Чемодан из Гонконга (Межавт. сборник)
Шрифт:
Мне припомнилось сегодняшнее настроение Уолтера.
— Что дало вам повод заключить, что Дидра Фаллон убила вашего дядю? Почему вообще мать с сыном должны были о ней говорить?
— О чем же еще? И, похоже, мать еще защищала Дидру! Знаете ли вы вообще, что она из себя представляет?
— Что значит «что она представляет»?
Она с досадой сверкнула глазами.
— Мать сегодня мне все о ней рассказала. Я полагаю, с тем чтобы я не получила неверное представление, слушая других. Я уже догадывалась, что Дидра испорченная.
Да, она, несомненно, была девушка со странностями и, на мой взгляд, слишком часто употребляла слова «испорченный» и «злой». Люди, которые любят
— Если вы имеете в виду прошлое мисс Фаллон, я в курсе. Уолтер тоже. Она, похоже, этого не скрывает.
— Она хитрая. Своей мнимой откровенностью она прикрывает все. Потому все считают ее прямой и честной, но я вижу ее темную сторону. Я замечаю, как она пытается сдерживаться. В ней есть что-то, что она не в состоянии контролировать, что-то животное.
— И вы полагаете, что это — неизвестно, что именно, — заставило ее убить вашего дядю? Почему? Он любил ее, вы сами говорили.
Она махнула рукой, словно отметая и логику, и рассудок.
— Я не представляю. Допустим, он мог что-нибудь о ней узнать. Вижу только, что мать и Уолтер озабочены и напряжены. Думаю, у Дидры что-то есть на руках против матери.
Она была само рвение. Она защищала своего Уолтера, причем с беспощадностью, унаследованной от своих предков. Только в отличие от них она направила свои усилия не наэксплуатацию, а на спасение. Это было отнюдь не ново, фанатичный спаситель может быть столь же смертоносен, как и эксплуататор.
— Что, например, мисс Редфорд? — спросил я. — Если она убила Джонатана, то должно быть, в сущности, наоборот.
— Почему тогда мать озабочена? Почему она притворяется перед Дидрой?
Ее слова повисали в воздухе и обвиняли ее саму. Она угодила в ловушку. Сначала из поведения Гертруды Редфорд заключила, что Дидра Фаллон убила Джонатана, а теперь говорила, что если Дидра убила Джонатана, то поведение миссис Редфорд остается непонятным. Сначала она обвиняла свою мать в том, что та защищает убийцу, а теперь задавала себе и мне вопрос, почему ее мать должна защищать убийцу.
— Вот именно, — кивнул я, — почему же? Я не могу себе представить, чтобы она притворялась перед Дидрой Фаллон, если считает ее убийцей.
Я ожидал, что она что-нибудь добавит, но ничего подобного. В ней действительно было много упрямства Редфордов. Она просто сидела и смотрела на меня.
— Ну хорошо. Возможно, мать ничего не знает о Дидре, но что-то она знает, — сердито продолжала Моргана. — Мать ездила в понедельник ночью в Нью-Йорк. Очень поздно и одна. Мать никогда раньше не ездила вечером одна в город.
— B понедельник? После того как было обнаружено тело?
— Да. Именно в тот вечер, в другие дни она никогда не покидала дом без достаточных оснований. Она ждала дальнейших известий об Уолтере и Джордже, которые еще давалипоказания в полиции.
— Откуда вы знаете? Раньше вы об этом не упоминали.
— Я узнала только сегодня. Говорю же, я следила за матерью. Я знала, что она в тот вечер уезжала, но считала, что к соседям. Она даже не переодевалась, только набросила шубу на домашнее платье. Но сегодня мне вспомнилось, что она, перед тем как выйти, с кем-то говорила по телефону. Я спросила Маклеода, нашего дворецкого. Он меня любит, у нас довольно близкие взгляды. Он сказал, что в понедельник вечером отвез мать к поезду, отходящему в восемь двадцать. А вернулась она поздно ночью на такси.
— Вы спрашивали мать об этом?
— Нет. Она никогда не говорит, где была. Значит, она только солгала бы мне.
— Какая на ней была шуба?
—
Ее норка. И красное домашнее платье.— Вы еще что-нибудь раскопали?
Она покачала головой и встала. Но не собиралась уходить.
— Они его уничтожат, мистер Форчун. Дидра уничтожит Уолтера, я это знаю. Я знаю, что она как-то погубила Джонатана, а теперь уничтожит Уолтера.
— Она не могла убить вашего дядю, — терпеливо сказал я. — У нее не было оснований, кроме того, у нее алиби. Это невозможно.
— Мне это безразлично. Как-то она это сделала. Как, я не знаю. Факты мне безразличны. Факты неверны.
— Не может быть. Вы знаете Кармина Коста? Некую Мисти Даун? А может быть, Пола Барона?
— Нет.
— Хорошо. Если что-то появится, дайте мне знать, о’кей?
Она кивнула.
— Да, да, конечно.
Я проводил ее взглядом и медленно выдохнул. Моргана Редфорд выглядела твердой и готовой на все. Возможно, это объяснялось лишь тем, что она видела, как исчезают ее последние надежды сохранить для себя Уолтера, если тот женится на Дидре Фаллон. Тут она была права. Дидра Фаллон заставит Уолтера плясать под свою дудку, а Уолтер будет безмерно счастлив этим. Но я не считал, что Моргана права во всем остальном.
Нет, выводы, которые она сделала из своих наблюдений, не выдерживали никакой критики, что, безусловно, не означало, что сами наблюдения были неверны. Она видела то, что видела, и теперь я хотел знать, где была Гертруда Редфорд в понедельник вечером.
Тут я снова услышал шаги в коридоре. И они принадлежали не Моргане Редфорд. Нет, они принадлежали мужчине, который двигался по-кошачьи мягко. Я подкрался к двери, запер ее и прислушался. Человек был в этот момент еще в другом конце коридора. (Вот преимущество таких старых зданий, как то, в котором я обосновался, — они скрипят!) Он мог направляться к кому-нибудь другому, в другую контору, но «мог» — недостаточно, чтобы рисковать своим здоровьем.
Я хотел достать из сейфа свою антикварную «пушку», но ее там не было — оставил дома. Тогда я проверил окно. Те, кто мог быть с ним в сговоре, не подкрадывались. Существует по меньшей мере одно правило, которого следует придерживаться. И я вылез из окна. Если я и ошибался, то ничего не терял, лишь имел шанс показаться не в своем уме. Но это еще никогда не было смертельным.
С карниза окна, снаружи, я вниз не смотрел. Я и так знал, что было внизу — узкая черная шахта с невидимым сейчас бетонным дном. Я знал также, что было надо мной. Если выбираешь такую работу, при которой нужно совать нос в дела других людей, следует знать, как выходить из окна. И второе преимущество старых домов в том, что из наружной стены торчат всевозможные кронштейны, украшения и карнизы.
Уцепившись за железный кронштейн, я поднялся до середины рамы, нащупал ногой глубокую щель и дотянулся до бетонного карниза над моим окном. Там я положил подбородок на другой выступающий кронштейн и схватился за край крыши надо мной. Часть лепнины давала мне достаточную опору, и теперь я смог опереться на кронштейн коленями. Ухватившись изо всех сил за ограждение, подтянулся и перевалился через занесенный снегом парапет на крышу.
Подо мной трещала дверь моей конторы. Он мог сразу заметить открытое окно. Я двинулся к соседней крыше. Первые три спуска я пропустил, потому что эти выходы находились слишком близко от моего здания, и я не исключал, что мой визитер пришел не один. Я как раз достиг четвертой крыши, когда услышал позади его топот. Изо всех сил я помчался по лестнице вниз, не слыша за собой погони, пока не добрался до первого этажа. Там прислушался. Он, кажется, был еще наверху. Тогда я вышел на Восьмую авеню.