “Интересный вы мужчина, Иван Мелентьевич, рано вам о душе думать у вас ещё и земные дела не закончены.” И случилось чудо. Отец выздоровел, состриг бороду и сделал матери предложение руки и сердца. Решил увести жену не у чужого дяди, а у родного сына. И, что забавнее всего, получилось. Смех - смехом, шутки - шутками, но она вскоре от Ивана Мелентиевича забеременела. Меня вынашивала. Гоша запил, развёлся с ней, а отец записался. Прожили они душа в душу два года, мать при повторных родах умерла. Родила девочку, ребёнок месяц прожил и за ней отправился. Не смогли спасти. Вот после всего пережитого умер и отец на девяносто втором году, оставив меня на попечение старшему сыну. Гоша для меня няню нашёл, а потом на ней женился. Такая вот, почти неправдоподобная история. А ты в пятьдесят лет руки опустил. Ноешь, как баба: “Не успею пожить. Время упущено”. Пока жив человек, у него всегда на всё есть время. Бери пример с отца моего.

2012 г.

Москва

Дошутился

– Сколько людей, столько и мнений, - говорил Василий Шутников своей жене. – По Гурджиеву, Луна – молодая планета и мы, то есть Земля, снабжаем ее своей энергией. Кормим ее и когда живем, и когда умираем. По Рериху, Луна – отжившая планета, и все то, что на Луне было растением, преобразившись после смерти, на Земле уже стало животным. А животные с Луны на Земле сделались людьми. Люди – ангелами и богами.

Я не Гурджиеву, а Рериху верю.

Зинка, не обижайся, но ты точно на Луне собакой была. В лучшем понимании этого слова. Ну, сама на себя посмотри. Превратили тебя в человека, поселили на такую хорошую планету, как Земля. Дали превосходного спутника жизни, а лаять так и не отучили.

– Шут гороховый, - огрызнулась Зинаида. – Не зря свою фамилию носишь.

– Как это интересно. Из минерала – в растение. Из растения – в животное. Из животного – в человека. Из человека – в бога. Эволюция!

Постой. Если есть эволюция, то должен быть и обратный процесс. То есть моя собака, сучка Нэнси, возможно, деградировавший человек с другой планеты? А может, даже с нашей? И я даже начинаю догадываться, что это был за человек.

– Ты мою маму, даже после ее смерти, не можешь в покое оставить. А что она тебе плохого сделала?

– Да, это я так. Не сердись. Вот, хотел пошутить, сказать: «Тебя родила». Да, ты ведь шутки не поймешь. Не оценишь. Неужели думаешь, что если бы и в самом деле я так полагал, то говорил бы об этом вслух. К тому же тебе. Я люблю и тебя, и тещу покойницу. В церкви её поминаю.

– Побольше в Храме поминай, поменьше всуе.

– О! О! Прямо, как Господа Бога Нашего. Да-а, поговорили. Постой. Если допустить, что теща, перевоплотившись, стала собакой, то кем бы, интересно, я мог бы стать? Только не говори «свиньей». Это банально и пошло.

– Попугаем.

– Попугаем? Почему?

– Только и знаешь, что за другими повторять. Это главная твоя черта. Можно сказать твоя натура. Так что готовься к жизни в клетке.

– Типун тебе… Сплюнь.

– А, я пошутила. Да, ты, я вижу, тоже шуток не понимаешь.

– И понимать не хочу. Сгинь.

– Ва-а-ся. Вася хо-ро-ший, - говорила Зинаида, подражая птице.

– Ведьма.

Василий хлопнул дверью и побежал в магазин за пивом.

06.01.2009. г.

Женское коварство

Денис Кругликов не старый человек, но когда, обращаясь к нему, употребляют слово «дед», он не вздрагивает, не раздражается. Привык к такому обращению. Ему нет и сорока, а выглядит на семьдесят. Живет на деньги, вырученные от сбора и сдачи пустой посуды.

Случилась с ним история.

Прохаживаясь, как обычно, вдоль реки в поисках бутылок, заметил он человека, собиравшегося наложить на себя руки и пригласившего в союзники двух помощников: сучок, что потолще и веревочку, что покрепче. Денис, увидев такое дело, очень испугался. Не помня как, добежал до охраняемой территории и перелез через высокий деревянный забор. Ни собак, ни охранников не обнаружил, но было нечто, словами неописуемое.

Взору предстала Жар-птица Царь-девица. Светилась, как солнце, а прекрасна была настолько, что померкли все самые смелые его мечты о женской красоте.

Кругликов собрался оправдываться, поведать об увиденном, но, онемев, стоял, как завороженный и, наслаждался процессом созерцания.

Это ещё не история, а предыстория, история будет впереди.

Заметил Денис, что красавица смотрит на него влюблёнными глазами, от чего всё в нем перевернулось и захотелось по маленькому.

Той же дорогой, через забор, только в обратную сторону, возвращался Кругликов домой. «Нет, померещиться не могло, - думал он, - смотрела на меня. Смотрела долго, любовно».

Находясь под защитой сладостных грёз, он не испугался даже повесившегося. Машинально снял с его руки часы, пошарил по карманам и помочился под деревом, на котором несчастный висел.

«Чего же особенного она во мне увидела? Что разглядела? – Размышлял Денис, разглядывая себя дома в треснутое зеркало. – Конечно, глаза. Они ей всё сказали. Они – единственное, что осталось. По ним всё прочла. Увидела в них, красивого и гордого сокола, предводителя окрестной шпаны. Короля, находящегося в зените славы, которым я был двадцать лет назад.

Конечно! И, как я сразу не догадался. Она хочет меня возродить. Хочет помочь мне встать на ноги. Должно быть, уже дала на этот счет распоряжения и ее люди расспрашивают местных ханыг. Скоро разыщут.

Даст денег, оденусь, наемся. Может, выйдет за меня замуж, богачки своенравны. Возможно, она мечтала обо мне с самого детства. Не исключено, что я ей помог двадцать лет назад, и сам того не заметил. А она запомнила, решила отблагодарить. Чувствую, что встреча не случайна. Не зря же я полез через забор, чего никогда не делал. И не странно ли, что охраны не было, а она была. Нет, случайного ничего не бывает. Это судьба.