Черная Принцесса: История Розы
Шрифт:
– Хочешь что-то сказать, «друг-дружище»? – взглянул на него серьезно Влад. Не убирая ехидства, но и про «стержень» не забывая. Что, буквально, «выпиливал» его черные зрачки. Ожесточая и без того злой взгляд. – Ты же ближе и чаще всего с ней! Как она? То, что не «пахнет», я понял. Спасибо! Мне «посчастливилось» узнать это и самому, хотя как сказать… Но ты! Не замечал синяков и ран? Не чувствовал крови?!
– Нет, я… – парень сжался и опустил взгляд на свои ноги, поймав на себе все взгляды разом. – Мы же в одежде, а когда переодеваемся на физкультуру… Там, женские и мужские раздевалки. Ее видит Карина, разве что… Да и у нас, когда она иногда ночует, я не смотрел. И не подглядывал за ней… Тем более, не разглядывал!
– Не верю, что говорю это вам сейчас и я… Но очень жаль. И зря! Готов поспорить – там «карта звездного неба»
Обойдя мужчину, Влад наконец поднялся по лестнице. Но так и не дошел до второго этажа, остановившись на зов Егора:
– Тебе наконец-то стала важна «семья»? И ее вера тебе и в тебя?!
– Она взяла мою кровь после того, как хорошенько избила. В любой момент она может оказаться в теле Софии и на меня «падут» все «стрелы». А после чего и на вас… Я не хочу подвергать вас опасности. Но и молчать не собираюсь, как вы… Прося не мешать, я говорил об этом. Тогда, если что, вы не пойдете со мной «пособниками» и «соучастниками». Как вариант – «свидетелями». Это – важно для всех вас. И в особенности для Ксана… – его печальный, но куда более усталый и уставший, взгляд коснулся мужчины. – Ведь, если ее оставят Розе и без права видеться с тобой. А все окажется правдой… Она попросту не доживет! А Роза «подсидит» Сергея и «восторжествует там»… Она начала считать, Ксан! В ее руках дюжина. А в «твоих», пока еще София и ее жизнь. Не ты ли «любитель перестраховываться»? Сразу после того «шахматиста с задетым мужским самолюбием»? – качнул он головой в сторону Егора, но взгляд не отвел. – Лучше же раньше, чем позже… Даже, если не «выгорит». Тем более, если не «выгорит»! Лучше, чем никогда! Вы можете мне не верить, но проверить можете. Как я уже и сказал, а после – рассказать мне. Пока же, был ее «шах»! Дело – за нашим «матом»…
Глава 6
– Так, все! – «встрепенулась» брюнетка.
И глянув на свое лицо, в отражении экрана своего же черного телефона в черном чехле. Нет ли «залеженности» и каких «вмятин» от вещей на коже. Она подорвалась с «належенного» на парте места и осмотрела аудиторию.
Благо, на пары она старалась особо не краситься. Зная, что, скорее всего, захочет вздремнуть. И это все «потечет» и «растечется». Отдавая предпочтение светлым тонам. Редко, когда темным. Разве что, ресницы и то иногда. Они, как и брови, были темными и длинными. Широкими от «природы»! Позволяя не «прятать» их «естественность». В основном, использовала бежевые и нюдовые тона. В тенях и помаде. Чтобы, если «рассыплются» под веками, было не видно. А губы – не так часто «съедались». Как и ногти со светло-бежевым лаком редко «облупливались» и «сгрызались». Сливаясь с ее «природной бледностью» всего. Даже, светло-розовых губ и кожи под ногтевой пленкой.
– Пора валить отсюда!
Оправив рукава бежевого кардигана с опущенным плечом, поверх черной футболки. Она стряхнула мелкую «стружку» от «стиралки» с прошлой пары с черных брюк-дудочек. И обула в тон им невысокие лакированные ботинки на «низком ходу».
Стопы ног затекали и прели за полтора часа пары. А таких бывало и по четыре и по пять, а порой и шесть на дню. Что девушке приходилось,
буквально, разуваться. Но не расшнуровывать, чтобы в случае чего, как смеялся Ник: «вставить и пойти». К доске!Примостившись за ровно сидящими впереди нее однокурсниками. Она вполне могла продолжить видеть «седьмые», а там и «девятые сны». Но преподаватель так дотошно и долго скребла белым мелом по деревянной темно-коричневой доске, что она сдалась.
Вопреки тому, что она была довольно нестарой человеческой женщиной. Возраста тридцати-тридцати пяти лет. «Умные доски» и «проекторы», как компьютеры и ноутбуки, были не для нее. И слыли «пустым звуком». Ей по вкусу были «старые технологии».
Вроде, выцветшей и не стираемей начисто, практически никогда, доски. Из-за въевшегося в нее, в трещины древесины, мела. Самого мела и серой старой тряпки. Конспекты в тетрадях и от руки ручками. Не в электронном виде! И не из электронных материалов. Разве, из учебников и учебных материалов. Ее личных конспектов и записей.
Откуда она и диктовала сейчас тему. Держа достаточно толстую темно-синюю тетрадь левой рукой. С «разлиновкой» в черную мелкую клетку. И в белой матовой обложке. С отпечатками меловых пальцев. Правой рукой она черкала буквы на доске.
Преподавателем была миниатюрна, но достаточно высокая брюнетка. С тугим длинным хвостом темных, даже черных, волос. Сдобренных лаком и парочкой «невидимых» шпилек и заколок. «Женщина с иголочки» и без «петухов». Ее редко можно было встретить с распущенными волосами, достающими до поясницы.
Но и в чем-то легком и открытом. Помимо строго серого костюма из пиджака, поверх накрахмаленной белой рубашки, и юбки-карандаш до колена. Тоже было встретить нереально. Черные плотные колготки, в тон лакированных лодочек на высокой шпильке, были чуть ли не «священным атрибутом». Никогда – носки или чулки. Как и плотная косметика на лице.
От природы черные глаза, в «обрамлении» таких же черных длинных ресниц, и черных широких бровей, не требовали подкраски и акцента. Разве, бледные губы просились на блеск. И то светлый и «раз в пятилетку». В паре – со скулами под розовые румяна. Редко, но метко! И так тонко, что не всегда можно было понять, а есть ли что-то из того. Так же, правило касалось и ногтей средней длины под бесцветными лаками.
Смуглая кожа давала ей полное право не покрывать ее чем-то, что могло «оттенить» ее и скрыть бледность. «Затонировать» и запудрить. Чего, кстати, она не любила и у студенток, как и студентов… Последних, правда, было меньше. И редко, когда можно было увидеть их среди «камикадзе». Решивших дерзнуть и «переборщить» с ярким тоном теней или помады. Тем более, лака для ногте! Подобные же «мазохисты», сразу отправлялись радовать «уборные». Чуть ли не под «конвоем» смывая всю эту «красоту».
По причине «староверства» и любви к всему «старому-доброму», она и не брала «усовершенствованные техникой» аудитории. Как и аудитории со столами, уходящими рядами под самый потолок. Ей было важно быть вблизи всех, если не видеть, то иметь возможность обходить всех.
Все стулья и столы были из одного светло-коричневого дерева, на серых железных ножках. И ровные настолько, что «выстилали» пятую точку к концу всего. Как, что ни на есть, «брусок». Стены были пусты от картин и портретов. Покрашенные бежевой краской сверху по белым обоям с коричневым орнаментом. Чем они не угодили в изначально виде – «дебаты велись», до сих пор. Как и с потолком, который, вроде, и по «чистогану» был побелен. Но все равно складывалось впечатление, что, как и со стенами, он что-то за своей белой побелкой «таил». Светлое помещение озаряли светодиодные лампы «холодного» белого света в серых металлических плафонах. Пол же не «таил» ничего. Просвечивая темными досками под проткнутым до дыр, ножками столов и стульев, бежевым линолеумом.
Что ни скажи, а что выбор подачи материала, что выбор аудитории, были на руку самой Софии. И по всем «фронтам». Писать она любила, как и «перекантовываться», используя сидящих впереди, как «щит» и «спинку кровати». Перед которой можно было сложить учебники и тетрадки стопкой и вздремнуть.
Одно было плохо – нудное объяснение, подчас и «бубнеж». Не мотивировали к чему-то кроме, как сну. Ей будто сказку читали. Правда, по экономике и явно недетскую. Но и «невзрослую», в том понимании, в котором могло. Ориентированность на студентов «летела в тартарары», как и посещаемость. А за «активность» на парах и речи не шло.