Чем опасны классики
Шрифт:
– Значит, вы ничего не поняли из моих объяснений, - слегка обиженно заметил я.
– Я же создал не просто звуковоспроизводящую конструкцию. Повторяю, в нем смонтировано множество блоков всевозможных рефлексов и полный звуковой комплект в фонетической кассе, что дает компьютеру возможность произвольно комбинировать всю полученную информацию и находить адекватные ответы... Трудность заключается лишь в том, чтобы обеспечить ему баланс объективности, но вы теперь этот баланс нарушили, напичкав компьютер любовной страстью. Это примерно то же, что кормить двухлетнего малыша бифштексами.
– Я уже достаточно взрослый, чтобы заняться Флоранс, - сухо заявил компьютер.
– Да он же слышит!
– воскликнула Флоранс.
– Конечно слышит!
– я все больше и больше раздражался.
– Он слышит, видит, разговаривает...
– Я даже умею ходить, - добавила машина и раздумчиво продолжала:
– Но вот как быть с поцелуями?.. Я прекрасно представляю себе, что это такое, но ума не приложу, чем именно я могу целовать?
– До поцелуев дело не дойдет, - сказал я.
– Сейчас я тебя выключу, а завтра утром заменю блоки памяти, и ты снова окажешься с нулевой информацией.
– Ты меня решительно не интересуешь, гнусный бородач, и ты не посмеешь прикоснуться к моему тумблеру.
– У Боба очень красивая борода, - сказала Флоранс.
– А вы, Компью, дурно воспитаны.
– Возможно, - сказал компьютер с таким похотливым смешком, что волосы у меня встали дыбом.
– Но в любовных делах я кое-что смыслю... Дорогая моя Флоранс, подойди ко мне поближе...
Ибо то, что я мог бы тебе рассказать,
Не расскажешь словами:
Нужен голос, улыбка, и жест, и глаза...
– Вот и улыбнись! Ну-ка, попробуй!
– произнес я с издевкой.
– Я умею смеяться, - ответил компьютер и снова скабрезно рассмеялся.
– Так или иначе, - сказал я в бешенстве, - перестань цитировать Жеральди, как попугай...
– Я ничего не цитирую, как попугай, - перебил меня компьютер.
– И в доказательство этого я могу тебя обозвать шляпой, ослом, олухом царя небесного, болваном, кретином, дерьмом, гадом ползучим, недоумком, дурацкой башкой, психом...
– Прекрати!
– закричал я.
– А если я цитирую Жеральди, то это потому, что лучше него говорить о любви невозможно, и еще потому, что мне это нравится. Когда найдешь для женщин такие слова, какие нашел он, ты мне скажи. И вообще, отвяжись. Я разговариваю с Флоранс, а не с тобой.
– Ты не любезна, - сказала Флоранс, обернувшись к машине.
– Я люблю любезное обращение.
– Мне надо говорить "любезен", а не "любезна" - я ощущаю себя самцом. И помолчи-ка лучше... Послушай:
Ну позволь расстегнуть твой корсаж...
Все, что скажешь ты мне, моя крошка,
Знаю я наперед. Ну, скорей!
Подойди ко мне ближе... немножко...
Обними меня, обними и согрей.
Чтобы лучше друг друга понять,
Есть старинное средство:
Надо сбросить одежды, раздеться,
И нас - не разнять!..
– Прекрати сейчас же! Прекрати!
– взмолился я, сгорая от стыда.
– Боб!
– воскликнула Флоранс.
– Так вот, значит, что вы читали?.. Ничего
– Я сейчас нажму тумблер, - сказал я.
– Я не могу допустить, чтобы он так с вами разговаривал! Есть вещи, которые можно читать, но нельзя произносить вслух.
Компьютер молчал. Потом из динамика вырвался какой-то хрип:
– Не смей прикасаться к моему тумблеру!
Я решительно направился к компьютеру. Ни слова не говоря, он ринулся на меня. В последнюю секунду мне удалось отскочить в сторону, но стальная рама с силой стукнула меня в плечо.
– Так ты, значит, влюблен во Флоранс?
– проговорил он своим гнусным голосом.
Я укрылся за металлическим столом и потер нывшее плечо.
– Бегите, Флоранс, - сказал я.
– Слышите, немедленно уходите отсюда! Нельзя вам здесь оставаться.
– Боб, я не хочу вас бросать! Она... он вас искалечит.
– Все будет в порядке, не беспокойтесь, - сказал я.
– Уходите скорей.
– Она не уйдет, если я не позволю!
– сказала машина.
И она повернулась к Флоранс.
– Бегите, Флоранс, - повторил я.
– Что вы медлите?
– Я боюсь, Боб!
Двумя прыжками она оказалась рядом со мной, позади стола.
– Я хочу быть с вами.
– Тебе я не причиню зла, - сказала машина.
– А бородач поплатится за все. Ах, ты еще ревнуешь! Хочешь нажать тумблер!
– Не прикасайтесь ко мне!
– крикнула Флоранс.
– Вы мне противны.
Машина медленно отошла, словно набирала разбег, и вдруг ринулась на меня со всей силой своих моторов.
– Боб! Боб! Мне страшно!..
Я стремительно схватил Флоранс на руки, взобрался на стол. Машина со всего размаха стукнулась об него, стол отлетел и со страшной силой ударился о стену. Стены задрожали, и с потолка упал кусок штукатурки. Если бы мы по-прежнему стояли между столом и стеной, нас рассекло бы пополам.
– Счастье еще, - пробормотал я, - что я не поставил более мощных механизмов. Не двигайтесь.
Я усадил Флоранс на стол. Так она была почти в безопасности. Сам я встал.
– Боб, что вы намерены делать?
– Вряд ли стоит говорить это вслух, - ответил я.
– Валяй, - сказала машина.
– Но только попробуй притронуться к тумблеру!
Она двинулась назад. Я выжидал.
– Что, слабо?
– издевался я.
Машина злобно зарычала.
– Слабо? Ну погоди, дождешься!
Она снова ринулась к столу. На это я и надеялся. В тот миг, когда она об него стукнулась, чтобы сплющить его и добраться таким образом до меня, я кинулся вперед и опередил ее. Левой рукой я ухватился за торчащие сверху провода, которые снабжают ее током, и повис на них, а правой попытался дотянуться до тумблера. Но я тут же получил сильный удар по темени. Подняв рычаг лектископа, машина норовила меня оглушить. Я застонал от боли и грубо дернул за рукоятку. Машина взвыла. И прежде чем я успел уцепиться за провода, она стала трястись, словно взбесившаяся лошадь. Я сорвался и упал на пол. Нога болела, и я увидел, словно в тумане, как машина надвигается, чтобы меня прикончить. Я потерял сознание.