Черная кровь
Шрифт:
Чтобы в такую пору не творилось бессовестного блуда, вдовью ночь следовало проводить только с теми женщинами, что из одной семьи с родной женой. Правильный закон, против слова не скажешь. Вот только Таши куда деваться, если Уника отныне ни к какой семье не принадлежит?
– Может, нас это теперь и вовсе не касается? – робко спросил Таши.
– Нет уж, – отрезала Уника. – Как закон говорит, так и поступим.
Нечего судьбу искушать, предков гневить. Второй раз перед родом провинимся – больше не простят, – Уника вдруг улыбнулась беспомощно и тихо произнесла:
– Ничего, ведь это только на одну ночь. Завтра вместе будем.
Таши вздохнул и, собрав оружие, пошел к
Приближался полуночный час, когда опрокидывается звездный ковш, выливая на землю беспросветную тьму. Небо вызвездило к утреннему заморозку. Караульные жались поближе к тлеющему костерку и не слишком охотно обходили недостроенный частокол. Хотя, никто не спал – слушали ночной лес, пытались понять его тайную жизнь. Вот птица крикнула, резко, заунывно. Что ее потревожило? И, вообще, что за птица? Неведомо.
Три ночи тому назад, когда в ограде еще зияли преизрядные бреши, вот так же в час великой тьмы в полной тишине объявилось страшноватое не пойми что. Мелькнула белая тень, сверкнули в темноте два изумрудных глаза, и отошедший на минуту караульщик – совсем еще молодой парнишка, упал обливаясь кровью. Был бы один – вовсе бы конец встретил. А так – кинулись товарищи, и злой дух умчался, не завершив злодейства. Кто-то рассказывал потом, будто рассмотрел в свете факела бегущую по земле птицу. Не диатриму, конечно, а что-то вроде неясыти, только ростом с десятилетнего ребенка. Наутро при свете удалось отыскать на земле следы когтистых лап.
После этого случая люди долго судачили, радовались, что не может диатрима вот так же в ночи носиться, слепнет, дуреха, хуже тетери. Но и с бегучей совой встретиться тоже не сладко было бы. Пикнуть не успеешь, как располосуют тебя острые как игла когти. И вообще, много опасностей лес скрывает, и все незнакомые. Вот опять птица крикнула, на этот раз с другой стороны. Терех – охотник из Турановой семьи, попробовал передразнить ночную крикунью и сам же засмеялся, когда ничего не получилось.
– Ничего, – сказал он, – выучусь, как нужда припрет. Таким манером сигнал подавать удобно. Дергачом в чаще не покричишь, тут тебе не степь, а эта красавица в самый раз орет: и слышно, и не тревожно. Вот, скажем, захотел бы я на наш поселок ночью напасть и пошел бы двумя отрядами. Как отряд места достиг – крикнули ночной птахой, второй отряд приготовился – второй раз крикнули, а после третьего сигнала можно и нападать…
Неведомая птица крикнула в третий раз и в то же мгновение небо прочертила сотня огненных полос.
В первую минуту никто не мог разобрать, что же происходит, и лишь когда разом заполыхали чуть не все шалаши, люди поняли, что с неба падают горящие стрелы. Прежде сыновьям зубра не приходилось встречаться с таким оружием. Вместо острых наконечников у стрел были оголовки из просмоленного волокна. Как неведомые враги поджигали их, Таши понять не мог. С той стороны не было видно ни костров, ни вообще никакого огня, от которого можно было бы поджечь стрелу. Просто вдруг в кустах объявлялся огонек и тут же взвивался в воздух, чтобы упасть на пересохшие крыши шалашей.
Люди с криком выскакивали из гибнущих жилищ, бросались под защиту недостроенных стен. Запели первые ответные стрелы. Нападающие немедленно прекратили бросать на поселок огонь и, оставшись в полной темноте, начали методично обстреливать поселенцев, которых ярко освещал огонь пожара.
Впрочем,
за последние дни людям зубра было не привыкать к неожиданным нападениям. Люди поспешно укрылись возле ограды, где стрелы не могли достать их; наиболее опытные охотники быстро привели в чувство заметавшихся и дружный залп вслепую по ближайшим кустам показал нападающим, что так просто селение взять не удастся. Во всяком случае, если не считать сгоревших шалашей, люди еще не понесли никакого ущерба.– Не стрелять! – незнакомый голос громыхнул так, что все невольно обернулись.
Посреди освещенного круга стоял мастер Стакн. В поднятой руке он сжимал кусок камня, в котором все без труда признали навершие нефритовой дубинки. Значит, не пропала сломанная святыня, а может, даже часть своей силы сумела сохранить. Значит, еще не окончательно сгинул род, еще походят по земле сыновья Лара!
А тихий Стакн, никогда в жизни не повышавший голоса, продолжал греметь:
– Не стрелять! Это люди медведя, мы торговали с ними прежде и можем договориться сейчас! Откройте ворота!
Неошкуренные бревна со скрипом сдвинулись в пазах, освободив проход.
Стакн вышел на освещенное место. Рев зубра взбудоражил окрестности.
С противоположной стороны было тихо, но и стрелы оттуда прекратили лететь.
Подчиняясь внутреннему порыву, Таши выхватил из связки факел, подпалил его у ближайшего огня и встал рядом с мастером так, чтобы тот освещался своим светом, а не пламенем пожара. Шестым чувством Таши ощущал взгляды лучников, готовых в любую минуту спустить тетиву.
Стакн вонзил в землю копье, положил рядом нефритовый обломок и неспешно пошел к темнеющим кустам. Таши, подняв факел, шел следом. В темноте тоже вспыхнул огонь, навстречу Стакну вышли две фигуры. Один – молодой парень с факелом, второй – пожилой охотник, должно быть, вождь нападавших.
– Вы вторглись на наши земли… – немедленно начал говорить вышедший навстречу старик.
Таши не слишком хорошо разбирал язык потомков медведя, но о чем речь идет – понял. Не пропали даром Ромаровы уроки, что старик давал в прошлом году, когда они вдвоем бродили не так далеко отсюда.
– Мы будем говорить стоя, или в память о былой дружбе разожжем двойной огонь? – вежливо спросил Стакн.
Мгновение сын медведя молчал, потом произнес:
Мы разожжем двойной огонь. Пусть ваши люди готовят свой костер. Мы пока не будем стрелять.
Стакн вернулся к землянкам, вздохнул, окинув взглядом ждущие лица, и сказал:
– Будем жечь двойной огонь.
– Вот и хорошо, – согласился Ромар.
Мугон отдал короткие распоряжения своим подручным и те, отложив оружие, побежали по лагерю, собирать случайно уцелевшие от огня запасы хвороста, приготовленные для очагов. Что делать, посреди леса приходится выходить на переговоры со своими дровами.
В скором времени на прогалине между недалекими зарослями и на скорую руку поставленной городьбой загорелись два костра. Они были разложены так близко, что языки пламени смешивались, поднимаясь в небо единым столбом, но на земле дрова и уголь лежали порознь, и двое молодых парней специально следили, чтобы свой уголь не откатился соседу, и от него чтобы не затесалась шальная веточка.
Затем с двух сторон к огню двинулись высокие договаривающиеся стороны. От детей зубра вышли Стакн, Ромар и Мугон. Матхи, которому было бы здесь самое место, по-прежнему лежал в горячке, душа его бродила в иных мирах и не слышала обращенных к ней слов. С другой стороны подошли двое пожилых воинов и колдун, одетый в шкуру медведя, снятую со зверя целиком, вместе с частью черепа, так что оскаленные зубы нависали над разрисованным охрой лицом.