Черная гвардия Эридана
Шрифт:
Лишь тепловизор был способен обнаружить лодку: по теплу, выделяемому «скатом». (Чтобы устранить этот недостаток, требовалась сложная система преобразования тепловой энергии в электрическую, но такая аппаратура занимала слишком много места и в суперкомпактную субмарину просто не помещалась.)
Единственная внешняя деталь, которая выдавала искусственное происхождение объекта – винты. Небольшие малошумящие винты сложной формы в кормовой части судна.
Именно к ним сейчас и направлялся Ленор.
Беглый осмотр показал, что никаких изменений нет.
Но Ленор никогда не стал бы командиром элитного подразделения, если бы во всем полагался
«Дьявол кроется в деталях!» – захотелось воскликнуть «осьминогу», когда он обнаружил-таки то, что искал.
В болтах крепления отсутствовали штифты фиксации этих самых болтов.
Диверсию подготовил очень опытный специалист морского дела, к тому же досконально знающий устройство разведывательной субмарины. Аппарат, отойдя от базы на большое расстояние – достаточное для того, чтобы сигнал бедствия не мог быть принят на базе, – потерял бы где-нибудь в океане оба винта.
А это означало смерть.
Медленную и мучительную от нехватки кислорода где-нибудь на глубине; либо – опять же медленную и мучительную – от жажды на поверхности океана, который в этих широтах и в это время года штормит чаще, чем где-либо на Умзале.
Ленор усмехнулся. Он не был сторонником поспешных выводов, но, если учесть переход их с Виленой отношений в новое качество, а также если вспомнить, кто его сегодня провожал в поход, очень могло статься, что винты подпортил Феликс. Либо кто-то из дружков этого подлеца.
«Осьминог» вернулся на корабль за инструментом…
– Ты зачем прыгнул в воду?
Солдат строго посмотрел на задержанного, потом незаметно огляделся по сторонам. Молот сообразил, что охраннику не очень хочется тащить мокрого подростка в штаб через всю базу, и он хотел бы прямо на месте определиться, что с ним делать.
– Я… это…
– О чём вы говорили с командиром лодки?
– Ни о чём мы не говорили!
– Что ж я, слепой, по-твоему?
– Да он хотел мне уши надрать! За чем, говорит, с пирса прыгнул? А я не прыгал! – Молот подпустил слезу в голос. – Не прыгал я, дяденька!
– Как же ты в воде оказался?
– Меня кто-то толкнул… – он заревел, растирая кулаком несуществующие слезы. – Сза-а-ади!..
– Кто? – В голосе солдата появился неподдельный интерес.
– А я знаю? Для смеху, наверное… Дяденька, можно мне домой? А то очень холодно. Мама говорит, если долго ходить в мокром, обязательно простынешь.
– Родители-то где?
«Контрольный вопрос» не застал Молота врасплох.
– Они в мо-о-оре, – он снова заплакал.
Дальше спрашивать было бесполезно. Это понял бы даже самый тупой охранник. Никакой малец никогда не ответит, куда и на сколько его родители «ушли в море» – большая часть заданий были секретными. А ждать, когда они вернутся, держа паренька под арестом… Для этого надо было иметь каменное сердце.
– Вали отсюда, и быстро, – решил охранник, ещё раз оглядевшись.
– Спасибо, дяденька!
– В следующий раз не подходи к краю причала. Тебя, может, и не толкал никто, нечаянно задели…
Молот уже бежал прочь. Переодеться и обогреться под струями горячего душа, действительно, не мешало бы.
Ленор включил автопилот, закрыл глаза…
Он любил море.
Родился будущий командир элитного спецназа в крохотном рыбацком поселке на берегу Океана, и всё детство его прошло под непрерывный
шелест волн. Вода была повсюду, куда ни глянь: вода простиралась до горизонта, а также уходила далеко за горизонт. Океан занимал большую часть планеты, приютившей землян… В имя Ленора родители вместили сразу три слова – Ленин и Октябрьская революция. Отец его работал специалистом по обслуживанию УНЭС – Универсальной электростанции. УНЭС была сердцем каждого из крошечных поселений, угнездившихся вдоль линии прибоя. Мощности компактного генератора теоретически должно было хватать на пятьдесят-сто человек; он, собственно, и создавался когда-то именно как универсальный модуль для обслуживания небольших экспедиций в дальнем космосе или на малоисследованных планетах.В УНЭС, кроме непосредственно генератора, входило все, что требовалось для выживания и эффективной работы исследовательско-разведывательной группы: опреснитель морской воды, блок для расщепления воды на водород и кислород (первый компонент использовался как топливо, второй входил в состав дыхательных смесей), а также другое вспомогательное оборудование. Что касается водорода, то на нём работали двигатели надводных и подводных судов.
Увы, в реальности мощностей УНЭС хватало на полное покрытие потребностей лишь тридцати, максимум сорока человек.
Когда-то на далекой прародине был построен завод по производству таких модулей; люди успели загодя заготовить несколько сотен УНЭС… А потом завода не стало. Не стало и инженеров, обладавших знаниями и опытом, необходимыми, чтобы сконструировать другой, более мощный УНЭС.
Собственно, потому-то сначала все рыбацкие поселки, разбросанные по океанскому побережью, насчитывали именно такое количество жителей: тридцать – сорок. Однако благодатный климат и пищевое изобилие способствовали тому, что численность рыбаков быстро увеличивалась.
Росло и потребление электричества, стало не хватать пресной воды…
Первым, что урезали специалисты по обслуживанию электростанции, стало производство водорода. Иначе говоря, производство топлива для лодочных и других моторов внутреннего сгорания, было резко сокращено.
– Переходите на парус! – отрезал один из инициаторов этого нововведения, некто Соврес. – Или бурите скважины, чтобы качать пресную воду из-под земли.
Буровое оборудование было редкостью, оно использовалось только для добычи полезных ископаемых с морского дна, поэтому вопрос с парусом был решен раз и навсегда.
Зато в тех поселках, которые возникли вблизи достаточного количества питьевой воды – на реках, ручьях, возле подземных источников или даже ледников, – население стало расти бурными темпами.
В поселке, в котором родился будущий командир «осьминогов», едва ли не вся пресная вода поступала из опреснителя.
Здесь, как и везде, рождались дети; они учились, вырастали… но когда приходило время заводить семью, покидали «малую родину», вынужденные искать место на стороне – там, где вдоволь было не только пищи, но и пресной воды.
Отцу Ленора повезло. Его специальность – специалиста по обслуживанию УНЭС, – ценилась весьма высоко, поэтому он смог остаться в родном поселке.
Мать Ленор не помнил. Она умерла вскоре после того, как малышу исполнился год. Погибла нелепо. Прогуливалась босиком по верхней кромке прибоя и напоролась на острый шип, отломившийся от панциря какого-то чрезвычайно ядовитого морского гада, разбившегося о берег во время очередного шторма.
Говорили, что перед смертью она не мучились.