Чемпион

Паллас притворялся невинным, в то время как Мурена заметно тряслась от страха недалеко от него.
– Клянусь, Ваше Величество, я впервые слышу об этих гнусных обвинениях. Уверяю вас, что мой помощник действовал в этом деле без моего ведома и разрешения.

Похоже, это удовлетворило Клавдия. Он сердито посмотрел на Мурену и помахал охранникам. Отведите этого презренного п-п-предателя к Мамертин! Он может п- п-подождать там, пока мы не распнем его завтра.

Глаза Мурены расширились от ужаса. Всхлипывая, он упал на колени перед Императором: - Пожалуйста, смилуйтесь, Ваше Величество, умоляю вас, не лишайте меня жизни!

Выражение лица Императора стало жестче: - Вставай, Мурена. Как тебе не стыдно? Мужчина должен п-п-принять смерть с достоинством.

С этими словами Клавдий коротко кивнул головой, и охранники потащили Мурену к входу в туннель, откуда помощник все время кричал о пощаде. Нарцисс улыбнулся, когда толпа начала скандировать: - Распятие Мурене! Распятие для Мурены! - Зрители на стадионе были в восторге от того, что их развлечения не закончатся гладиаторским боем. Отвернувшись от Мурены, Император слабо махнул рукой гвардейцам, державшим Паво.

– О-о-отпустите гладиатора. Он оказался благородным ф-ф-фехтовальщиком.

Охранники послушно отошли от Паво. Молодой гладиатор схватился за пульсирующую рану на бицепсе и метнул мрачный взгляд на преторианцев. Он начал понимать, почему оптион Макрон их ненавидит.

Клавдий поджал губы и на мгновение задумался о Паво: - Возможно, я был н-неправ насчет тебя, - вслух размышлял Император.
– Риму нужно п-п-побольше таких людей, как ты. Нынче мало героев. Слишком мало, чтобы тратить их впустую, в то время как в-в-варвары толпятся вдоль наших г-г-границ. Можешь идти, юный Паво. Ты свободен.

Паво выглядел ошеломленным. Что-то вроде радости затрепетало в его груди. Он опустился на колени. Свобода. Он никогда не думал, что снова приобретет ее. На какое-то время он потерял дар речи. Измученный борьбой, утомленный месяцами лишений, он выдавил из себя нерешительную улыбку, глядя на Клавдия.

– Благодарю вас, Ваше Величество.

– Т-т-ты это заслужил, молодой ч-ч-человек. - Император остановился и о чем-то задумался.
– Вольноотпущеннику нужны деньги, особенно гладиатору, который сражался не за награду. Я позабочусь о том, чтобы т-т-твое фамильное поместье в Антиуме было в-в-возвращено вам.

Улыбка Паво немного расширилась. В детстве он много отдыхал на вилле в Антиуме. А земля вокруг поместья приносила скромный доход.

Клавдий резко отпустил Палласа и Нарцисса с Арены и махнул паре служителей. У одного из них была серебряная урна, наполненная монетами. Другой нес пальмовую ветвь. Император посмотрел на Паво, когда слуги пронеслись по Арене.

– А теперь склонись к моим н-н-ногам, Паво, - произнес Клавдий. - Пришло время т-т-тебе принять свой титул - Ч-Ч-Чемпион Арены…

Когда на следующий день солнце садилось над Императорским Дворцом, Паво спустился по мраморным ступеням входа, сжимая свой деревянный рудис свободы. После того, как накануне днем Арена опустела, Клавдий приказал оставить трибуны на месте для распятия на следующий день. Значительная толпа пришла посмотреть на казнь Мурены. Поскольку и Ланат, и помощник имперского секретаря были мертвы, Паво мог спать спокойно. Никто больше не знал о его причастности к заговору с целью убить Клавдия, и отчаянные обвинения Мурены против него остались без внимания. Паво был приглашен в Императорский Дворец после публичного распятия, чтобы лично принять в свои рудис от Клавдия перед большим собранием высокопоставленных лиц. Хотя официально он не мог вернуть себе место среди сенаторов, уважение сверстников отца было очевидным. Храбрость была редкостью в Риме.

– Реже, чем следовало бы, - подумал Паво.

Руга и Букко присутствовали при освобождении Паво. В знак признания его помощи в подготовке гладиатора к победе и разоблачении заговора против Нарцисса, Руга получил работу имперского телохранителя, сопровождающего чиновников, когда они выполняли свои гражданские обязанности по Риму. Букко сказал Паво, что намерен продолжить карьеру комедийного актера. В конце церемонии он тепло попрощался с Паво, и двое мужчин поклялись остаться друзьями. У Паво было такое чувство, что скоро они увидятся снова.

Теперь Паво поморщился, спускаясь от входа Дворца. Раны, полученные в его жестоком столкновении с Гермесом, все еще давали о себе знать, и он двигался скованно, приближаясь к воротам окованным железом. Изысканные колоннады отбрасывали на ступени длинные тени. Прищурившись на закат, он заметил два ожидающих его силуэта. Новый Чемпион Арены замедлил шаг, когда стоявшие на постах преторианской гвардейцы открыли ворота. Он захромал к двум фигурам снаружи. Затем он увидел их лица, и в его груди нахлынуло волнение.

Макрон шагнул к нему. Его рука была сжата вокруг крошечных пальцев робкого ребенка, стоявшего рядом с ним. Солдат широко ухмыльнулся ошеломленному гладиатору и кивнул головой на ребенка.

– Этот маленький засранец, я полагаю, твой сын.

Какое-то время Паво не мог говорить. Он упал на колени. Слезы моментально навернулись ему на глаза: - Аппий!

Макрон отпустил руку ребенка и мягко подтолкнул Аппия к отцу. Паво с изумлением наблюдал за ребенком. Походка Аппия была неуклюжей, когда он подошел к отцу, и Паво почувствовал прилив гордости, когда увидел, что его сын идет к нему сам. В последний раз, когда Паво видел его, он был младенцем; теперь он стал маленьким мальчиком. Паво внезапно ощутил укол печали.

– Мой сын, - пробормотал он. – Это действительно ты.

Аппий с любопытством посмотрел на отца. Паво вообразил, что мальчику он должен казаться каким-то монстром. Всклокоченная борода закрывала нижнюю половину его лица. Его руки и ноги были отмечены синяками и шрамами от сражений на Арене. Его когда-то худое тело набухло за счет тугих мышц.

– Я так скучал по тебе, мой мальчик.

Паво положил руки на маленькие плечи сына. Так молод. В его голубых глазах мелькнула какая-то мысль, когда ребенок попытался взглянуть на него. Наконец он протянул руку и коснулся деревянного рудиса, который держал Паво.

– Меч, - сказал Аппий.

– Да, меч, - ответил Паво.

Ребенок поднял руку и слегка коснулся шрама на лице Паво: - Отец.

Паво улыбнулся. Переполненный радостью, он крепко обнял Аппия и зажмурил глаза. Все это того стоило. Тренировка, противостояние скользким вольноотпущенникам в Императорском Дворце, преодоление всех злобных врагов на Арене. “За этот единственный миг, чтобы крепко обнять своего сына, как свободный человек, - сказал себе Паво, - он вынесет любые лишения”.