Черешни растут только парами
Шрифт:
– Итак, жду Вас в десять. Шимон Ярославский. – Четко, по слогам произнеся последние слова, она звонко щелкнула клавишей, ставя точку, и сообщила: – Все, отправлено.
Я резко поднялся:
– Только не говори, что ты отправила такое письмо!
– Отправила, – хитро улыбнулась моя жена.
– Шутишь!
Я подошел к ноутбуку. В отправленных на самом деле было письмо пани Анне Ковальской.
– Ну не знаю, допускает ли такое профессиональная этика, – начал я робко.
– Один раз живешь, дорогой! В канун Рождества должны сбываться мечты. А ее мечтой было встретиться с тобой. Не переживай,
В тот момент я не догадывался, что встреча с пани Анной Ковальской придаст моей жизни совершенно новый смысл.
На следующий день я был очень недоволен тем, что поддался уговорам Магды и согласился принять эту пациентку. Я так устал к концу года, что предпочел бы полежать немного дольше в постели с собственной женой, чем проводить это время на работе.
Однако пришлось вставать. После совместного душа мы сели завтракать и съели почти всю сельдь, приготовленную к ужину, взяли с собой кофе и поехали в клинику.
Магда пошла в ординаторскую, а я в кабинет. Пани Ковальская опаздывала. Через некоторое время вошла медсестра.
– Пациентка сейчас будет. Вот ее анализы.
Я посмотрел на листок. Высокая бета-ХГЧ. Девятая неделя беременности. Наверное, поэтому она и хотела прийти так быстро. Я улыбнулся, но в душе почувствовал легкую зависть. Мы с Магдой вот уже два месяца «работали в этом направлении», но как-то без особого результата. Каждый раз я впадал в раздумья, что бы я сказал пациентке, которая придет ко мне и скажет, что уже два месяца не может забеременеть. Наверное, отослал бы ее к мужу, пусть продолжат попытки. Вот и мы пытались.
Я посмотрел на эти результаты. Я не заметил, когда кто-то вошел в кабинет. Магда.
– Магдусь, у меня сейчас будет пациентка.
– Доброе утро, пан доктор, – сказала моя жена. – Меня зовут Анна Ковальская, и только что ваша медсестра принесла вам результаты моих анализов. Не поможете ли вы мне их понять? – улыбнулась она.
– Я не понимаю.
– Доктор, как это вы – да не понимаете? Кому все это понимать, как не вам? – В ее вечно смеющихся глазах я увидел такую радость, что…
– Магдусь… Магдусь… То есть? Что это значит?
– Доктор, что же вы спрашиваете меня, что это значит? – Она хотела еще что-то сказать, но я крепко ее обнял.
– Сумасшедший, раздавишь меня! – сказала она.
– Что все это значит? – спросил я.
– Сюрпра-а-айз! Ну как, получился у меня сюрприз? – Она засмеялась еще громче. – Мне очень хотелось, чтобы ты осмотрел меня. А еще я хотела сделать тебе сюрприз.
– Я тебя когда-нибудь задушу!
– Ты этого не сделаешь, – покачала она головой. – Слишком любишь меня.
– Очень! – я сказал. – Я тебя осмотрю.
Магда приготовилась к осмотру.
Через некоторое время я услышал и увидел биение сердца моего ребенка. Я почувствовал все, что чувствуют тысячи женщин, которых я изучил до сих пор. Честное слово, не ожидал я от себя такого урагана эмоций.
– Похож на папу, – констатировал я, указывая на монитор.
– Вылитый, – кивнула она головой в сторону монитора. – Главное – такое же умное выражение лица.
Это было наше самое прекрасное Рождество. Возвращаясь из клиники, мы поехали в магазин и докупили еще селедки. Мы всё переживали вместе, даже желания у нас были одинаковые.
Больше всего нам понравилась селедка, что с изюмом и помидорами. Потом та, что с оливками в прованских травах.
Не проигнорировали мы также и селедку в горчице.Беременность Магды протекала гладко. Я бы всем пожелал такой пациентки. Единственным спорным моментом было то, что я рекомендовал ей подать заявление на отпуск, в крайнем случае уволиться, а она утверждала, что беременность – это не болезнь и что она может спокойно ходить на работу.
Конечно. Могла бы. Если бы она работала не в поликлинике и если бы к ней каждый день не приходила дюжина маленьких сопливых пациентов. Она пережила сезон ветрянки, скарлатины и некоторых других заболеваний, однако ранней весной ангина уложила ее в постель. Сначала мы пробовали лечение домашними средствами, но это не дало результата. Она слегла с высокой температурой, и у нее все было на пределе.
Утром она приняла антибиотик из домашней аптечки. Там оставалось несколько таблеток, остальное я собирался привезти, возвращаясь с работы, совсем скоро: в тот день я планировал принять только двух пациенток. Во время приема я обычно не отвечаю на звонки. Старался я придерживаться этого правила и в тот день. Даже когда краем глаза заметил, что звонит телефон, продолжал терпеливо отвечать на вопросы пациентки. Однако в третий раз я решил ответить. Не успел – Магда уже отключилась.
Когда разговорчивая женщина вышла, я безуспешно попытался дозвониться жене.
Я принял еще одну довольно быстро. Перекинулся шуткой с Яцеком, с медсестрой.
– А ты, Яцусь, еще долго? – спросил я.
– До утра, – ответил он.
– Женщину лучше поищи, а не до утра на работе.
– Придется на работе поискать! – засмеялся он.
Кажется, именно тогда он начал подбивать клинья к медсестре, которая через год стала его женой.
Я сел в машину. По дороге заехал еще в магазин за мандаринами (со стадии селедки Магда плавно перешла на стадию цитрусовых) и за лекарствами.
По дороге я пытался ей дозвониться. Она упорно не отвечала.
Тогда я впервые почувствовал беспокойство. Но я объяснял себе, что, возможно, она спит или находится в туалете. Когда кто-то болен, он должен отдыхать, не так ли? И спать как можно дольше.
Я открыл дверь. Было слышно радио. Снял куртку, вымыл руки и вошел в спальню.
На кровати раскинувшись лежала Магда. Я взял ее руку проверить пульс. Почти неощутимый. Она задыхалась. У нее была сыпь по всему телу.
Анафилактический шок. У меня не было адреналина в доме. Я совсем забыл, что у Магды аллергия на этот чертов антибиотик. Она, видимо, тоже забыла. Это было неважно. Я взял ее на руки и понес в автомобиль. Я не помню, что там происходило по дороге. Я просил ее дышать, я считал вслух, я пел ей песни. Я чувствовал, что с каждой минутой все больше и больше теряю с ней контакт.
Конечно, я позвонил Яцеку, чтобы он был готов принять ее.
Когда я подъехал, врачи уже ждали нас. Я не должен был терять голову при любом пациенте, но тогда я готов был отстранить всех и сам бороться за нее. Мне не разрешили. Я просто смотрел, как они вкололи ей адреналин, подключили к капельнице, ввели стероиды, отвезли в реанимацию. Она была без сознания. Через некоторое время начались реанимационные действия. Увы! Я видел, как теряю ее. Ее и моего ребенка. Все во мне кричало. Смотреть на то, как умирает любимый человек и осознавать, что ты больше ничего не можешь сделать… это худшее чувство в мире.