Черепашки-ниндзя и Подземный Кукловод
Шрифт:
Бандит прошёл к пустой перевёрнутой жестяной банке, которая заменяла ему стол и взял приличный ломоть копчёного сала. Он долго с любовью разглядывал его, а затем жадно впился зубами.
– До чего же хорошо, черт победи, – чавкая, произнёс он. – До чего же вкусно! А эти симпатичные розовые прожилочки на срезе! А этот упоительный аромат! А ведь какое оно питательное к тому же!… Сплинтер, ты, случайно, не хочешь позавтракать?
– Спасибо, я плотно поужинал, – сдержанно ответил учитель.
– Ну, ты мастак отнекиваться! – снова возликовал Бильбауфман. – Мне нравятся такие несговорчивые!
Биль
– Может, ты хочешь поработать вместе со мной, Сплинт? У нас наклёвывается одно замечательное дельце в районе Строуберри-стрит. Мы станем королями целого Нью-Йорка! Коты будут прислуживать нам за обедом, а злые дворовые псы будут ходить на задних лапах даже перед такими сопляками, как Кнедлик! Ну, решайся, Сплинт! У тебя будет много сала!
Приняв молчание Сплинтера за согласие или мучительное раздумье, или колебание, Бильбауфман просунул нос между прутьями решётки и зашептал, открывая, по его мнению, главный свой козырь:
– А потом, Сплинт, весь континент будет наш, как пить дать!
Вообще-то учитель молчал не потому, что раздумывал, соглашаться или нет, а прикидывал, удастся ли ему достать лапой до Бильбауфмана, который потеряв всякую осторожность, приблизился на весьма опасное расстояние к своему пленнику. Когда же Биль просунул в мышеловку свой нос, план созрел мгновенно.
Сплинтер со всего размаха вонзил когтистую лапу во влажный холодный нос противника.
– Ааыыааыыаа!!! – взвыл от страшной боли бандит, пытаясь вырваться. Но учитель в это время уже схватил его за усы и резко потянул на себя. Искры брызнули из гноящихся противных глазок Бильбауфмана.
– Отпусти, подлец! Отпусти! – вскричал он не своим голосом.
– Ну конечно, – прошептал Сплинтер. – Только ради этого я и выслушивал весь твой бред и терпел от тебя всякие унижения…
Он связал на «мёртвый» морской узел жёсткие блестящие усы, обвив их для начала вокруг прутьев решётки. Биль царапался и кусался, но это ему не помогло. Сплинтеру пришлось пару раз ещё пребольно ущипнуть бандита за нос. Только тогда тот позволил ему спокойно и деловито затянуть «мёртвый» узел перевести дух.
– Теперь, Биль, – сказал, отдышавшись, учитель, – я хотел бы сделать тебе заманчивое предложение.
– Ты! Ты! Ты поплатишься за своё коварство! – верещал Бильбауфман. – Я сейчас развяжу свои усы и поджарю тебя живьём!
– Ладно, – неожиданно согласился Сплинтер, – я подожду, пока ты развяжешься. Дерзай.
И учитель примостился в уголке мышеловки, наблюдая, как бандит пытается распутать «мёртвый» узел.
Только чем неистовее Биль брался за это дело, тем хуже и туже затягивался узел.
– Ты плохо изучал морское дело на «Трепенге», Биль, – заявил Сплинтер. – Иначе ты знал бы, что «мёртвый» узел развязать невозможно. Его можно только перерезать. Может, рискнёшь?
– Нет, нет! Мои усы! Это же больно! И потом, без усов я буду почти как слепой!
– Ну и что? – удивился учитель. – Ведь для того, чтобы нападать со спины, и не нужно быть особо зорким, не так ли?
– А-а-а, так ты меня подначиваешь? – догадался Бильбауфман. – Это тебе не сойдёт с рук, так и знай!
– Как знать, Биль, – Сплинтер
приблизился к верещащему и дёргающемуся бандиту. – Я решил всё-таки дать тебе свободу. Видишь, какие острые у меня зубы? Вот я сейчас перекушу ими твои усы и ты сможешь сколько угодно потом прыгать и бегать. Я даже разрешу тебе развести небольшой костёр под этой мышеловкой. Если это, конечно, доставит тебе удовольствие.– Что-то ты стал чересчур добрый, старая калоша Сплинтер! Небось, опять что-то задумал?
– Ну а как же, – согласился учитель. – Конечно, задумал. Без своих великолепных усов ты, Бильбауфман, будешь беспомощным, как слепой котёнок. И тебе сможет перегрызть глотку даже твой замухрышка Кнедлик. Да, я думаю, что именно так он и поступит…
– Только не это! – заволновался и забился в конвульсиях Биль. – Только не Кнедлик и не Гопс! И не Шприц! Это такой позор! Я не вынесу!
Сплинтер недобро усмехнулся.
– А ты думаешь, для меня не было позором попасть в лапы такой шпане, как вы? – спросил он. – Мне до сих пор страшно подумать, что об этом узнает кто-нибудь из добропорядочных морских крыс.
– Я ничего никому не скажу, – чуть не плакал от боли Бильбауфман. – Никто не узнает, Сплинтер! Только отпусти меня скорей!
– Как же я тебя отпущу? Я могу это сделать, только когда оставлю тебя без усов. А ведь ты сам сказал, что не хочешь, чтобы всякие кнедлики перегрызли тебе глотку.
– Тогда придумай что-нибудь ещё!
Обаятельно улыбнувшись, Сплинтер приблизился к перекошенной морде Бильбауфмана.
– Открой мышеловку, Биль, – произнёс он, – Тогда я, может, что-нибудь придумаю.
– Ни за что! – пропищал бандит. – Сейчас придут остальные члены нашей шайки, и они тебе покажут. Будь уверен!
– Когда придут Гопс и Шприц с Кнедликом, можешь сразу проститься со своими усами, Биль. А потом я найду способ убедить их, что ты – более лёгкая добыча, чем старый жилистый Сплинтер.
Бильбауфман затих. Видно, он что-то соображал.
– Ладно, – сказал он, наконец. – Давай баш на баш. Ты мне усы, а я тебе – свободу.
– Это другое дело, – согласился учитель. – Открывай мышеловку, пока никто не пришёл.
Ключи от дверцы мышеловки лежали на столе неподалёку. Бандит сделал несколько отчаянных попыток и, наконец, смог дотянуться до связки.
– Вот, – прохрипел он, – смотри, какой я благородный. Биль слов на ветер не бросает. Сказал – сделал.
Наконец дверца была открыта, и Сплинтер выскочил наружу. Он чуть размял затёкшие лапы и подошёл к застывшему в напряжённом ожидании Бильбауфману.
– Ну, чего медлишь, Сплинт? – спросил тот ласковым голосом. – Надеюсь, на этот раз у тебя нет никаких больше планов?
– Нет, – коротко ответил учитель.
Он одним резким движением, от которого Биль охнул и присел, распутал узел.
– Так, значит, всё-таки распутывается! – злорадно вскричал бандит. – Ты обманул меня!
В это время что-то зашуршало снаружи.
– Мистер Бильбауфман! – донёсся охрипший голос Шприца.
Бильбауфман обернулся к Сплинтеру и ухмыльнулся.
– Ты проиграл, жалкий учитель, – торжественно заявил он. – Молись, потому что пришёл твой последний час.