Через тернии к свету
Шрифт:
— Мы готовы принять твою речь, Ооалус Орсихт! — голос верховенствующего был ровным и чуточку безразличным, как и полагалось среди оахтиров.
— О, достопочтенные жители Трех Оахт! — воскликнул Орсихт, готовясь произнести пламенную речь. Эмоции он собрал в тугой комок и спрятал глубоко в сознании, дабы оахтиры не смогли возражать, что он действует импульсивно.
Он говорил долго. Рассказывал о том, как прекрасна и велика вселенная, о том, что им следует приумножать чудеса, а не уничтожать галактики. Оахтиры внимательно слушали. Однако
Закончив, Ооалус еще раз окинул взглядом Совет и с отчаянием понял, что проиграл. Оахтиры не ведали жалости к пораженным маггус-корра-хо.
Космическая чума требовала крещения огнем. А пузырек с лекарством никто так и не смог откупорить.
— Ты и сам знаешь ответ, Творец, — после некоторого молчания сказал Верховодящий, — До окончания космического цикла Солнечная цивилизация должна быть уничтожена. Вместе с твоим пришельцем…
6
Ооалус Орсихт медленно вплыл на капитанский мостик «Юкасты» и замер, проникаясь мыслями, витающими в пространстве.
Мысли Берта…
Много интересного было в этих мыслях. Берт рисовал картины миров, увиденных в первый раз в жизни. Не упуская ни малейшей детали, добавляя к ним новые, привычные ему, земные черты.
Среди пейзажей нередко мелькало лицо девушки — нежное, привлекательное, озаренное светлой улыбкой. А рядом малыш — совсем еще кроха. В клетчатых штанишках. В левой руке — веревка от воздушного змея.
У девушки не было имени. Только образ. Образ матери — любящей, заботливой и нежной. А ребенок…
Ооалус вгляделся еще немного и понял: малыш — это сам Берт. Вернувшийся в детство, рисующий свою судьбу заново — с чистого, красивого листа…
Каким бы он стал, если б у него было счастливое детство, настоящая и бескорыстная родительская любовь?
Ооалус на мгновение представил себе этого человека — нового Берта Климова — таким, каким он сам хотел себя видеть. И вдруг понял…что видит себя…
Творец даже не подозревал, насколько дорог стал этому пришельцу. Внутри что-то шевельнулось, запищало, завертелось, путая мысли и мешая думать…
Как он сможет убить Берта?
В углу мостика возникло движение. Это Климов, очнувшись от размышлений, вскочил на ноги, чтобы приветливо махнуть рукой Ооалусу. На лице написана улыбка, волосы взъерошены и беспорядочно рассыпаны по плечам.
Творец Орсихт беззвучно подплыл к нему и повис над потолком, не решаясь делиться мыслями. Но Берт и так все понял.
Глаза его потемнели, а на скулах заиграли желваки.
— Велели убить меня?
— С чего ты взял? — Орсихт все время пытался понять, почему иные существа лгут, и вдруг понял. Но он вряд ли умел это делать.
Берт Климов криво усмехнулся, подавляя вздох горечи и разочарования, настойчиво рвущийся из груди.
— Ты весь потемнел, Ооалус. Сквозь тебя невозможно ничего разглядеть.
Ооалус ничего не ответил. Густой кисель его плоти растекся по стене, отчего-то напомнив Климову
намокшую тряпку. Должно быть, он сильно страдал.— Да, старик, — пробормотал Климов, — Сблизились мы с тобой. Немного. Что уж теперь! Когда ты станешь… В принципе, какая разница. Давай скорей.
— Прости, Берт! — воскликнул Орсихт, впервые в жизни завидуя человеческому телу. Люди умеют чувствовать. Умеют избавляться от эмоций — физической болью, слезами…
Ооалусу приходилось держать это все в себе.
Он с ужасом смотрел, как краснеют щеки Климова и покрываются синими пятнами. Как он хватается за горло, словно пытаясь разжать невидимые руки, перехватившие дыхание. Инстинкт выживания. Даже умирая, он цепляется за жизнь из последних сил.
Еще несколько секунд…
И вот он лежит на полу. Мертвый, с широко раскрытыми глазами, в которых застыл страх. Берт Климов боялся умереть. Действительно, боялся.
До самой последней минуты он надеялся, что Ооалус решится оставить ему жизнь. Хотя понимал, что такое вряд ли возможно.
Творец Орсихт опустился рядом с телом Берта и проник в его сознание. В последний раз…
Маленький мальчик резво скачет на лугу, усыпанном васильками. Ему хорошо. Он смотрит на Орсихта и протягивает тому руки, словно забыв, что оахтир не сможет взять его ладони в свои.
Сын… Его сын… Берт Климов не мог быть никем иным. Ведь он не знал другого отца — другого, который смог бы подарить ему мир.
«Что ты наделал, Орсихт!» — подумал Ооалус, — «ты лишил себя смысла самой жизни. Вечность. Свобода. Но где же счастье?»
Счастье лежало бездыханное, навеки ушедшее без малейшей надежды на обратный билет.
«Но ведь я могу вернуть его к жизни, — рассуждал творец, — Могу! Но зачем? Оахтиры не примут его. Заставят уничтожить. Как и его планету…
Но зачем? Зачем уничтожать то, что может стать чудом?
Да, но я забыл о маггус-корра-хо!»
И снова боль. Снова — приступ отчаяния. Ооалус вознесся к потолку, затем стремительно рухнул вниз, на тело Климова, и вдруг представил, что может владеть этой плотью. Чувствовать то же, что и он.
Сквозь мрак печали прорвался робкий лучик надежды. Ооалус собрался с мыслями и стал думать, проворачивая в сознании тысячи сложнейших задач.
Оахтиры не подвластны маггус-корра-хо. У них иные гены — намного сильнее людских. И если человек, такой, как Берт Климов, возьмет частичку генов оахтиров…
Правда, времени оставалось мало. Катастрофически мало. Но Ооалус чувствовал, что сможет что-нибудь придумать. Он все-таки творец.
7
— Приветствую тебя, верховенствующий!
— Рад проникнуться тобой, Творец Орсихт.
Оахтиры обменялись приветствиями и приступили к обычной дружеской беседе.
Ооритис-ко-тил, однако, довольно быстро перевел разговор на интересующую его тему.
— Почему корабль пришельца до сих пор существует, Орсихт?