Черчилль. Биография

14 августа Черчилли устроили прием в честь свадьбы племянницы Черчилля Клариссы и Энтони Идена. Через три дня было еще одно семейное торжество – крещение внука Черчилля в Вестерхэмской церкви. 9 сентября Черчилль с Клементиной уехали отдыхать на юг Франции, на виллу Бивербрука. «Воспользоваться виллой – отличный способ провести несколько спокойных мирных дней», – написала ему королева, одобрив отъезд своего премьер-министра. Отпуск совпал с выходом из печати пятого тома военных мемуаров; была возможность поработать над шестым, заключительным томом. Для этого с ним полетели Элизабет Джилльет и Джейн Портал. Черчилль провел на вилле две недели, рисуя, купаясь в море и работая над книгой. Типичная записка, отправленная в это время Дикину, начиналась так: «Смерть президента Рузвельта. Как мне стало об этом известно? Как скоро я выступил в парламенте? Что я сказал?»

25 сентября Черчилль вернулся в Англию, а через шесть дней улетел в Шотландию. Королева пригласила его в Шотландию, в королевскую резиденцию замок Балморал. Когда он гостил у королевы, рано утром поступило известие об успешном испытании британской атомной бомбы, проведенном на острове Монте-Белло у северо-западного побережья Австралии. Новому личному секретарю Черчилля Брауни посоветовали позвонить в Балморал, разбудить премьер-министра и сообщить ему новость. «Но я решил, что, даже учитывая сенсационность события, это было бы неблагоразумно», – позже вспоминал тот.

На следующий день Черчилль вернулся в Лондон. По возвращении он написал королеве: «На меня произвело глубокое впечатление развитие принца Чарльза с тех пор, как я его видел в Виндзоре. Он молод для своих мыслей». Принцу Чарльзу в это время не исполнилось и четырех лет.

Через неделю после возвращения в Лондон Черчилль снова отправился на север, на этот раз в Скарборо, чтобы выступить на конференции Консервативной партии. Там 11 октября он говорил о необходимости экономии правительственных расходов. То же он повторил и в палате общин 4 ноября, и на следующий день в комитете обороны. Семьдесят лет назад эта тема была очень важна для его отца. В том же месяце Черчилль писал Батлеру, который только что похоронил своего отца: «Помню, чем стала для меня потеря отца, хотя я его и мало видел. Я поклонялся ему и восхищался им на расстоянии, за исключением нескольких случаев. И я всегда старался защитить его память».

4 ноября генерал Эйзенхауэр был избран президентом Соединенных Штатов Америки. Публично Черчилль приветствовал его избрание, хотя его это совсем не обрадовало. Через пять дней он сказал Колвиллу: «Я очень встревожен. Думаю, это значительно повышает вероятность войны». Черчилль осознал свою новую миссию и вновь испытал чувство предназначения: использовать свой огромный авторитет, чтобы попытаться восстановить дружественные отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Но хватит ли сил добиться этой цели? В тот же день Колвилл записал в дневнике: «Он быстро устает и заметно стареет. Ему становится трудно составить речь, мысли больше не текут рекой».

Черчилль снова, как и в мае, начал думать о возможности отставки. 28 ноября помощник заместителя министра иностранных дел Ивлин Шакбург, доверенное лицо Идена, записал в дневнике: «ПМ сказал Клариссе, что хочет уйти. Она говорит, он ищет возможности, и Энтони следует быть с ним помягче». Черчилль в этот день беседовал и с самим Иденом. По словам Шакбурга, он просил Идена «позволить ему оставить службу как можно тише. Только одну речь». Через два дня Черчиллю должно было исполниться семьдесят восемь лет. Но Гладстон оставался премьер-министром и в восемьдесят семь…

7 декабря Черчилль говорил с Иденом о своих выступлениях: «Мне было бы гораздо легче произносить их, если бы я не был премьер-министром». Иден просил Черчилля сказать, когда он намеревается подать в отставку, но он не дал обещания и не назначил дату. Он все еще думал о визите к Эйзенхауэру. Он хотел полететь самолетом, но Моран предупредил его о риске столь длительного перелета. Даже в герметичной кабине, сказал он, может быть нарушено кровообращение. Черчилль решил отправиться морем, и вечером 30 декабря с вокзала Ватерлоо специальным поездом уехал в Саутгемптон, где, как обычно, поднялся на борт «Куин Мэри». В первый день нового, 1953 г. он сказал Колвиллу, что тот «наверняка доживет до тех времен, когда Восточная Европа станет свободна от коммунизма». Но Колвилл умер в 1987 г., за два года до падения Берлинской стены.

5 января «Куин Мэри» прибыла в Нью-Йорк. Поскольку до инаугурации Эйзенхауэра оставалось более двух недель, Черчилль решил встретиться с ним частным порядком в Нью-Йорке. Они встретились и провели два часа наедине. В Нью-Йорке Черчилль посетил и родной дом своей матери в Бруклине.

Во время второй встречи с Эйзенхауэром 7 января Черчилль убеждал избранного президента после инаугурации вместе с ним как можно скорее встретиться со Сталиным. Эйзенхауэр вежливо отказался, сказав, что Черчилль может поехать в Москву, но сам он предпочел бы встретиться с советским вождем на нейтральной территории, например в Стокгольме. Эйзенхауэр также поинтересовался у Черчилля, не возражает ли он против его встречи со Сталиным один на один. «Это было бы категорически невозможно во время войны, – ответил Черчилль, – когда наши с вами силы были примерно равны. Теперь я не возражаю. Но не торопитесь. Сначала проведите разведку».

Утром 8 января Черчилль на президентском самолете улетел в Вашингтон и был гостем на званом ужине в британском посольстве. 9 января он отправился на Ямайку, где пробыл почти три недели. Там, помимо рисования и плавания, он продолжал работу над заключительным томом военных мемуаров и размышлял о своем американском визите. Однажды за ужином он назвал Эйзенхауэра «реальным человеком ограниченных достоинств».

Пока Черчилль пребывал на Ямайке, Иден признался Шакбургу, что «не думает, что старик когда-нибудь уйдет». 29 января, проигнорировав советы своих врачей, Черчилль самолетом вернулся в Англию. Одним из первых вмешательств его в деятельность кабинета министров после возвращения стало выступление за отмену нормирования продажи шоколада и сладостей. Министр, отвечающий за это, сказал, что тогда запасы сахара быстро иссякнут, но Черчилль не уступил, и нормирование было отменено. Через шесть месяцев сахара стало в избытке.

5 марта московское радио сообщило о смерти Сталина. Черчилль немедленно увидел возможность начать нечто вроде диалога с преемниками Сталина, которым он направил телеграмму соболезнования в связи с кончиной их лидера. «У меня есть ощущение, – телеграфировал он Эйзенхауэру 11 марта, – что нас обоих, вместе или по отдельности, могут призвать к ответу, если не будет сделана попытка перевернуть страницу, чтобы начать с чего-нибудь более разумного, чем серия случайных и опасных инцидентов в различных точках соприкосновения двух миров». Но телеграмма Черчилля пересеклась с письмом Эйзенхауэра: президент отвергал любую встречу на высшем уровне из опасения, что это «прольет воду на очередную пропагандистскую мельницу» нового советского правительства.

Подобное отношение Эйзенхауэра не помешало Черчиллю. 28 марта он показал Идену черновик письма, которое хотел отправить в Москву Молотову, чтобы договориться о встрече хотя бы на уровне министров иностранных дел. В черновике Черчилль местом встречи предложил Вену. Он сообщил об этом Эйзенхауэру, но тот отнесся скептически даже к такой ограниченной инициативе. 11 апреля Черчилль отправил третью телеграмму Эйзенхауэру, стремясь убедить его в необходимости встречи в верхах. «В мире зарождается большая надежда, – написал он, – что в душах российского населения происходят перемены, которые могут унести их далеко, вплоть до революции». Через день Черчилль телеграфировал снова: «Чувствую, новая надежда зародилась в нашем несчастном, запутавшемся мире. Есть возможность заявить о нашей непреклонной решимости противостоять коммунистической тирании и агрессии и в то же время заявить, что мы будем рады увидеть реальные изменения».

17 апреля на конференции шотландских консерваторов в Глазго Черчилль озвучил свои надежды: «Не чувствуется ли ветер перемен в измученном мире?» – спросил он. Через три дня его ободрило заявление Вашингтона, что Эйзенхауэр готов рассмотреть возможность переговоров с русскими на реальной основе. «Это смелая и вдохновляющая инициатива», – сказал он в палате общин. Однако в тот самый момент, когда показалось, что в международных делах открываются новые перспективы, Иден тяжело заболел в результате неправильно сделанной операции. После второй операции, проведенной 29 апреля, он чуть не умер, и в отчаянии улетел в Бостон, чтобы сделать третью операцию. Черчилль решил взять на себя обязанности министра иностранных дел, как это уже делал во время предыдущей болезни Идена.