Черная Фиола
Шрифт:
Жогин стал выяснять:
– А не тянет вас назад, в тело? Оно дает много приятного. Хорошо греться на солнце, иметь волчий аппетит. А женщины?
Говоря, Жогин видел в зеркальной выпуклости Блистающего Шара свою физиономию и выпирающий нос, хищный и крючковатый. ("Став Шаром, я хоть перестану походить на своего треклятого отца".)
– Я был рожден для познания, - разъяснял Блистающий Шар.
– А жизнь тела, личная жизнь - мешает познавать.
– Кажется, я понимаю вас. Понял!
– вскрикнул Жогин. И все в нем заторопилось. Мысли скакали, будто солнечные зайчики
Жогин кричал Шару:
– Все запутано в человеке! Мыслим иногда логично, но нет логики в наших действиях! Не может ее быть! Ей мешают эмоции, страсти, наши глупые сердца... Чувства - обуза... Поймите! Мы оставляем жить виноватых! Наш разум в плену тела! Оно же слишком сложное - костяк, железы, кишечник... Чем вы питаетесь?
– Электричеством.
– У нас были фанатики, боровшиеся с плотью, история религии говорит это.
Жогин соображал: мозг без тела, без слабого, хрупкого тела, могущего разбиться о камни. Это же раскрепощение! Это... счастье?
– Тело не выразишь в изящной математической формуле, - продолжал Блистающий Шар.
– Это невозможно. А возьмите меня, я отлично выражаюсь в формуле шара.
Шар говорит... Но это же не голос, у него нет эха. Жогин понял, что Блистающий Шар читал его мысли и внушал свои.
– Мы живем повсюду, к нам идут жители всех планет! Все время мы ловим сигналы мозга гибнущих, ожидающих спасения, просто стремящихся к жизни, какую ведем мы. Вы не один тяготитесь обыденной жизнью, не вы один слишком слабы и страстны для нее.
– Значит...
– начал Жогин.
– Я принял волну вашей боли и поспешил на помощь. Ваш ум...
– Но я делал одни глупости, - сказал Жогин, не открывая рта.
– Зато видите границы вашего разума. Это дано немногим.
Голова Жогина шла кругом.
– Идите к нам! Мы дадим вам могущество и... планету. Вы создадите на ней жизнь, как представляете ее себе. А потом наблюдение, познание - тысячи лет подряд.
Блистающий Шар втолковывал:
– Есть высшее счастье - мыслить, есть высшее наслаждение - познавать, высший отдых - созерцание. Смотрите на меня, смотрите. Пристально! Слышите?
И Жогин услышал: звучала музыка. В строго выверенных, холодных аккордах чувствовалось великое знание. Жогин слушал (и видел?): рождались и умирали миры. Он созерцал их столкновение и разрушение, наблюдал полет атомных частиц, рассеянных звездными взрывами.
Многое увиделось ему. Нахлынувшее знание давило. Он расслабился и прилег в кресле.
Прикрыл глаза. Но в мозг по-прежнему рвался грохот миров. "Это невыносимо, это невозможно, я сойду с ума! Пощади..."
Блистающий Шар телепатировал:
"Я научу тебя делу богов, покажу интересный опыт. Ты оттолкнешься от него и пойдешь далее. Мы подлетаем к Черной Фиоле". 8
– На посадку!
Киборг сказал команду вслух, и ракета изменила путь. Жогин страшно потяжелел. Блистающий Шар каплей ртути повис на магнитном держателе. Перегрузка...
Жогину казалось: он умирает, уже умер. Он видел: поднимается ему навстречу другой Жогин, с пустыми глазницами, с жутким оскалом.
Ракета повернулась -
нацелилась - устремилась... Казалось, неостановленная, она бы пробила планету насквозь. Но загрохотали тормозные двигатели.Жогина прижало к креслу, ребра его трещали. Удар!
– А-а!
– кричал Жогин.
Посадка кончилась. Блистающий Шар раскачивался на держателе: туда, сюда, туда-сюда... Жогин кое-как добрался до него. Увидел себя - бледен, из прокушенной губы текла кровь. С тревогой поглядел на угасший Шар. "Погиб? Тогда мне смерть в этой непонятной ракете".
– Что? Что с вами?
– спрашивал он. Оказалось, Блистающий Шар подзаряжался, воткнув в бок гибкий проводник.
– При моей аварии вами займется мой дубль, - сообщил он и замолчал, всасывая энергию.
Жогин растерянно огляделся:
– Дубль? Где он?
Будто в зеркале висел, качался туда-сюда другой Блистающий Шар... Но устал Жогин от этого - от блеска, странных разговоров. Ему хотелось вдавить каблуки в землю, пусть чужую, смотреть в небо.
Должно быть на планете небо!.. В ракете и дышать-то приходится каким-то пустым воздухом, не разберешь, жив ты или давно мертв.
Вдохнуть бы настоящий - густой, влажный, сытный воздух. Закурив, неторопливо думать.
Или, сбрасывая пепел с сигареты, стоять и щуриться на чужую, малопонятную жизнь.
– Черная Фиола, - вдруг заговорил Блистающий Шар.
– Своеобразие жизни и ваш урок.
Он защелкал чем-то в себе. Смеялся?
– Создана богом Иохимом Залесски, коллегой. На моей памяти сменилось тридцать поколений. По-моему, эта живая плесень оскорбляет производительные силы планеты, но Иохиму она была чем-то дорога... 9
Жогин - ощупью - разобрал рюкзак.
В нем нашел килограмма два или три ржаных сухарей, полкило кускового сахара и большой кусок свиного сала, присыпанного красным перцем. Калории были, вода тоже - совсем рядом колотилась тонкая струйка и растекалась по камням на расстоянии откинутой руки. Эту воду можно было брать: смачивать платок и сосать его.
Непривычное становилось привычным.
Например, Жогин ясно слышал частую дробь падающих корпускул света. Звук их ударов был разный: мягкий от шепчущих листьев, упругий и резкий при ударах о камни.
Корпускулы в холода били слабо, а в пасмурную погоду сыпались, будто мягкие воздушные пузырьки. Ночью же, падая с далеких звезд и приобретя космический разгон, они кололи...
Жогин вздрагивал и ежился. В глазах мелькали красные полосы. Казалось, что он бежит вдоль бесконечного палисадника, гремя по нему палкой.
...Он звал Черную собаку.
Та подходила к нему - с подозрением, с загадом в глазах. Жогин с завистью видел ее лапы, твердо стоящие на земле. Он поднимал взгляд выше, скользил им по черной шерсти с блеском серебристых ворсинок. Они, если пристально глядеть, обращалась в иглы, летели в глаза.
Даже хотелось закрыть их ладонями.
Черный пес, чернота... Сначала, шерстисто-мягкая, она становилась неотвратимо бездонной и получала угрожающие качества. Вот надвинулась, глотнула его. Жогин едва удержал вскрик и падал, падал вниз, в раздвинувшуюся щель. В ней горели синие свечечки.