Черепаха Тарази

– Я возьму саблю и срублю снаружи мох. Пусть Бессаз-хан мне поможет. Пора приучать его к работе...

– Да, но только не размахивать бесполезно саблей, - усмехнулся Армон и почему-то с жалостью глянул на Бессаза.

Абитай рад был услышать от Армона хотя бы эту колкость - ведь в последние дни хозяин совсем перестал разговаривать с ним, ходил, не замечая никого, подавленный, будто потерял отца или мать. И Абитай мучительно думал, чем же он так провинился перед хозяином, которого нежно и трогательно любил.

Знал бы сейчас Абитай, что творится в душе Армона, как, мучительно переживая, избавляется он от многого, что было ему дорого, - надежд, юношеских мечтаний, честолюбия, слуга конечно же выбросил бы из головы всю эту суету с мужеством сестры и сидел бы день и ночь у порога комнаты Армона, страдая и думая, как бы ему помочь безболезненно перенести горечь утраты.

Ведь теперь, после долгих размышлений, стало ясно, что наши тестудологи так и не смогли ничем помочь Бессазу. Все, чего они добились, изнуряя себя мучительной работой, лишь на короткое время вернуло Бессазу его прежний облик, чтобы уже в последний раз, прощаясь, глянул на себя в зеркало и навсегда запомнил, какое лицо у него было... в длинном, нескончаемом ряду человеческих лиц...

Свежая кровь, которую влили в его сосуды, скоро начнет опять портиться, смешиваясь с дурной, звериной его кровью, и перед тестудологами снова предстанет то беспомощное существо с черной мордой и слоновьими лапами...

– Тарази-хан ждет вас наверху, - сказал Армон и повернулся, понуро ступая по лестнице.

– Можно, ханум [Xанум - госпожа, обращение к светской женщине] еще немного побудет со мной?
– в панике спросил Бессаз, и Армон, даже не разобрав, о ком речь, согласно кивнул...

IV

Тарази заглянул в комнату Бессаза и случайно поймал его на том, как он любезничает с Хатун.

– Ведь вам запрещено входить в дом!
– нахмурился он, но тут же жалостливо добавил, смягчившись: - Нельзя, сестра...

Бессаз вскочил и начал было объяснять, но Тарази не слушал, а лишь укоризненно покачивал головой, поглядывая на дверь:

– Прошу, оставьте нас одних...

Абитай, как всегда неизвестно откуда появившийся, испуганно выглянул из-за спины Тарази и показал саблю, как бы говоря, что не даст ее в обиду Фарруху и Майре, все еще бродившим вокруг дома.

Хатун, устыдившись, молча вышла из комнаты и вместе с братом стала спускаться к воротам.

– Не смейте ее сюда приглашать!
– вдруг переменился Тарази и закричал, чтобы скрыть сострадание к несчастной Хатун, ибо знал он, какой удар готовит ей судьба и как тяжело она будет его переживать.
– Порядочная и скромная женщина не должна заходить в дом к мужчине, вы это знаете?! А жениться я вам разрешу только после... если, конечно, - не договорил он, ибо не знал, как поубедительнее выразиться.
– А пока ведите себя с ней сдержанно! Иначе все наши труды полетят к чертям!

Тарази устало опустился на кровать Бессаза и стал смотреть на него растерянным взглядом. Бессаз в беспокойстве даже пощупал свое лицо, думая, не заметил ли Тарази какие-нибудь изменения к худшему...

– Вы жестоки, - вдруг резко возразил Бессаз.
– Я столько времени нахожусь здесь... одни лишь унижения... вы лишаете меня даже маленькой радости...

Тарази почему-то смутили его слова, будто Бессаз уличил его в чем-то постыдном, недозволенном, и тихо сказал:

– А мне разве не хочется этих маленьких радостей? Я как вдовец при живой жене и детях... вынужден скитаться... Вот вы - кем бы вы ни были человеком... черепахой... даже самое маленькое насекомое порхает, машет крылышками, чувствуя дуновения жизни... А я бродяга... отовсюду отторгнутый... Ладно!
– махнул рукой Тарази, но, разволновавшись, стал расхаживать взад-вперед по комнате.
– Пока у меня нет уверенности в вашем выздоровлении... Зачем же вы даете Хатун надежду? Мы всегда кого-то обманываем, я не говорю.
– умышленно. Из слабости, из эгоизма, из ложных мечтаний. Но в итоге-то остаемся обманутыми сами... Вам хочется женщину, и вы стараетесь, не думая, что с ней будет потом.
– Тарази остановился посреди комнаты и, скрестив руки на груди, мрачно уставился на Бессаза: Что будет с Хатун, если вы опять... Ведь она не в том уже возрасте и не из тех женщин, которые проглотят досаду и завтра повернутся к другому мужчине. Вы не подумали, что...
– Тарази не договорил и вдруг обнял Бессаза за плечи, да с такой теплотой и сочувствием, что Бессаз невольно поежился, не ожидая такого прилива чувств от всегда замкнутого, холодного на вид человека.
– И я потеряю все... Вся моя жизнь окажется одной большой ошибкой... хотя и ошибкой свободного человека. Ради этой свободы я потерял семью, друзей, родину... И если я проиграю самое главное - свою свободу, жизнь, тогда и мой орел прилетит... И со мной случится танасух... В этом смысле вам повезло больше - вы испытали это странное чувство раньше - и боль ваша притупилась... Мой же танасух впереди... хотя для вас это не утешение.

Столь искренне Тарази никогда не говорил с ним, и Бессаз не знал, что отвечать от растерянности. Думал Бессаз: все, что сейчас ответит, покажется банальным, неубедительным, ибо раскрылась перед ним такая душа - и увидел Бессаз, как велико ее страдание... не было в ней корысти, мелкого тщеславия... заблудшая душа.

"Он ведь как тот прикованный... Тоже посягнувший... чтобы сделать как лучше... но тоже наказанный", - вдруг подумал Бессаз и почему-то вспомнил пустырь, где они с Тарази впервые встретились.

Мучился ли Бессаз-черепаха вот так, как мучается сейчас Тарази? Все чувства пережил он тогда, на пустыре, когда пытались поймать его сетями, и страх, и изумление, если узнавал в толпе кого-нибудь из знакомых, соседей и старшего судью - своего начальника. Маленький толстяк, он стоял, покусывая кончик уса, и давал приказания, нелепые и бессмысленные, вроде: "Копайте рвы и окружайте чудовище водой, чтобы оно захлебнулось", "Соберите псов из окрестных деревень, и они отгрызут ему хвост", "Смотрите, чтобы чудовище не побежало по улицам, неся заразу. Не спастись нам тогда от чумы", "А вы, двое, что ковыряете в зубах, ступайте в город и узнайте, в каком доме произошло колдовство..." Все это говорил старший судья - человек нравственный, который, напутствуя Бессаза перед его первым делом, запрещал брать взятки, хотя и предупредил, что если вдруг мошенники сумели незаметно сунуть ему деньги под седло лошади или за пояс плаща, то, не возмутившись, надо привезти деньги в город, чтобы вместе решить, что с деньгами делать...

Потом, топая за лошадью Тарази в пустыне, черепаха стала привыкать к своему облику и смирилась с тем, что придется жить ей где-нибудь в норе и другие черепахи так и не узнают ее тайны...

– Но я могу все же- надеяться?
– робко молвил Бессаз. И еще хотел что-то сказать, может оправдаться, но прибежал, запыхавшись, Абитай, чтобы пожаловаться Тарази на Фарруха. Перед грозным взглядом Тарази никто не устоит, думал он, все другие уже пробовали одернуть плута, бродившего возле дома.

– Я вышел, но мошенник появился неожиданно и выбил у меня из рук саблю. И бросил в сад, и стоит и корчит поганые рожи из-за дерева, взахлеб рассказывал Абитай.
– Саблю я отнял, но он требует, чтобы его впустили в дом и накормили. Такого нахала, Тарази-хан, я вижу впервые.

– О ком это вы?

– Фаррух... тот, который принял вас в постоялом дворе, - грустно улыбнулся Бессаз.
– Сейчас он бродит вокруг дома...

– С Майрой, - уточнил Абитай и для убедительности поднял вверх указательный палец.

– Что ж, впустите его, - заинтересовался Тарази.

Абитай бросился исполнять его приказ, а Тарази в нетерпении вошел в коридор. И пока спускался по лестнице, Абитай успел переговорить с Фар-рухом и уже возвращался назад в дом.

– Разбойник!
– в сердцах выругался Абитай.
– Он настаивал, чтобы его впустили в дом, теперь отказывается... Он издевается над нами! Я его стыдил: как можно пользоваться слабостью человека и заниматься вымогательством? Давайте, Тарази-хан, я заберу на недельки две Бессаза в деревню к отцу. Там он развеется, успокоится, не то, боюсь, с ним может снова приключиться что-нибудь гадкое. Фаррух не отстанет, пока не исполнит свой подлый замысел...

Тарази, стоя на лестнице, выслушал Абитая и пошел к воротам; Абитай поспешил открыть их.

Тарази, прищурившись, посмотрел по сторонам и успел заметить, как двое спрятались за валуном. Тарази усмехнулся: вспомнил, как он и Фаррух прятались друг от друга на постоялом дворе. Это взбудоражило его, настроило на игривый, юмористический лад, и он побежал вдруг, чтобы притаиться за другим валуном. Потом выглянул и увидел, что Фаррух с Майрой бегут направо к серому валуну, но не успели они залечь там, как Тарази уже встал из-за своего укрытия и бросился к валуну, откуда выбежали вымогатели. Так, то выглядывая, то снова прячась, перебегали они от левого обрыва холма к правому, а Абитай, с открытым ртом наблюдавший за этим, ничего не мог понять.