Черная Фиола

Жогин пришел в бешенство. Он орал:

– Проклятые поганки! Вообразили, что перехитрили всех! Я вас распотрошу.

Гри сияли фосфорическим блеском. Красиво проносилось пение. Затем пошел черный дождь. Теперь стоило только Жогину выйти из ракеты, как начинался проклятый черный дождь. Случайность? Или существо распоряжалось тучами и кое о чем догадывалось?

В страстной нетерпимости своей Жогин не думал об особенной тайне жизни.

У жизни много тайн. О них можно говорить и спорить, рассматривать их и спокойно жить с г этим знанием. Но есть у всякой жизни особенная тайна. Ее достигают лишь немногие, те, что осмеливаются знать.

А тогда, спасая свое тайное, жизнь, бывает, покушается на того, в ком подозревает дерзкое намерение познать.

Жизнь, как мать. Ведь есть неприкасаемая тайна матери - зачатие. Ее невозможно оголять.

Этого не мог понять Жогин...

– Вы были правы, они хитрее, чем я думал, - сказал он Блистающему Шару. Но я раскушу их код.

– Как?

– Ударю из протонной пушки, они и забормочут, не успев зашифровать все. Они шифруют.

– Или мыслят иначе, чем мы?

– Шифруют.

И Жогин занялся установкой орудия.

– Не делайте этого, - говорил Шар.
– Понять что-то может только бесстрастный, холодный разум. Вы горячи и антиразумны, то есть страстны.

– Их беда, не моя.

...Жогин ударил из протонной пушки: долина задымилась. Снова удача - вдруг заговорил голос дешифровщика.

– Нас обожгло.

– Погиб мирад. Смерть болезненная (молчание долгое).

– Теперь понравится (далее непонятное).

И начался быстрый разговор:

– Что было перед этим?

– Боль укола в Синагре.

– Что следовало за этим?

– Ожог... (снова непонятное).

– Что делать?

– Оторваться!

– Таиться!

– Нападать!

– Ромашить!

– Да! Да! Ромашить!

Но что такое ромашить? 25

Жогин узнал это ночью.

Его потянуло наружу - прислушиваться, смотреть.

Ночь была мрачная, без звезд. Доносился вой филартиков.

Люк ракеты закрылся. Он с грохотом вдвинулся в проем, выпятив черную округлость. Отойти Жогин не решился, а прижался спиной к полированному металлу.

Холод его вливался в Жогина неумирающей звездной вечностью металла высшей чистоты. Без разъедающих примесей, без частиц, делающих хрупким и самое крепкое вещество.

И вдруг толпа зверей окружила ракету.

Жогин глядел вниз. Глядел так долго, что глаза привыкли и вобрали все слабые отблески, в которых густо шевелилось живое мясо этой планеты.

Жогин глядел на туманное, что растекалось вокруг. Белое, дымное, почти лишенное плоти. Под ударом его пистолета оно не умерло и теперь крадется. Проклятая нечисть!

Обернулся: позади него висел, тускло посверкивая, Блистающий Шар. Жогин ощутил упругий поток его любопытства.

– Ну их всех, - устало сказал он.
– Надоели, все.

Дешифровщик переводил:

– Буду защищаться.

– Он несет гибель.

– Я досягну. Ударю! Продолжаем ромашить.

Загрохотало. Ракета шатнулась. Начиналось землетрясение? Но Черная Фиола как будто не знает землетрясений.

Долина погасла. Поднялась желтая пыль. Забегали туда-сюда синие вспышки.

Земля лопалась - светящиеся шнуры извивались в земляных трещинах. Гуще поднялась пыль и скрыла все. И в этот момент ударил автомат защиты: клуб огня покатился по долине.

А ракета загудела от ударов: "Бам!.. Бам!.. Бам!.."

Кто это? А, это гри. Они подошли, они били по высоким костылям ракеты чем-то твердым. Должно быть, камнями.

Где-то нашли! Пусть стараются сокрушить то, что не мог сжечь звездный полет.

– Бам-бам-бам... Банг!

Ракета задрожала - так ударили!

– Интересно, чем это они хватанули?
– бормотал Жогин.

Земля с грохотом расходилась. Теперь ракета качалась на краю расщелины.

"Надо лететь", - решил Жогин. И хотя все задернула пыль и была ночь, Жогин увидел низкое небо. В нем плыли два красных вертолета. Там, где пролетали они, небо виделось Жогину голубым, ясным, вымытым.

Зато вокруг клубились и ворочались тучи, бросая молнии в машины. Снова темь и опять проглянуло голубое небо.

А на громадной высоте (и все выше) беззвучно шли два вертолета. Будто ангелы, возвращающиеся в земной рай...

Жогин приказал - ракета взлетела. Он пробежал к аварийному управлению и схватил штурвал. И, круто его повернув, описал в небе пылающую кривую. Он гнал ракету низко над поверхностью планеты.

Ракета шла неслышно: грохот двигателей отставал. Далеко.

Жогин вынул кадмиевый стержень и пустил реактор на полную мощность. Смело ворочая рычагами, он склонял ракету к сложным эволюциям. Двигатель бил и хлестал планету разорванными тяжелыми частицами.

А снизу - Жогину так казалось, нет, он слышал - несся крик существа пронзительный хор голосов, полных ужаса. У Жогина зашевелились волосы на затылке. Показалось - он слышит в общем хоре крик папахена, молящего о своей жизни.

А Черная Фиола светилась - вся!
– несравнимым светом атомного распада. И тогда Жогин увел ракету. Он ушел в звезды, оставив в небе Черной Фиолы клубящийся след. Теперь ему открывались и звездная дорога, и крики гри... Он помнил их.

Сделано непрощаемое, он сам не простит себе этого, он убийца. Жогин ощутил изнеможение и тошноту.

– Вы убили их, - сказал Блистающий Шар.

Жогин с усилием разжал челюсти. Глотнул.

– Наверняка, - медленно ответил он.
– Плесень... уйдет... из оставшихся... элементов возникнет что-нибудь... лучшее... новая цивилизация.

– Через сколько лет? Через миллиард?
– спросил киборг.
– Вы нарушили ход опыта. Признайтесь, вы мстили? Тем, на Земле? Вас вела страсть. Вы склонны не к познанию, а к действию. И недостойны нашей жизни.

– Ну, нет! Я буду киборгом, я хочу стать им!
– злобно сказал Жогин.
– Да, я убил эту плесень. Но разве она достойна жить?

Голос Блистающего Шара прозвучал сухо:

– Когда я исследую новую планету или наблюдаю рост живорастений на ней, я не ищу виновных. Правых тоже. Я только познаю. Вы же хотите судить всех. К тому же до сих пор среди нас, Блистающих, не было убийц.