Через тернии к свету

— Я знаю, посланник, — упрямо ответил творец.

Ооритуксир-тет хмыкнул и взлетел под потолок корабля. Покружив немного, он принял свой обычный вид и сухо броил Орсихту.

— Выносящие никогда не примут иного решения. Пока наши галактики соприкасаются…

— Я не хуже тебя знаю правила, сын Третьей Оахты!

— Да быть тому. Выносящие будут ждать. Но недолго…

С этими словами посланник исчез, оставив Ооалуса Орсихта в одиночестве на корабле пришельцев.

Едва мыслительное пространство вокруг него стало пустым, творец любовно огляделся вокруг. Он питал слабость к примитивным механизмам. Эволюция каждого народа протекала в своем собственном русле, отличном от других. Творец радовался, когда находил нечто схожее с иными цивилизациями, внимательно изучал отличия, но еще больше его интересовало, что эти существа делали вопреки законам Вселенной и почему.

Когда «Юкаста» попала в его поле зрения, творец мгновенно рассмотрел в ней обычный пример отрезанных от иных вселенных цивилизаций, развивающихся довольно стандартно. Такие цивилизации возникали то здесь, то там, в отдаленных галактиках, не представляя собой никакого интереса, поскольку изначально были обречены на гибель.

Цивилизации замкнутого круга, — так называли их жители Трех Оахт. Пораженные магус-корра-хо, они погибали от своих собственных рук, причем довольно быстро. Хотя некоторые из них держались дольше остальных по не совсем понятным ученым оахтирам причинам.

Цивилизация Солнца, из которой прибыла Юкаста, могла погибнуть еще несколько космических циклов назад, а последние тысячелетия — попросту выживала, но все-таки держалась. Вопреки всему. Медленно агонизировала, но, похоже, не собиралась гибнуть…

Почему так?…

У Ооалуса не было ответа на этот вопрос, и он горел желанием выяснить, что такого есть в этих гибнущих мирах, что держит их на плаву?

Магус-корра-хо неизлечима. Он это знал. Но одно из этих существ бессознательно отвергало болезнь, противилось ей, и магус-корра-хо отступила, потихоньку погибая, а заодно пожирая своего носителя изнутри. Слабый огонек, который показался Орсихту весьма занятным, определенно заслуживал внимания.

3

Существо открыло глаза, морщась от нахлынувшей резкой боли. Приподнялось на подушке и с опаской огляделось вокруг. Взгляд его растерянно блуждал по голым металлическим стенам, на секунду остановился у иллюминатора, и вдруг вспыхнул, отражая смешанные чувства радости и досады.

— Я думал, тот свет выглядит по-другому, — губы существа искривились в горькой улыбке, а на щеке появилась глубокая ямочка.

— Ваша галактика до сих пор верит в загробную жизнь, — хмыкнул Орсихт, — И никак не избавится от религиозных идеалов. Поэтому вы и толчетесь где-то там, на низших ступенях эволюции.

— Не скажи, — мрачно заметило существо и провело рукой по волосам, а затем ущипнуло себя за мочку уха.

— Больно, — пожаловалось оно, — Значит, я жив. Хотя точно помню, что недавно умер и…

— Сознание умирает не сразу, — ответил Орсихт, — Оно еще живет некоторое время. А потом остаются мыслеформы, которые продолжают жить без телесной оболочки достаточно долго. По вашим меркам. И ничтожно мало — по меркам Вселенной. Иногда они проникают в чужую оболочку. Но скорее всего безвозвратно угасают. Энергия рассеивается и принимает иную форму.

— Значит, смерть — это финиш?

— Не совсем, — усмехнулся Орсихт, — Вы, земляне, еще не научились управлять собственной энергией, сохраняя ее сущность. Поэтому ваша жизнь постоянно обновляется — за счет смерти других. У вашей энергии тоже есть то, что вы называете инстинктом самосохранения.

— То есть, мы попросту убиваем друг друга, чтобы выжить? — усмехнулось существо, — Тоже мне, открыл Америку!

— Все совершено не так, Берт Климов, — Орсихт изобразил подобие вздоха, — Цивилизация Солнца живет по принципу замкнутого круга: если есть начало, следовательно, должен быть и конец. Поэтому вам чуждо понятие бесконечность…

— Разве можно жить вечно?

— Можно, — мечтательно сказал Орсихт, — Главное, освободить себя, позволить расти ввысь, а не умирать, чтобы возродиться вновь.

— По-моему, это чушь, — покачал головой Климов и спрыгнул с кушетки.

Подойдя к иллюминатору, он прильнул лицом к стеклу и молча уставился на звезды — холодные, чужие, неласковые. Орсихт догадывался о том, что чувствовал Берт. Страх. Желание забраться в какой-нибудь укромный уголок и спрятаться, пока не придет помощь.

Только она вряд ли придет…

— Зачем я тебе? — спросил Берт.

Орсихт распластался на кушетке и на несколько секунд принял форму человеческого тела.

Берт оглянулся и увидел самого себя — только прозрачного. Ооалус уловил эмоции, заструившиеся вокруг лейтенанта. Небольшое замешательство, а потом веселье. Губы Климова дрогнули в невольной улыбке.

— Ты смешной, — заметил он, поглядывая на Ооалуса, прищурив глаза.

— Поверь, я тоже нахожу тебя занятным.

— Поэтому и воскресил меня? Решил завести комнатную собачку. Поверь, я и куснуть могу.

— Вряд ли ты сможешь укусить воздух. К тому же, у меня отсутствуют нервные окончания.

— Да уж… Вам чужда радость секса.

— Секс? — удивился Орсихт, — Мы редко размножаемся. Скорее, это происходит само собой.

— Кто не знает боли, не знает и наслаждения. Кто не знавал утраты, не ведает услады обретения. Как ты считаешь, вечная жизнь — достойная компенсация за отсутствие ее смысла?

— Вот оказывается, как понимают это земляне, — грустно улыбнулся Орсихт, — Вы умираете, чтобы печалью обострялось чувство радости? Стираете, чтобы писать заново? Понятная концепция, только весьма глупая. Вселенная может подарить столько счастья, что тебе трудно это представить. Нужно просто расставить руки и принять его…

— К сожалению, оттуда, откуда я прибыл, звезды с неба не падают, — скептически вздохнул Климов, — Скорее, камни.

— В тебе столько противоречий, Климов! Я бы мог оставить тебя здесь и научить жить вечно…

— Но ты собираешься снова меня убить, — почти равнодушно закончил Климов, однако Ооалус уловил едва заметную искорку надежды, вспыхнувшую в его сознании, но тут же погасшую..

— У меня нет выбора, — печально ответил Орсихт, — Прости…

Берт глубоко вздохнул и вновь обратил свой взгляд к звездам. Ооалус заинтересованно облетел вокруг него и вновь проникнул в его сознание.

Берт думал о том, что где-то там, среди этих звезд, возможно, есть крошечная точка — его родное Солнце, которое сейчас светит на Землю, согревая его Рене…

«Рене… Почему так больно ее любить?

Потому что хочется верить, что это чувство будет длиться вечно и не исчезнет, как это случается чаще всего с любящими друг друга людьми. Ему не хотелось кусочек. Берту хотелось весь спектр. Всю радугу, все семь цветов.

Но любовь не может длиться вечно.

Наступит день, когда она его разлюбит. А может, он ее. И все будет, как у его родителей: разбитая чаша и размазанный по полу клей в виде возможного ребенка. Только этот клей мало что склеит, скорее, будет липнуть к ногам, вызывая чувство раздражения.