Чердак дядюшки Франсуа

Прочитав двадцать шестого июля в «Ле Монитер» ордонансы, Вальдек струхнул: уже давно в воздухе носилась тревога, казалось, вот-вот грянет гроза, но с какой стороны её ждать? У Вальдека как раз дело с песнями шло как нельзя лучше. Не только с Гораном, а ещё и с другим издателем, который взял у него даже больше песен, чем Вальдек мог рассчитывать. В Париже, во всяком случае, он стал известен. Все удивлялись неистощимости его фантазии: политические злободневные песни перемежались с лирическими. Они подкупающе просто рассказывали о буднях и радостях простых людей, об их насущных тревогах и заботах, и это нравилось не только тем, кто узнавал себя в этих песнях, но и пресыщенным светским людям.

Увлечённый новым занятием, Воклер совсем забросил свою журналистскую деятельность, преуспеть в которой ему так и не удалось.

Но что будет теперь, если восстановят цензуру? Страшно подумать…

Получив двадцать шестого июля две очередные песни от Люсиль, Вальдек вышел на улицу, ведущую к бирже, и только тут обратил внимание на какую-то необычайную уличную суету. Наверное, карета знатной дамы, мчавшаяся во весь опор по узким парижским улицам, задавила какого-нибудь простолюдина, что было не редкостью в то время. Но теперь такого рода событие, решил про себя Вальдек, вполне может вызвать беспокойство и смуту.

— Что произошло? — С этим вопросом Вальдек обратился к модистке, перебегавшей дорогу с огромной картонкой в руках.

— Как, мосье, вы ничего не знаете! Ведь закрыты типографии, запрещены газеты… Говорят, будто распущена палата.

— Вот оно что! — протянул Вальдек.

Девушка между тем всматривалась в его лицо, приглядываясь к нему, будто что-то вспоминала. И вспомнила: ведь на этого господина в изысканном синем сюртуке ей указали в кафе дю Руа, как на автора песенки «Вся компания», «Жирафа» и других.

Голосом, который перехватывало от волнения, она добавила:

— Извините меня, мосье де Воклер. Я болтаю без умолку, а вам всё и без меня хорошо известно. Ведь для вас всё доступно!..

— Откуда вы меня знаете? — перебил её Воклер.

— О мосье, вас все знают в Париже, — и, смущённая, одарив Вальдека сияющей улыбкой, девушка упорхнула.

«Вот когда ко мне наконец пришла слава! Но как не вовремя! — подумал с горечью Вальдек. — Столько трудов я потратил, чтобы найти нужный путь, приноровиться ко вкусам публики. И вот теперь, когда я взобрался на вершину, подо мной открылась пропасть. Ведь ещё немного, и моя слава станет для меня опасной!..»

Машинально Вальдек направил свои шаги к кафе дю Руа, и пока он шёл, мысль его непрерывно работала:

«Надо попридержать новые песни, пока не станет ясным, Что можно печатать, а что нельзя. Люсиль торопить не будет. Но, пожалуй, первым делом следует пойти к Горану и выведать у него, каково положение. Такие дельцы, как он, всё знают… Нет, сперва повидаться с Люсиль… Это важнее. Как честный человек, я должен предупредить её, чтобы она пока больше ничего не писала и не рассчитывала на деньги. Хотя бедняжка так скромна… Но надо кончить эту дурацкую затею: раз закрываются типографии и газеты — отсюда один шаг до того, чтобы полиция заинтересовалась автором песен. Да нет, прежде всего надо повидаться с Жанной и поставить вопрос ребром: сейчас или никогда!»

Вальдек круто остановился. Погружённый в свои мысли, он и не заметил, как очутился на улице Риволи. Здесь он попал в водоворот людей, куда-то спешивших, возбуждённых, что-то кричавших.

Он не сразу сообразил, что идёт по направлению к бирже, куда и устремляется вся эта толпа. По мере приближения к бирже она становилась всё гуще, а возгласы всё возбуждённее.

Вальдек хотел повернуть назад, но не смог, — слишком напирали люди, шедшие позади сплошной стеной.

— Что за чёрт! — выругался Вальдек. — Пропустите! Дайте мне пройти! — Но на его слова никто не обратил внимания.

Вдруг кто-то слегка тронул его за локоть. Вальдек, обернувшись, увидел Горана. Как всегда безукоризненно одетый, с непроницаемо спокойным выражением лица, Горан, видимо, чувствовал себя в этой толпе как рыба в воде.

— Господин де Воклер, вы, наверное, оказались здесь случайно и дорого бы дали, чтобы отсюда выбраться. Какими судьбами вас занесло сюда?

— Что здесь происходит? — с ужасом спросил Вальдек, напирая на слово «здесь». Но само присутствие знакомого человека, Горана, в этой толпе несказанно обрадовало и ободрило его.

— Волнуются те, кто связан с биржей, — невозмутимо ответил Горан. — Ведь первым следствием ордонансов было то, что акции упали на пять процентов.

Горан, конечно, не счёл нужным сообщить Воклеру, что третий ордонанс ударял непосредственно и по нему. Он закрывал для него возможность если и не быть избранным самому в палату, то хотя бы иметь право выбирать депутатов, которые наиболее полно представляли бы его интересы. Горан был человеком действия и отлично понимал, что Воклер ничем не может быть ему полезен. А раз так, к чему вступать с ним в лишние разговоры?

— Ну, что теперь можно сделать? Ведь всё кончено! — безнадёжно унылым голосом не то спросил, не то подтвердил Вальдек.

— Люди рассудительные находят выход из любого положения, — улыбнувшись краешком губ, ответил Горан. — Вот я и спешу, чтобы точно узнать, что происходит… Но вам не стоит оставаться здесь, вас могут и задавить. Пройдите вот сюда… — Уверенным жестом Горан раздвинул толпящихся людей, открыл дверь ближайшего подъезда. — Эта дверь выходит в проходной двор, через него вы попадёте прямо на улицу Реомюр… Желаю удачи…

Слегка прикоснувшись к шляпе, Горан скрылся в толпе, или, вернее, она его поглотила. А Воклер с удовольствием воспользовался практическим советом Горана и через несколько минут оказался, как тот и говорил, на улице Реомюр. Здесь было относительно тихо, и Вальдек облегчённо вздохнул. «Скорей, скорей к Жанне! А потом отсидеться в тишине, пока не успокоится “улица”!»

Глава двадцатая Прощай, песня!

Люсиль сидела в гостиной г-жи де Мурье и терпеливо показывала ей сложный узор модного в то время вышивания бисером. Конечно, г-жа де Мурье не затрудняла свои глаза и руки какой-либо работой. Как все светские дамы, она предпочитала иметь целый штат вязальщиц, белошвеек, модисток, домашних портних. Но иногда она не знала, куда себя девать — так докучало ей безделье. И в выдумках, умении её занять не было равной Люсиль. Много раз, с тех пор как Люсиль стала получать «тайные» конверты со своей долей гонорара от Вальдека, она предупреждала г-жу де Мурье, что собирается её покинуть. Но г-жа де Мурье ни за что не хотела расстаться со столь изобретательной компаньонкой. Она каждый раз щедро увеличивала ей жалованье, забрасывала дорогими подарками, пускала в ход всё, чтобы только сохранить Люсиль, которая становилась ей всё необходимее с каждым днём.

Люсиль согласилась остаться, потому что служба у г-жи де Мурье давала ей относительную свободу распоряжаться своим временем. К тому же её удерживала возможность посещать театры, быть всегда в курсе театральных новостей… От работы с Воклером у неё тоже не хватило решимости отказаться, Слишком уж привлекательно было писать песни, хотя и приходилось выслушивать его глупые замечания. Радость творческого успеха была, правда, омрачена той тайной, которая его сопровождала, и зависимостью от Воклера. Заработанные песнями деньги она откладывала, не позволяя себе тратить из них ни на свои мелкие прихоти, ни на подарки родным. Только для г-на Пьера она делала исключение.