Череп Шерлока Холмса

Я отворил дверь, и меня снес с дороги ураган. Ураган шелков, мехов, духов и запаха бензина отшвырнул меня в сторону, как соломинку, и пронесся по лестнице наверх в гостиную.

Я закрыл дверь и пошел вслед. Сверху уже слышался треск разлетающейся мебели. Я поспешил в гостиную, как только мог, и поспел как раз в тот момент, когда ураган, замедлив свое стремительное движение, приземлился на ковре перед камином среди осколков (другое слово мне трудно подобрать) стула. (Войдя в гостиную и увидев на полу обломки, я понял, почему тропическим ураганам принято давать ласковые женские имена.)

— У вас чертовски хрупкая мебель, — заявил мне ураган в образе женщины, вскакивая на ноги без моей помощи. — Доктор Ватсон, я полагаю? Рада наконец с вами познакомиться. — Она энергично тряхнула мою руку и хищно огляделась: — А где этот лентяй? Эдвард! — Закричала она пронзительно. — Эдвард! Выходи, подлый трус!

— Миледи, — сказал я почтительно, ибо узнал эту даму. Нашу гостиную почтила своим посещением леди Тория Секкер, дочь графа Ормонда, в газетах в скобочках указывалось «миссис Эдвард Шерингфорд». — Миледи, позвольте мне…

— Дайте мне огня, — оборвала она меня, доставая из сумочки портсигар. — Чертовски трудно бросить курить, доктор, не посоветуете ли чего?

Я понял, что мне с моим флегматичным темпераментом не суждено противостоять ей, и подумал с некоторым злорадством, что эту проблему, как и многие другие, решит Холмс. Оставаясь в прежнем своем заблуждении, что искомый Эдвард (вероятно, Шеррингфорд?) находится у нас, леди Тория прошла по гостиной, без малейшего стеснения критикуя детали нашего быта.

— Натуральный бардак, — подвела она итог. — Хотя что я говорю, в настоящих борделях куда больше порядка, не правда ли, доктор? Миссис Хадсон — святая женщина, поистине святая! Посмотрите на эти следы от пуль! Вензель покойной королевы, надо же! Теперь, надо полагать, эту стену украсит и вензель короля? Бог мой, доктор, это что, дикий Запад? А что это вы храните в ведерке для угля? Где же вы держите уголь? Право же, доктор, по моим наблюдениям, мужчины действительно стоят на лестнице развития на ступеньку, а то и две ближе к животным…

Я скромно помалкивал. Противоречить леди Тории не имело смысла. В свете ее называли Мейфэрской амазонкой, потому что обозвать ее суфражисткой ни у кого не поворачивался язык. Суфражистка? Это те уродливые существа, что приковывают себя в самых неподходящих местах? Что вы! Леди Тория, разумеется, такими глупостями не занимается. В юности она была прелестна, в молодости прекрасна, в зрелости… Впрочем, едва ей исполнилось тридцать, она решила засчитывать себе пять лет как один год и тридцати пяти еще не достигла — а можно ли считать зрелым человеком того, кому нет еще тридцати пяти? С самых юных лет она отличалась неуемной энергией и большой изобретательностью. Участвовала в каких-то немыслимых безрассудствах, путешествиях, экспедициях, позволяла себе такие знакомства, что великосветские сплетницы колебались, стоит ли приглашать ее на очередной прием. В юности она была «безусловно леди», потому что была дочерью графа, став старше, она была «безусловно леди», потому что была леди Торией — единственной и неповторимой. В какой-то момент ее общественное положение зашаталось, когда обнаружилось ее интересное положение, однако же выяснилось, что перед тем, как завести ребенка, она позаботилась обзавестись и мужем. Вот этим самым никому не известным Эдвардом Шеррингфордом, которого с той поры предъявляла обществу по мере необходимости.

— Эдвард! — воззвала леди Тория, повысив голос. — Сколько я должна тебя ждать?

Мой друг выступил из двери своей спальни, застегивая последнюю пуговицу.

— Извини, дорогая, — сказал он голосом самого примерного из мужей, — я счел необходимым побриться.

Я почувствовал, что мне срочно надо сесть. Холмс, которого я считал убежденным женоненавистником, — муж леди Тории!

— Прошу прощения, миледи, — пробормотал я, опускаясь на стул.

— Что это с ним? — озабоченно спросила леди Тория и тут же перешла к следующему вопросу: — Послушай, Эдвард, почему ты упорно игнорируешь мои телеграммы?

— Ты уверена, что посылала мне их? Я не получал ни одной за последний год, — ответил Холмс. — Кофе, дорогая?

— Лучше рюмочку шерри. И, наверно, глоток джина доктору… Кажется, он склонен к апоплексии, при его комплекции это неудивительно. Я несколько раз напоминала об этом Энн, — продолжила она как будто без всякой связи с предыдущим высказыванием. — Правда, девочка стала так рассеянна…

— Случилось что-то важное? — спросил мой друг, подавая шерри даме и бренди мне.

— Разве ты не читаешь газет? Завтра Энн выходит замуж.

— Я обычно не читаю объявлений о свадьбах. Кто жених?

— Бобби Вульф, ты его вряд ли знаешь, милый юноша, преподает в Дарэмском университете историю и пишет какую-то книжку о Нероне, — ответила леди Тория.

Мой друг перелистал справочник и вдобавок заглянул в свою картотеку.

— Вот, одна дурная мысль портит всю твою гениальную голову! — с негодованием вскричала леди Тория и пнула картотечный шкаф. — Бобби — чудесный мальчик!

— Мне уже приходилось иметь дело с чудесным профессором математики из Дарэмского университета, — флегматично ответил Холмс.

— Господи, так это же было так давно! Лет десять назад?

— Двенадцать.

— Вот видишь. Надеюсь, я не отрываю тебя от дел? Утром ты мне очень понадобишься. Надень ту бороду, в которой был в позапрошлый раз — та, в которой ты был в прошлый раз, ужасна. Ты походил в ней на карикатуру янки — мне пришлось выдумать, что ты только что приехал из Сан-Франциско и не успел привести себя в порядок.

— Хорошо, — мой друг наклонил голову и взял железнодорожный справочник. — Где и когда состоится венчание?

— Эдвард, я приехала в автомобиле — поездом ты уже не успеешь.

— Боже мой, Тау! Если ты проведешь всю ночь за рулем, ты будешь плохо выглядеть!

— Я приехала с шофером. Машина стоит на Кавендиш-сквер — я все-таки не дура, чтобы подъезжать к самому твоему дому. Иди собирайся, Эдвард, надеюсь, тебе получаса хватит?

— Эдвард… — пробормотал я в полном смятении. — Эдвард…

— Ватсон, — сказал мой друг. — Мое полное имя — Эдвард Шерлок Шеррингфорд-Холмс. — И скрылся в своей комнате.

— Когда я говорю знакомым, что мой муж — умнейший человек в Англии, — заявила леди Тория, — мне почему-то не верят. Правда, я не сообщаю, что мой муж — тот самый Шерлок Холмс. Слава Богу, мы в свое время не стали широко афишировать наш брак: из-за ваших рассказов, доктор, может сложиться мнение, что Шерлок Холмс — кастрат или педераст. — Она посмотрела на меня сурово. — Вы, конечно, не знаете всех его личных обстоятельств, но зачем подчеркивать так навязчиво его мизогинию? И нет у него никакой мизогинии! А что это вы выдумали об этой подлой авантюристке Ирен Адлер? Адлер, как же! Рахиль Кац, визгливая толстуха из Варшавы, выдававшая себя за сопрано. Внешность у нее, конечно, романтическая — сверкающие глаза, сочные губы — да мозгов только на то и хватало, чтобы выманивать у любовников подарки побогаче. Вульгарная шантажистка! Эдварду никогда не нравились брюнетки!