Черная роза

Там, где лежал труп, виднелось небольшое темное пятно. Кровь? Да, конечно. Крови вытекло немного. Но, так или иначе, следы внешних повреждений на теле будут найдены. Отпечаток узора шин показался ему не таким отчетливым, как раньше.

Дуба проводил офицера до машины.

–  Городите вы, уважаемый, невесть что. Возьмем, к примеру, этого Таподи. Ну почему, спрашивается, вы оказались с ним в ссоре?

–  Почему?
– Губы толстяка под рыжеватыми стрижеными усами сжались.- Почему? Облапошил он меня в одном лошадином деле как кролика, вот почему!

–  Допустим. Я не собираюсь вас допрашивать, и это не допрос. Просто интересуюсь. Пойдем дальше. Вы сказали мне, что служили по интендантской части при штабе и были в этом качестве взяты в плен. Зачем вы об этом говорите? Это мне совсем не интересно. И я вас об этом не спрашивал. Какое это имеет значение? Сейчас, здесь, по данному делу?

Дуба явно, смутился, но вдруг ухватился за последние слова:

–  По данному делу? Имеет, и еще какое! Буриан молча ждал.

–  Как я уже докладывал, служил я по интендантской части при штабе дивизии. Одним словом, местечко было неплохое. Однажды приезжаю я домой в краткосрочный отпуск, а Маргитка мне говорит: «Братец, так и так, я в положении».- «От кого?» - «Не знаю. Их несколько человек было».- «Все равно говори, кто такие!» Назвала она три фамилии, в том числе и его, покойного зятя. Для точности скажу, что сестрица моя Маргит была уже в возрасте и на вид неказиста, ни грудей, ни прочего. Одним словом, на танцульки и вечеринки не очень-то ходила. Но поскольку время было военное, все на фронте, один раз как-то пошла. Это она-то, хозяйская дочь. Ну и попалась, дура. Эти поганцы-батраки стали ее наперебой приглашать, передавали из рук в руки, вскружили ей голову и начали поить вином. Да не простым, а с табачным дымком, чтобы одурела.

–  Довольно,- прервал его Буриан.- Слов у вас много, а толку мало. И так все понятно. Шайго признал свою вину и женился на Маргит.

Дуба торжествующе захохотал, показывая желтые от табака зубы.

–  Если бы так легко! Я заставил сестру написать жалобу в часть, где он служил, и сделал так, что его вызвал сам командир батальона. А в том батальоне был у меня один приятель, лейтенант. Вертелся мой зять, как уж на сковородке. Что есть у него, дескать, любимая девушка, которой он обещал, и что ему в том году отпуск больше не полагается. Ага, вот мы и дошли! А зачем ему отпуск? Я заставил его заключить брак заочно, в письменном виде!

Он хохотал с откровенным удовольствием.

–  Видно, вы, с ним тоже не слишком любили друг друга.

–  Вот уж верно! Именно не слишком!

Дуба опять захохотал. На том они расстались.

7

–  Покажи мне карман твоей куртки, Фридешке!

–  А я хочу пойти на праздник в майке.

–  Нельзя, тебя продует на мотоцикле. Покажи карман, говорю.

–  А я хочу три раза прокатиться на карусели.

–  Хорошо, только прежде передашь это письмо дяде Геве. Ты понял? И чтобы никто об этом не знал!

Халмади искоса взглянул на жену.

–  Не кудахтай попусту, мать. Никогда не говори того, чего не можешь доказать.

Жена Халмади, тоненькая как тростинка женщина с красивым, словно точеным, лицом стояла перед майором, уперши руки в бока. Она готова была бросить вызов всему свету. Сейчас-то уж она выложит все.

–  А я и не собираюсь говорить о том, что нужно доказывать! Скажу только то, что своими ушами слышала и глазами видела, все как есть. Кто не хочет, пусть не верит.

–  К зачем ты путаешься в чужие дела? Живут люди по ту сторону дороги, пусть там и помирают. Нам-то что за дело.

Однако, видя, что у Бёжике задрожали губы, он только добавил:

–  Не узнаю я тебя, Бёжи, ей-богу.

–  Маргит Шайго часто заходила ко мне. Придет, сядет и начинает жаловаться. Очень она боялась. Боялась, что муж ее отравит. Она не раз замечала, как он, когда они пили молоко, потихоньку подкладывал в ее чашку какие-то пилюли. И еще белый порошок сыпал, тоже- украдкой. Помню, однажды - зимой было дело - простудилась Маргит отчаянно. Нос у нее заложило, жар поднялся, и она слегла в постель. А муж ей говорит: «Сейчас я тебя полечу, горячего винца приготовлю, с перчиком». И полечил, да с таким перчиком, что она едва богу душу не отдала.

–  Право, не узнаю я тебя, Бёжи, совсем не узнаю. Ведь ты никогда не имела зла на этого Шайго.

Майор Кёвеш записал что-то себе в блокнот. Попытка Шайго отравить жену могла в какой-то мере пролить свет на все дело. Но с какой стороны? Однако учесть это надо. Он улыбнулся:

–  Оставьте, Халмади. Надо уважать, когда женщина говорит откровенно.

–  Ладно,- сказал Халмади.- Если очень уж надо, я готов уважать откровенность даже собственной жены. Только бы из этой откровенности не вышла клевета.

–  Клевета?
– Бёжике захохотала.- Bсe было так, как я сказала. Слово в слово!

Нервный хохоток ее тут же оборвался.

Глава семьи взял топорик и начал колоть на пороге лучину, чтобы чем-то себя отвлечь и не вмешиваться.

Бёжике, видимо, тоже иссякла. Запал ее еще не угас, но она не знала, что говорить дальше.

–  Да, вот еще что. Бил он ее крепко. Рассердится, бывало, за что-нибудь и бьет. И не только в гневе. Когда ночью пьяный домой возвращался, всякий раз колотил ее до полусмерти.

Халмади рубанул топориком по порогу.

–  А это тебе, откуда известно, голубка моя? Ты была там? Видела? По ночам ходила?

–  Будто ты не знаешь, что я никогда к ним и днем-то не заглядывала. Только вот известно, и все… Маргит сама ко мне прибегала, синяки на руках показывала. А один раз даже на бедре, вот здесь. Большое такое пятно, зеленое. Это он ночью палкой ее отделал, бессовестный!

Халмади в сердцах швырнул на пол нарубленную щепу вместе с топориком.

–  Вот бабий язык! Кого убили все-таки, Шайго или его жену? Может, ты скажешь наконец?

На этот раз слова мужа, по-видимому, достигли цели. Бёжике не привыкла, чтобы с ней говорили так грубо. Она умолкла и, наклонив голову, с обиженным видом начала перебирать пальцами край передника.

–  Возле трупа обнаружен след мотоцикла в форме петли,- сказал майор Кёвеш. На этот раз тон его был серьезен, даже суров. Вокруг дела об убийстве Шайго будет много всякой трескотни и болтовни, это он знал. Но привести следствие на правильный путь могут отпечатки шин мотоцикла, в этом он тоже не сомневался.- По всей вероятности, след от «паннонии»,- добавил он,

–  Что же, может, и так,- охотно согласился Халмади, взглянув на топорик и щепки, рассыпанные по полу.- Во-первых, я, у меня есть «паннония», стоит во дворе. Во-вторых, Дуба, шурин убитого. Он сейчас тоже там, напротив. Это два. В-третьих, ваш председатель Гудулич.». Какая у него машина, ты не знаешь, Бёжи?

Бёжике вместо ответа вынула ногу из сандалии и погладила босой ступней лодыжку другой ноги. Она не раскрыла рта.

–  Фридешке, может, ты знаешь? Какая машина у дяди Гезы, не «паннония» ли?
– повторил свой вопрос глава семьи, теперь уже обращаясь к сыну.