Через лабиринт

– Вот и получается вторая картина, так сказать, вступающая в противоречие с версией самоубийства. Но, с другой стороны, окна все, несмотря на жару, были закрыты и даже шторы опущены. Выходит, подготовка была, а это, в свою очередь, противоречит версии несчастного случая.

– А убийства вы не предполагаете?
– спросил Волоков.

– Рассмотрена и такая возможность, но...
– Васюченко развел худыми руками, - соответствующих фактов не обнаружено. Мы не нашли следов пребывания в доме посторонних людей. И опять, так сказать, главный вопрос - кому выгодно? В доме ничего не взято, то есть версия ограбления отпадает. Неизвестно нам и о какой-либо вражде, предполагающей месть по отношению к пострадавшей.

– Какой же все-таки ваш вывод?

Но Мазин не дал ответить:

– С выводами спешить не следует. Матвей Кириллович объективно восстановил внешнюю картину смерти Дубининой, но, возможно, не все следы удалось сразу обнаружить. Я хочу и сам взглянуть на место происшествия.

– Мы предполагали, что это потребуется, Игорь Николаевич, - сказал Волоков.
– Все в доме оставлено на своих местах.

– Вы не нашли там какие-нибудь письма?

– Все бумаги в комоде, в верхнем ящике.

– Благодарю, Дмитрий Иванович. А чем занимается Кравчук?

– Кравчука держим под наблюдением.

– Смотрите не провороньте. Думаю, что он понадобится. И еще два вопроса к вам, Матвей Кириллович. Первый. Соседка, кажется, нашла дверь незапертой. А какой замок в доме Дубининой?

– Замок нестандартный. Видно, делался по специальному заказу.

– Можно было захлопнуть дверь без ключа?

– Нет, без ключа нельзя, но ключ, собственно, торчал в замке с внутренней стороны.

– Вы хотите сказать, что, если бы выходивший из комнаты хотел запереть за собой дверь, он мог бы воспользоваться ключом?

– Именно так.

– Прекрасно. И второй вопрос. На столе находились бутылка из-под водки и один стакан. Бутылка пустая?

– Пустая.

– И никаких следов второго стакана? Ни в кухне, ни в буфете?

– Нигде.

– На стакане, разумеется, отпечатки пальцев только Дубининой?

Васюченко потер переносицу, приподняв очки:

– Об этом я хотел особо, Игорь Николаевич. Дело в том, что на стакане мы вообще не обнаружили отпечатков пальцев.

– Вот как?

– Но использовался он наверняка.

– Очень интересно, - сказал Мазин.
– Если позволите, мы попозже уточним детали. А пока я, с вашего разрешения, прогуляюсь немного, подышу целебным воздухом.

Но ушел он не сразу. Задержался с Волоковым. Когда они остались вдвоем, капитан достал пачку сигарет, однако, заметив осуждающий взгляд Мазина, засмеялся:

– Простите, Игорь Николаевич, забыл совсем, что вы принципиальный противник...

– Курите, курите. Вы же у себя дома. Или все еще видите во мне начальника?

– Не без того. Понагнали на меня страху в свое время. Как вспомню ваши проработки. "Бессмысленное и вредное занятие!"

– И все-таки не в коня корм оказался.

Они посмеялись.

– Так что же, Дмитрий Иванович, по-вашему, произошло с Дубининой?

Волоков положил на край пепельницы сигарету.

– Честно?

– Только так.

– Не знаю, Игорь Николаевич. Так уж сложилась жизнь Дубининой, что произойти с ней могло все - и несчастный случай, и самоубийство, и самое трагичное - убийство. Я знал ее немного.

– Расскажите.

– Во время оккупации, когда она в городской управе работала, меня хотели угнать в Германию. Мальчишкой я был... Дубинина выручила. Пошла к бургомистру... Мать потом ей сала принесла, яичек, отблагодарить хотела, но та не взяла. Был такой случай. Но он к нынешней истории отношения не имеет.

– Почему? Характеризует человека.

– Отчасти, Игорь Николаевич. Та Дубинина была другая. Не думаю, чтоб она сейчас стала кому-нибудь помогать. Укатали сивку крутые горки. Форточки открывать любила, а вот душу ни-ни. Замкнуто жила, в себе.

– Могли у нее быть сбережения, ценности?

– Ходили тут сплетни, что не все отец ее увез, остались вроде драгоценности у матери. Но я думаю, это неправда.

– А стремление покончить с жизнью могло быть?

– Могло.

– И несчастный случай мог быть?

– Конечно. Выпила перед сном, повернула ручку, да не ту или не туда.

– А окна закрытые, а шторы? Зачем? Мы полагаем, чтобы газ не выходил. А может быть, с другой целью?

– Чтобы...

Но Мазин предостерегающе поднял руку:

– Не будем произносить имя нечистого. Но именно в этом плане мне и хочется посмотреть ее дом. Вы, конечно, увидели там немало, но свежий глаз тоже кое-что значит. Так что пойду подышу.

Воздух был в самом деле хорош, и Мазин не мог не признать этого, обгоняя размеренно вышагивающих курортников. Он шел в сторону Лермонтовской, в сотый, а может быть, в тысячный раз перебирая сложившуюся ситуацию.

У дома Дубининой на этот раз было немноголюдно. Один милиционер сидел на лавочке и скучал. Впрочем, может, и не скучал, а был доволен, что ему досталось такое нехлопотливое дежурство. Мазину он сказал, что в доме все в порядке.

– Собаку вот только жалко, совсем занудилась, - добавил он, показывая на Рекса, который понуро лежал воале будки и скулил негромко, но удивительно тоскливо.

Как бы почуяв, что речь идет о нем, пес приподнялся и заковылял к калитке, волоча за собой цепь.

К собакам Мазин всегда был неравнодушен. Он вытащил из кармана полбулки с колбасой, которые купил себе, но съесть не успел, и протянул их Рексу. Тот понюхал бутерброды, посмотрел на Мазина грустными глазами и стал жевать медленно, как бы говоря: какая уж тут еда... Мазин почесал его между длинными вислыми ушами:

– Ничего, старик, придумаем для тебя что-нибудь.

Поднял собачью миску, чтобы налить псу воды. В старой жестянке что-то звякнуло. Мазин увидел кусок стекла. Поставив миску на землю, он взял стекло и стал внимательно его рассматривать. Потом повернулся к собаке и еще раз поглядел на нее, но уже без лирики, а с любопытством. По лбу Рекса проходил свежий овальный надрез, возле которого еще чернели капельки запекшейся крови, присохшие к рыжей шерсти.

– Пострадал, друг. А за что?
– спросил Мазин.