Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Черная башня и белая лисица
Шрифт:

Да и с тех пор прошло очень много времени, вдруг самарская действительность изменилась.

Но я уже узнавал, что для магов во всех Новых Княжествах сохраняется правило, что они имеют право частной практики в любом месте при условии уплаты налогов с полученного дохода.

Размер налога варьирует, но нигде не выше двадцати процентов. Но это касается магов из пришлых либо аборигенов, что являются подданными одного из Новых Княжеств. Для тех магов, что сохраняют подданство аборигенских государств, могут быть ограничения, как полностью, так и частично. Решают городские власти — как быть в каждом случае.

Так что есть надежда, что если тот город, где я застряну на зиму, не перенасыщен коллегами, то мне можно будет прокормиться. Пить-то нигде в Поречье не перестали, а, значит, кому-то точно станет плохо от излишних усилий по очистке полок магазинов от водки.

Глава

девятая

На эту апрельскую субботу у меня был записан один пациент на отбеливание зубов. Учителя вызвали в Академию на какое-то сверхсрочное совещание, и он позвонил мне, попросив прийти пораньше, еще до пациента, и немного позаниматься с младшими учениками. Вчера я был дома, а занималась с ними Анфиса, которая так замучилась от непонимания ими материала, что угрожала обоих задавить за тупость. Чтобы жуткое убийство не свершилось, учитель и задействовал меня. И Анфиса за день остынет, и ребята не побегут к родителям просить забрать их из обучения, пока не свершилась их мучительная казнь. Ну, я-то могу, но вообще ситуация перестала мне казаться смешной. Что-то надо делать, а вот что? Я все-таки думаю, что дело в Анфисе и ее реакции на ребят. Ведь нельзя же считать меня великим педагогом, но младшие под моим началом сидят, тихо учатся, не смотрят на меня, втягивая голову в плечи, словно им сейчас достанется затрещина, и даже что-то усваивают. А всего лишь потому, что, конечно, меня тоже раздражает, когда младшие тупят, но я не воспринимаю это как личное оскорбление. Но как быть дальше? Учителя то и дело рвут на части — туда, сюда, иногда он и прихварывает, а юных созданий учить надо. Я после лета то ли останусь, то ли нет. Анфиса собирается учиться еще один год. Если я уйду на самостоятельную работу, тогда останется Анфиса и два раздражающих ее младших ученика. Или даже три, если учитель возьмет еще кого-то вместо меня. И заменить Анфису будет некому — новый ученик не будет же учившимся уже несколько лет, он будет совсем зеленым, даже по сравнению с жертвами девушкиного гнева. Вот беда… Я бы не против после получения звания поработать с учителем на правх компаньона, периодически помогая ему с учениками, но я могу и застрять в Армире или по дороге оттуда. Тогда, уезжая на юг, скажу юным оболтусам: «Молитесь богам, чтобы они послали мне удачу и скорое возвращение! Если будете нерадивы в молении, так как учитесь, я застряну на юге и всю зиму вас будет терзать Анфиса и ни разу я не приду ее заменить! Проникнитесь — ни разу за всю зиму! А теперь — марш в храм и, если Светлая Четверка не будет вами убеждена — вам конец! Скорый и мучительный!»

Меня встретила служанка, приняла верхнюю одежду и вручила записку от учителя. Он перед поездкой написал, что сегодня будет заниматься один Костя. Ему нужно выучить правило Санлиса во всех четырех взаимодействиях Стихий и проверить, как усвоен прошлый урок по географии. После чего его можно будет отпустить домой — суббота ведь. Анфиса сидит в лаборатории, поэтому лучше ее не трогать. Значит, правило Санлиса придется показывать чисто визуально — чертить в воздухе фигуры. Это не очень тяжело, но кропотливо. В лаборатории было бы лучше, можно было бы и показать взаимодействие Воздуха и Земли, но надо же девушке избыть свою злость на тугодумов-коллег. А что она сейчас делать-то будет — опять отрабатывать лечебные заклинания на мышах или займется магической косметикой? Скорее всего, косметикой, ибо Лео с нами нет, он остался дома, а мыши кончились еще в среду. Разве что Анфиса сама магически мышей приманит. Нет, проще косметикой заняться. Она, когда перенервничает, начинает создавать косметику с успокаивающим эффектом. Как — то заявила, что мужчины не знают, сколько нервов они выматывают из тех женщин, что рядом, поэтому, если у нее все получится, то женщине стоит нанести макияж, как она успокоится и может снова жить в мире с собой. Что-то я ей не верю. Иначе бы мама и Маша, как только поругались со своими мужьями, так бежали бы к зеркалу наносить косметику — хотя бы обыкновенную. Магической косметики-то пруд пруди — и с эффектом приманивания, и с омолаживающим эффектом, и еще кучей всякого. Но с успокаивающим нет. Глядишь, прославится Анфиса от Твери до Астрахани средь женской части общества. А мужики будут ворчать — вот, опять моя поскакала в лавку за успокаивающей косметикой. Сколько денег-то уходит! А его отец скажет: радуйся, в мое время бабы для успокоения тарелки об пол колотили! А бывало — и об мужей!

Так я размышлял, пока Костя корпел над учебником. Потом я проверил, как у него с географией Казанского ханства. Оказалось, ничего так усвоил, лучше, чем обычно. Но тут напоследок я задал ему вопрос: а возле какого города ханства находятся два объекта, названных в честь людей, которых он знает?

Костя не знал и впал в задумчивость. Подождав пяток минут, я сказал, что это вопрос не из программы, это сверх нее, поэтому не знать ответ не зазорно. Просто он же был у меня дома, когда я

страдал от болей в ноге, приносил лекарство? Был, и видел и отца моего и маму, а мама его еще угощала пирожками с рубленым яйцом? Да, вспомнил? Ну вот они и отражены на казанской карте, вот, гляди сюда, в окрестности Уржума — вот Юрьевский лес, а вот озеро Алины.

Нет ли меня на карте? Нет, меня нет, я ведь тогда еще не родился, поэтому отец ничего в мою честь не назвал.

Тебе тоже захотелось назвать в свою или честь мамы что-нибудь? Учись и отправляйся путешествовать — есть еще много малоизвестных мест. Особенно за северной границей княжества.

Костя как-то близко к сердцу воспринял рассказ об отражении имен людей в названиях, поэтому правило Санлиса воспринял быстро и вроде как понял. Ну, в понедельник станет ясно, куда правило закатилось в его голове: на нужное место или куда-то в чулан для не нужного мусора. Перед половиной двенадцатого в награду за подвиги на учебном поле я отпустил Костю домой. Он так рванул домой, что оставил все неубранным — учебники и тетради. Э, нет, вернись и прибери. Вот, а теперь иди уже. Да, я не менее противный угнетатель младших учеников, чем Анфиса. Но на свой лад.

Уже полдвенадцатого, а пациентки все нет. Подожду положенные этикетом пятнадцать минут да и пойду.

А, таки почти не опоздала! Что какие-то две минуты, когда к нам пожаловала та самая младшая будительница провинциального сонного болота! Увы, приходится бороться с изнанкой эмансипации, тем самым налетом на зубах. Так, это она была шесть месяцев назад, ну ладно, это еще ничего.

— Сейчас приступим. Но хотел бы вас предупредить вот о чем. Очистка зубов хоть и не сильно, но повреждает зубную эмаль и она может истончиться. А тогда вы почувствуете, что горячий чай или холодное мороженое неприятно почувствуют ваши зубы. Поэтому я бы рекомендовал подвергать их очистке пореже.

— Но ведь чем чаще пациент приходит к целителям, там больший доход он приносит?

Гм, а девушка пытается подколоть меня?

— У целителей основной принцип — «Не навреди». Делая что-либо, мы не должны делать пациенту хуже. Даже если отнестись к пациентам чисто по-купечески, переводя на деньги, то нам выгоднее проводить очистку раз год десять лет, чем очищать каждые три месяца и загубить зубы пациента через год. После чего он уже не придет ни разу. Ну разве что в суд с жалобой.

Вот так-то девушка! Она несколько смутилась и, понизив голос, сказала, что нельзя думать о всех купцах, что они прямо как вампиры, только пьют не кровь, а деньги из кармана высасывают…

На это у меня тоже имелся ответ, но пора было начинать процедуру. И мне отвлекаться не нужно, и девушке говорить невозможно. Поэтому обсуждение купцов прекратилось на время, а после, когда уже можно было разговаривать, нашлась и другая тема и не одна.

Пока мы молчали и шла очистка, я пригляделся к ней повнимательнее. На сей раз никакого «вызова косности» в одежде нет, одета она вполне по нынешней городской моде. Кожа бледная, волосы каштановые, завязаны в простой узел на затылке. То есть не обычная для купеческих семейств коса, но и не короткая, почти мужская стрижка, как среди ее соратниц по клубу «Анастасия». Глаза карие, и взгляд чуть печальный. Мне именно так кажется, но если я прав-то отчего она печалится?

Процедура закончилась, но Ксения не уходила, а расспрашивала меня о разном — об учебе, о магии, о том, есть ли Дар еще в моей семье. Оказалось, у ее мамы были небольшие способности к владению Силой, но она их не развивала. Есть и ладно. Только иногда, на радость детям, показывала пару фокусов. Ксении тоже хотелось, чтобы она могла управлять Силой, но ни ей, ни обоим братьям Дар не пришел. Хотя она все ждала — вот наступит двенадцать лет, может, тогда? Вот наступит шестнадцать — может, проявится? Но он не проявлялся, а маги, к которым Ксению водили на консультацию, говорили, что ничего нет. Я не удержался и глянул на ауру — да, нет никаких признаков Дара. Но говорить про это ничего не стал.

Учитель задерживался в Академии, поэтому я предложил Ксении поговорить еще, зайдя, ну, скажем, в кафе «Театральное». Она согласилась. Ну, вот и там поговорим. А то мы сидим у учителя, не спросив его разрешения. Потому я извинился и вышел на минутку. Перезвонил родным, сказав, что пойду погулять, поэтому вернусь позже, а когда — не знаю. Написал записку учителю про результаты моих трудов, заглянул в кошелек — вроде должно хватить на угощение девушки. До «Театрального» четыре квартала, погода приличная, так что можно прогуляться туда пешком, разговаривая по ходу дела.

Домой я вернулся уже к ужину. К вечеру стало холоднее, нога напомнила о себе, но из-за душевного подъема я на нее не обращал внимания. Хотя я не хотел есть почти совсем, но пришлось налечь на еду. Мама старалась, так что незачем ее расстраивать. Семья меня с интересом рассматривала, так что хорошо есть — это еще и законный повод ничего не говорить, ибо полон рот еды. А мне ничего не хотелось говорить — совсем. Я это так понимал, что о подобных вещах не надо рассказывать никому. Или почти никому.

Поделиться с друзьями: