Черепаший вальс
Шрифт:
Он читал монотонным голосом — казалось, бесконечно, — потом положил книгу на кровать и заявил:
— Я хочу слышать, как вы рассказываете это наизусть, со всем смирением и тщанием, которые потребуются от вас вечером, когда я зайду.
— Да, учитель.
— Поцелуйте учителю руку!
Она поцеловала ему руку.
Он ушел, оставив ее лежать под одеялом, ослабевшую от голода и боли. Она долго плакала с открытыми глазами, неподвижно и смиренно, держа в руках молитвенник. У нее больше не было сил.
— Жози! Дверь захлопнулась!
— Филипп… Это ты?
Он оставил фары машины включенными, но она не была уверена, что узнает его — уж больно темная была ночь.
— Ты заперлась?
— О, Филипп! Я так боялась! Я думала, что…
— Жози! Попробуй открыть мне!
— Скажи, что это точно ты…
— Ты что, ждешь кого-то другого? Я помешал?
Он засмеялся. Она вздохнула с облегчением. Это конечно же он. Она бросилась к двери и попробовала открыть ее. Дверь не поддавалась.
— Филипп! Так долго шел дождь, что отсырела дверная коробка. А когда я приехала, было так холодно, что я включила отопление на полную мощность, и, видимо, дверь перекосило…
— Нет! Не в этом дело…
— Да, да, уверяю тебя. К тому же дождь все идет!
— Нет! Просто я недавно поменял все окна и двери. Все было в дырах, гуляли сквозняки, и мне надоело топить улицу. Двери новые, еще все в клее. Нужно нажать посильнее…
— Но я-то легко вошла!
— Видимо, опять приклеилось, когда ты включила отопление. Ну попробуй еще…
Жозефина попыталась. Убедилась, что запоры не закрыты, и дернула за ручку.
— Не получается.
— Сначала всегда трудно… Подожди, я посмотрю…
Он, видимо, отошел, потому что его голос звучал издалека.
— Филипп! Я боюсь! Я получала эсэмэски от Луки, он приехал сюда, он убьет меня!
— Ну что ты! Со мной ты в безопасности.
Она услышала его шаги по гравию, он обходил дом, пытаясь найти вход.
— Я поставил защиту от воров на двери и окна, сюда мышь не пролезет! Этот дом — настоящий сейф…
— Филипп! Он здесь, — повторила обезумевшая от страха Жозефина. — Это он убивал тех женщин, я теперь знаю! Это он!
— Твой бывший воздыхатель? — насмешливо спросил Филипп.
— Да, я объясню тебе, все очень сложно. Это как такие русские куклы, матрешки, масса историй одна в другой, но я уверена, что это он…
— Глупости! Ты сходишь с ума из-за ерунды! С какой стати он сюда придет? Отойди от двери, я попробую ее выбить…
— Нет! Он сумасшедший.
— Ты отошла, Жози?
Жозефина отошла на два шага и услышала, как он бросился на дверь всем телом. Дверь задрожала, но выстояла.
— Черт! — воскликнул Филипп. — Не получается! Я обойду вокруг!
— Филипп! — закричала Жозефина. — Осторожней! Он здесь, говорю тебе!
— Жози, кончай паниковать! Просто какой-то цирк, ей-богу!
Жозефина опять услышала его шаги по гравию. Он обходил дом. Она ждала, кусая пальцы. Сейчас появится Лука, они подерутся, а она не сможет ничего сделать. Жозефина достала телефон и решила вызвать пожарных. Но она была так взбудоражена, что не могла вспомнить телефон. И тут ее мобильник потух. Батарея села.
Шаги
стали ближе. Она выглянула в окно и увидела Филиппа в свете фар. Она махнула ему рукой. Он подошел поближе.— Ничего нельзя сделать. Все закрыто, как в танке. Успокойся, Жози, — сказал он, положив руку на стекло.
Она приложила свою ладонь к его ладони с другой стороны стекла.
— Я его боюсь! Я не все тебе рассказала в прошлый раз в Лондоне. Времени не было… Но он сумасшедший, он опасный человек…
Она была вынуждена повышать голос, чтобы он услышал ее.
— Он ничего нам не сделает! Не паникуй!
Он вернулся к двери, толкнулся несколько раз плечом. Дверь не поддавалась. Вернулся к окну.
— Ты видишь, он даже не смог бы войти.
— Как же… А через крышу?
— Посреди ночи? Он упал бы! Ему пришлось бы дождаться рассвета, а за это время ты успела бы вызвать помощь.
— У меня села батарейка!
Она услышала, как он сел, навалившись на дверь.
— Придется мне здесь переночевать…
— О, нет! — простонала Жозефина.
Она тоже уселась с другой стороны двери. Поскребла ногтем, словно хотела проделать дырочку. Некоторое время сосредоточенно царапала дверь.
— Я весь проржавею, если проведу здесь ночь!
— А в доме то же самое. Все спальни затоплены, крыши почти не осталось. Я сплю в гостиной на диване с Дю Гекленом.
— Это меч?
— Это мой телохранитель.
— Здравствуйте, Дю Геклен!
— Это пес.
— А-а…
Он, видимо, переменил позу, она услышала, как он ворочается за дверью. Представила, как он сидит там на корточках, поджав колени к подбородку, подняв воротник. Дождь перестал. Только ветер высвистывал в кронах деревьев какую-то заунывную мелодию, величественную и мрачную, таившую смутную угрозу.
— Видишь, он не приходит.
— Я же не придумала эсэмэски! Я тебе потом покажу!
— Он нарочно это сделал, чтобы напугать тебя. Ты его бросила, он оскорблен и зол, вот и мстит.
— Он сумасшедший, говорю тебе. Опасный безумец… О чем я думала, когда ничего не сказала Гарибальди! Антуана сдала, а его пощадила! Вот я дура, ну какая я дура!
— Нет! Ты сходишь с ума из-за ерунды! Даже если он придет, нарвется на меня и успокоится. Но он не появится, я уверен…
Она слушала его и постепенно успокаивалась. Прислонившись головой к дверному косяку, тихонько вздохнула. Он здесь, за дверью. Ей теперь ничего не страшно. Он приехал, один. Без Дотти Дулиттл.
— Жози?
Он помолчал и спросил:
— Ты на меня не обиделась?
— Почему ты не звонил? — выпалила Жозефина, уже готовая расплакаться.
— Потому что я осел…
— Ты знаешь, мне наплевать, что у тебя другие женщины. Надо было только сказать мне. Никто не совершенен в этом мире.
— Нет у меня других женщин. Я просто должен был разобраться в своих чувствах.
— Нет ничего хуже молчания, — пробормотала Жозефина. — Начинаешь воображать все что угодно, самые неприятные вещи. Не за что ухватиться, нет фактов, один дым, даже рассердиться не на что. Ненавижу, когда молчат.