Через пески

– Как это – всему должен прийти конец? – спросила Глоралай.

– Всему, – сказал Коннер. – Этому образу жизни. Этому месту. Ты же слышала, как Лилия говорила про другие города. Там совсем иной мир. Здесь сплошное убожество. Эй, Роб, тут слишком неровно для палатки.

Прежде чем он успел объяснить, насколько песок в дюнах отличается от твердой почвы возле Бычьей раны, к которой они привыкли, Роб надел оголовье и взял в руку свое устройство. Он вонзил жезл в землю, и мгновение спустя нижняя часть склона поплыла, словно вода, превратившись в ровную поверхность.

– Тогда ладно, – кивнул Коннер.

– Потрясающе, – проговорила Глоралай, широко раскрыв глаза.

– Это наш дом, – сказал Роб. Он снял оголовье, и Коннер сперва подумал, что Роб имеет в виду место для лагеря, что эти странные слова означают «мы будем тут ночевать». Но затем Роб продолжил, и Коннер понял, что он слышал их разговор с Глоралай. – Мы не можем поселиться в другом месте потому, что там чуточку уютнее, или потому, что оно иначе выглядит, или потому, что там легче жить. Это мой дом. Я тут родился. И я намерен прожить тут до конца своих дней, узнав все о песке, о том, как его перемещать, о том, как в нем перемещаются дайверы. Я хочу, чтобы меня тут похоронили. И не желаю слышать ваши разговоры насчет того, что вы собираетесь куда-то уйти.

Прежде чем Коннер успел ответить, Роб повернулся и зашагал вверх по склону за выровненной им площадкой для лагеря, к вершине, где крутился ветрогенератор. Коннер смотрел ему вслед, не зная, что сказать. Младший брат всегда оказывался более зрелым, чем он представлял.

– Оставь его. – Глоралай положила ладонь на руку Коннера, чувствуя, что тот готов погнаться за братом. Разве он не преследовал Роба каждый раз, боясь, что тот ускользнет? И разве не это пугало самого Роба? В последние несколько недель Коннер подталкивал своих родных к тому, чтобы перебраться в место получше, полагая, что если уйдет он, за ним последуют и остальные. Но вдруг они этого не хотели? Если они хотели остаться, то слышали, что он намерен уйти один, пропуская остальное мимо ушей. А Роб лучше любого другого знал, что Коннер давно вынашивал свой замысел. – Знаешь, он прав. Для большинства из нас это и в самом деле дом. Мы все родились здесь, и многих все устраивает. Мы не хотим уходить. Мы представляем, как будем растить тут наших детей, поскольку помним наше собственное счастливое детство. Имей это в виду, когда говоришь, что есть места получше.

Присев на песок, Коннер вытащил из рюкзака сложенную отцовскую палатку.

– А я думаю, вы все делаете вид, будто тут лучше лишь потому, что когда-то были счастливы здесь. Но мы были счастливы не потому, что жизнь тут не похожа на ад, а потому, что по причине малолетства не знали ничего другого. – Он протянул ей комплект шестов. – Я ни за что не собираюсь растить тут своих детей.

Глоралай нахмурилась, пытаясь собрать воедино кусочки мыслей.

Пока они ставили палатку – входом на запад, чтобы в нее не попадал песок, – Коннер не сводил взгляда с Роба. Закончив, они убрали рюкзаки внутрь.

– Пойду гляну, чем он занят, – сказал Коннер, поцеловав Глоралай.

– А я пойду узнаю, не нужна ли Нэту помощь с готовкой ужина. И еще скажу остальным, что с нами Роб, на случай если им нужен какой-нибудь ремонт.

– Отлично. Может, выяснишь заодно, как у Нэта с местом для ремонта? Не хотелось бы, чтобы наша палатка и спальные мешки провоняли жженым пластиком.

– Они и так уже провоняли дальше некуда.

– И то правда. Увидимся.

Натянув на подбородок платок, Коннер зашагал против ветра, направляясь к крутящемуся генератору. От вершины к главной палатке тянулся наполовину зарытый в песок кабель, вероятно питавший батареи, от которых подзаряжались все дайверские костюмы. Лагерь Нэта находился почти в центре большого круга, где множество людей суетились над погребенным далеко внизу Данваром, будто муравьи над зарытым в песке медом. Чуть в стороне виднелся кратер с покатыми краями, явно рукотворного происхождения. Вероятно, именно там в свое время нырял Палмер. Палмер, открыватель Данвара. Пытаясь не выдать волнения, Коннер ничего не говорил Глоралай и брату о том, как ему не терпится увидеть легендарный город на экране собственной маски. На следующий день он собирался нырнуть поглубже и взглянуть на верхушки пескоскребов, в которых его брат по нескольку дней проводил без еды и воды.

На вершине пологого склона Коннер обнаружил Роба. Тот сидел на песке лицом к ветру, скрестив ноги. Ветер развевал его растрепанные волосы, отросшие настолько, что их можно было завязать в узел. Платок Роба был поднят, маска опущена, жезл воткнут в песок так глубоко, что снаружи оставалось лишь около фута. Вокруг Роба пульсировали концентрические круги песка, расплываясь и постепенно угасая. Коннер понял, что брат, занятый поисками, полностью ушел в себя.

Коннер присел рядом, нарушив рябь на поверхности, и тоже закрыл глаза. Он чувствовал присутствие Роба, даже не глядя на брата, и удивлялся: как мозгу удается сделать то, о чем он сам не имеет представления? В памяти всплыло давнее воспоминание о том, как они ставили пристройку к их первому дому, на большой стене, в те времена, когда отец был боссом над боссами. Коннер отмерял доску, испытывая всегдашний страх: он укажет неверную длину, и когда доску будут ставить на место, она окажется слишком короткой – ценная вещь пропадет впустую. Он пользовался старой отцовской рулеткой, и отец задал ему вопрос: откуда он знает, что рулетка точна?

«То есть?» – спросил Коннер.

«Откуда ты знаешь, что рулетка показывает верно? – сказал отец. – Ты же не можешь измерить ею саму себя».

Коннер помнил, что отец рассмеялся, будто удачно пошутил. Это запомнилось ему не потому, что случай был забавным, а потому, что слова отца всерьез напугали его. Он доверял вещи, а ему сказали, что нет никакой возможности узнать, лжет она или нет. Даже вторая рулетка не помогла бы. Все могло оказаться ложью.

Коннер глубоко вздохнул, вслушиваясь в шум ветра и чувствуя прикосновение песчинок к лицу. Он стал размышлять над словами Глоралай и Роба о том, что здесь их дом, что они тут выросли, а еще – над своим желанием уйти, возникавшим так часто. Мысли ходили кругами, гоняясь за правдой и друг за другом. Он не знал, какие из них верны, а какие – нет. Казалось, его собственный разум ничего не ведает о самом себе.

25 Зеленый островок

Аня

Десятью днями раньше

– Знаешь, чего недостает в этом мире? – спросил Джона.

– Роботов-слуг, которые исполняют любые наши приказы? – предположила Аня, вспомнив его слова, сказанные накануне, когда они мыли посуду.

– Нет. Приличной карточной игры для троих. Только представь. Нет ни одной. Либо для одного, либо для двоих, либо для четверых.

Аня повернулась к Генри и сказала на песчаном:

– Он просто жалуется, потому что никогда не выигрывает.

Генри рассмеялся.

– Хватит говорить обо мне на этом языке, – сказал Джона, очень серьезно глядя на Аню и сосредоточенно хмуря лоб. – У тебя есть четверки?

– Копай дальше, – велела она.

Джона бросил карты:

– Ладно, я пас. Могу поспорить, ты врешь. Тупая игра.

Рассмеявшись, Аня показала ему свои карты, среди которых не было ни одной четверки.

– Но ты прав, – заметила она. – Меня тошнит от этой игры. – Она вышла из кабинки и потянулась. Скоро предстояло ужинать. Мысль об очередной порции консервированной пасты и воды с химическим запахом не вызывала особого аппетита. – Одиннадцатый день, – сказала она и, повернувшись к Генри, добавила на песчаном: – Папа говорил, что его не будет самое большее неделю. Можно как-нибудь узнать, что с ним?

В основном она пользовалась языком, который выучила в загонах, – чтобы потренировать мозги, а еще из желания доказать Генри, что она могла бы отправиться вместе с отцом и Дарреном.

– Я уловил пару слов, – вмешался Джона, который учил язык самостоятельно. – Ты сказала «неделя» и «можно». Верно?

– С твоим папой все в порядке, – ответил Генри. – Единственная его проблема в том, что он оптимист.

– Это что, проблема? – спросила Аня.

– Да, раньше было проблемой. Он считает, что все будет идти хорошо, а на деле получается куда хуже. Тот, кто работал с ним, даже недолго, сразу же удваивает любой срок, который он назначает. А иногда удваивает еще раз, для надежности.

– Потому что он оптимист, – повторила Аня. Налив воды из-под фильтра, она сделала глоток и поморщилась от легкого привкуса. – Я все время злилась на него за то, что его долго не бывает дома. Говорил, что уезжает на месяц, а оказывалось, что на четыре…

– Угу. Очень похоже на него. Наверняка с ним все в порядке.

– Даже притом, что вы тут нянчитесь с нами, а не помогаете ему? Мы с Джоной вполне справились бы сами…

– Да, и играли бы в «Рамми», а не в «Копай дальше», – сказал Джона. – «Рамми» куда лучше.