Черчилль. Биография

Приступы слабости стали у Черчилля регулярными во время рабочего дня. «Он выглядит сильно постаревшим и усталым, – записал Брук 7 мая. – Черчилль говорит, что по-прежнему хорошо спит, хорошо ест, особенно хорошо пьет, но больше не в состоянии, как раньше, спрыгивать по утрам с кровати и вполне склонен провести весь день в постели. Никогда еще не слышал, – добавил Брук, – чтобы он признавался в своей слабости». Черчиллю было шестьдесят девять лет. 10 мая была четвертая годовщина его премьерства; более двухсот недель ответственности и тревог. Теперь предстояла опасная десантная операция в Нормандии. Своему американскому гостю Джону Д. Макклою, помощнику министра обороны США, Черчилль признавался: «Если вам кажется, что я медлю, то это не потому, что боюсь потерь, а потому, что опасаюсь их масштаба». Затем он рассказал Макклою о множестве его современников, которые были убиты, как он выразился, в «гекатомбах» Первой мировой войны. Он сам, по его словам, был «своего рода «игрой» природы, поскольку большая часть его поколения покоится на полях под Пасхендале и на Сомме. Целое поколение потенциальных лидеров Британии оказалось выбито, и Британия не может себе позволить потерять еще одно поколение».

12 мая Черчилль на три дня покинул Лондон, чтобы вновь проинспектировать концентрирующиеся войска. Эйзенхауэру, который часть времени провел с ним, он сказал, что необходимо предоставить дополнительный транспорт дивизии Свободной Франции, которая была придана атакующим силам союзников. Черчилль подкрепил свою просьбу указанием на то, что в Анцио 125 000 человек и 23 000 транспорта продвинулись лишь на двадцать километров, после чего были остановлены немцами.

Бдительность и энергия Черчилля были решающим вкладом в способность Британии вести войну. «Какие бы ни были недостатки у ПМ, – записал Колвилл 13 мая, – нет сомнений, что именно он обеспечивает общее руководство. Он определяет цели как начальников штабов, так и Министерства иностранных дел в вопросах, которые без него погрязли бы в лабиринтах межведомственных отношений или вообще развалились из-за излишней осторожности и компромиссов. Более того, у него есть два качества – воображение и решительность, которых явно не хватает министрам и штабистам». Генерал Кеннеди отметил в дневнике: «На последней встрече со старшими офицерами 15 мая Черчилль говорил в грубоватой и юмористической манере и закончил энергичным выражением уверенности в исходе дела и пожеланием успеха. Он выглядел намного лучше, чем на предыдущей конференции, говорил очень сильно, призывал к наступательным действиям и особо отмечал стремление сражаться, которое, по его мнению, испытывает каждый военнослужащий».

20 мая Черчилль получил определенное подтверждение, что немцам не удастся собрать 20 дополнительных дивизий в Западной Европе. Это означало, что операцию в Нормандии не придется откладывать. Партизаны Тито, с помощью британского военного снаряжения, которое сбрасывали им на парашютах, удерживали в Югославии 25 немецких дивизий. Одним из офицеров связи при Тито служил Рэндольф Черчилль. Еще двадцать три немецкие дивизии были связаны в Италии, где 14 мая Александер возобновил наступление и наконец взял Кассино. Еще несколько немецких дивизий располагались на побережье Ла-Манша около Булони, поскольку их командование из-за дезинформации полагало, что основной удар будет нанесен именно здесь. Численность и расположение этих дивизий были известны благодаря ежедневным перехватам немецких секретных сообщений, агентам, а также бдительности самолетов-разведчиков. Дочь Черчилля Сара служила в подразделении, занимавшемся анализом данных разведывательной аэрофотосъемки в Медменэме, к западу от Лондона.

24 мая, выступая в палате общин, Черчилль опять выглядел усталым. «Его обаяние и юмор остались неизменными, – писал Гарольд Николсон сыновьям, – но голос уже не такой мощный, так что парламентарии три раза выкрикивали «громче!». Через пять дней, отвечая на просьбу написать его портрет, Черчилль, криво усмехнувшись, сказал: «Боюсь, в военное время не могу обещать, да и вряд ли буду достойным натурщиком, если только война скоро не закончится».

24 мая Черчиллю сообщили о нехватке оборудования для насосов, необходимых для поднятия бетонных кессонов в гавани Малберри, чтобы отбуксировать их через Ла-Манш. Этот важнейший пробел требовалось срочно восполнить. И именно Черчилль предложил обратиться за насосами в лондонскую пожарную команду.

Последнюю неделю перед началом высадки в Нормандии Черчилль провел в Чекерсе. Там он узнал, что Рэндольфу вместе с Тито удалось ускользнуть от немецких парашютистов, атаковавших штаб-квартиру партизан. 28 мая Черчилль написал сыну: «А у нас тут прекрасный день, и в великолепии лета все хорошо. Война яростная и ужасная, но на наших залитых солнцем газонах и лугах, усыпанных лютиками, трудно постичь ее кошмары». На следующий день, прочитав о больших жертвах среди мирного французского населения в результате интенсивных бомбардировок союзниками железнодорожных узлов, Черчилль выразил командующему авиацией сомнение, что были выбраны «лучшие цели». «Это порождает огромную ненависть», – написал он.

Александер доложил, что войска в Анцио наконец смогли соединиться с основной армией и все готово к наступлению на Рим. «Как хорошо, – телеграфировал ему Черчилль 31 мая, – что мы твердо выступили против наших американских друзей из Объединенного комитета начальников штабов и тем самым не лишили вас полного триумфа!»

Александер готовился к наступлению на Рим, а адмирал Рамсей был назначен командующим всеми военно-морскими силами в Ла-Манше. Черчилль выехал из Лондона, чтобы лично проверить места сосредоточения войск в Южной Англии. 3 июня в Саутгемптоне он наблюдал за погрузкой солдат на десантное судно. На следующий день он продолжил осмотр. Его секретарша отметила: «По возвращении он выглядел озабоченным, но был любезен».

Вечером 4 июня Черчилль вернулся в Лондон. «Вошла к ПМ в 10:30 вечера и не выходила до 3:45 утра, – записала Мариан Холмс в дневнике. – Он загоняет себя и чуть ли не засыпает над бумагами». Во время этой ночной работы Черчилль отправился в картографический кабинет, и, пока рассматривал карты, пришла весть о взятии Рима.

Высадка в Нормандии намечалась на 5 июня, но непогода вынудила отложить операцию на день. 5 июня из дешифрованных немецких сообщений стало известно, что в силу плохой погоды немцы не ждут начала операции в ближайшие четыре-пять дней. Роммель даже улетел в Германию. Это определило решение Эйзенхауэра начать операцию на следующий день, невзирая на неблагоприятный прогноз погоды.

Утром 5 июня у Черчилля не было посетителей. Он занимался диктовкой секретарям, когда принесли записку от Клементины. Она писала: «Очень сочувствую тебе в этот мучительно напряженный момент ожидания, даже не дающий возможности порадоваться вестям из Рима!»

«Сегодня ночью мы начинаем, – телеграфировал Черчилль Сталину днем 5 июня. – Мы задействовали 5000 судов и 11 000 самолетов».

Вечером 5 июня Черчилль с Клементиной ужинали вдвоем. Затем он ушел в картографический кабинет еще раз взглянуть на расположение войск союзников и противника. Перед сном Клементина зашла к нему. Он сидел и думал о тех, кто через несколько часов окажется у берегов захваченной немцами Франции. «Ты понимаешь, – сказал он ей, – что, когда ты утром проснешься, уже могут погибнуть двадцать тысяч человек?»

Глава 33 Нормандия и вокруг нее

Рано утром 6 июня 1944 г., пока Черчилль еще спал, первые планеры с десантниками приземлились в Нормандии. Когда он проснулся, ему доложили, что войска не встретили сопротивления. Утро он провел в картографическом кабинете. По мере поступления новых данных ход операции отображался перед ним на карте. В полдень он отправился в палату общин, где сообщил затихшим в ожидании парламентариям: «Эта крупнейшая операция, безусловно, самая сложная и трудная из всех, что проводились». Он еще раз посетил палату вечером и сказал, что все идет «вполне удовлетворительно». На следующее утро последние очаги сопротивления немцев на берегу были подавлены. В первые двадцать четыре часа боев погибло 3000 человек. «Мы ожидали потерь в 10 000», – телеграфировал Черчилль Сталину.

Публика пришла в такой восторг от первых успехов, что 8 июля Черчилль, выступая в палате, счел необходимым посоветовать парламентариям «предупредить против чрезмерного оптимизма», когда они будут выступать перед своими избирателями, и бороться с мыслью, что «все дела и дальше пойдут как по маслу. Главная опасность уже позади, но нам предстоят еще гигантские усилия».

9 июня Черчилль узнал о реальном масштабе этих усилий, когда ему сообщили, что британские и американские войска объединили свои плацдармы, но американцы уже на сутки отстают от графика, а по всему британскому фронту немцы оказывают ожесточенное сопротивление. На самом деле британский фронт уже сутки стоял, и Кан, важнейшая цель, определенная на день, оставался недостижимым. Хуже всего оказалось то, что было освобождено недостаточно территории для создания взлетно-посадочных полос, и вся поддержка с воздуха осуществлялась с английских авиабаз. Это был удар. Черчилль уже стал задумываться, не хотят ли американцы на некоторое время ограничиться захватом Шербурского и Брестского полуостровов и создать там «маленький и большой люнеты [51] ».

51

Люнет – открытое с тыла укрепление, рассчитанное, как правило, на несколько пехотных рот.

Несмотря на упорное сопротивление немцев, к середине дня 10 июня на французский берег высадилось уже почти 400 000 солдат. «Одно совместное усилие, – телеграфировал в этот день Черчилль Тито, – и мы сможем избавиться от мучений войны и угрозы тирании». В Италии Александер теснил на север остатки 23 немецких дивизий. В России Сталин начал первую фазу обещанного летнего наступления. Утром 12 июня Черчилль поездом отправился в Дувр, пересек Ла-Манш на эсминце, затем сел на катер командующего британскими военно-морскими силами адмирала Виана, командира знаменитого эсминца «Казак». На борту катера он запел песню, выученную в годы учебы в Харроу. Песня посвящалась испанской Армаде, и в ней были такие строки: