Чёрная ручка. Пятница

А потом девушка, будто в замедленной съемке, наблюдает, как тело парня падает на снег, и она практически машинально срывается с места. Василиса ловит его голову прямо над землей и тихо шипит, потому что она сейчас прибавила себе лишних забот в своей законный выходной.

— Господи, ну что за идиот, а? Оделся бы хоть, блин. Маршрутки еще до больниц не ходят, что мне с тобой, блин, делать? — бурчит она, убирая темные кудрявые пряди с лица, а когда последние волосы были убраны замолкает.

Он похож на принца, заколдованного злой ведьмой, вынужденный спать до того момента, пока не придет прекрасная принцесса, чтобы разбудить его. Она никогда не видела человека противоположного пола, который не был ей родным или другом, чтобы рассматривать его как парня, так близко. Ей всегда было интересно, как это. Василиса всегда думала об этом, смотря на одноклассниц, гуляющих со своими, так называемыми, «парнями».

А сейчас ей будто выпал шанс. Огнева забывается на пару минут, что тут человек в обморок упал как бы, и рассматривает без капельки стыда фарфоровую кожу в красных пятнах, медленно скользит пальцами, а потом понимает, что действительно творит какую-то хрень.

Василиса достает кошелек, осматривая бумажные наркотики для человечества и вздыхает. Она слишком добра к этому незнакомцу, что тратит на него почти все свои карманные деньги. После мысленного восхваления себя, рыжеволосая вызывает такси и забывает абсолютно обо всем, потому что странное тепло расплывается по телу, концентрируясь внизу живота.

И с медицинской точки зрения это не есть нормально в ее возрасте, поскольку она знает.

— Эй, Василиска! — кричит Диана, маша двумя руками и крича чуть ли не на всю улицу. — Сюда!

Огнева улыбается на закатывающего глаза Яриса, который стоит позади девушки, и направляется к друзья. Её тут же сгребают в охапку и прижимают к себе. Василиса выпускает из рук ручку чемодана и обхватывает талию Фрезер в ответ.

— Как там ЛА? — спрашивает Диана, после того как Огнева выпускает из объятий Яриса.

— Хорошо, но я слишком соскучилась, чтобы оставаться там.

— Может пойдем уже? Потом пообщаетесь, — говорит Чаклош, подхватывая чемодан рыжеволосой.

На улице начало весны, но девушка все равно ежится. После теплого Лос-Анджелеса Россия кажется слишком холодной страной.

Диана с Ярисом идут чуть перед ней, разговаривая о чем-то, а Василиса плетется за ними, растягивая губы в улыбке. Эта идиллия разрушается, когда Василиса спохватывается и тут же лезет в карман куртки за телефоном.

На заставке то самое лицо, которое она увидела в начале зимы. Она даже не знает как зовут его. Огнева хотела бы сходить в больницу и разузнать о нем, может его даже положили туда на некоторое время, но неожиданное предложение об обучении в ЛА заставляет ее забыть обо всем, не то, что о каком-то там парне.

Василиса учится без остановки, улучшает навыки английского. Танцует больше, впрочем она за тем и едет. И ее труды не пропали даром. В Америке ее способности улучшились втрое, и ей просто не терпится показать это все Диане и даже посоревноваться с ней.

Сейчас же, когда Огнева вернулась домой, то поставила себе цель хотя бы узнать его имя. Она не знает зачем, просто… ну надо.

Спустя два дня после визитов абсолютно ко всем родственникам, вечеринки с друзья и близкими знакомыми, возвращения к прежней жизни, она наконец собирается совершить задуманное.

Василиса натягивает любимые черные джинсы и вязанный свободный свитер, выходя на улицу. В маршрутке забирается в конец и едет на другой конец города, слушая Троя Сивана.

А когда приезжает куда нужно, то выпрыгивает из транспорта в первых рядах. Несется в регистратуру и долго выпрашивает имя врача, который принимал пациентов похожих на описание из ее головы.

Спустя часа два ее просят подождать. Рыжеволосая играет в игры на телефоне, читает книгу, прихваченную с собой в попыхах из дома. Проходит еще два часа и ее наконец зовут в кабинет некоего Владимира Чёрного.

— Мне тут сказали, что вы совершенно неопытный сталкер. Вам стоит улучшать свои навыки, — шутит врач, но Василисе некогда.

— В декабре к вам не поступал этот парень? — Огнева показывает свою заставку на телефоне, а мужчина долго вглядывается, между бровями залегает складка.

— Знакомый. Подождите, это не вы его привозили сюда?

— Да, я. Ну, так помните? Пожалуйста, скажите, что да.

— Такого сорванца нельзя не забыть. Он такой скандал устроил, когда очнулся, — смеется Владимир, роясь в папках у себя в столе и когда что-то находит, то его губы складываются в «о». — Вот, держи, сталкерша, — он дает ей какую-то папку, раскрывая на первой странице.

Василиса всматривается в фотографию красивого лица, которое очень нахмуренное и явно недовольное. Пацан явно с характером. Девушка быстро пробегается глазами по надписям типа: » «Пятнадцать лет», «родился в Санкт-Петербурге», «мать: Селена Драгоций и отец: Диаман Драгоций», не решаясь посмотреть на имя и остальное.

И все же поднимает глаза верх по листу. Большие красивые печатные буквы гласят: «Фэшиар Диаман Драгоций»

— Фэшиар, — бормочет Огнева и на лице расцветая легкая, но такая по своему счастливая, улыбка. — Фэш, наверное, — девушка тихо смеется. — Фрэш. Флешка…

— Извините, — прерывает ее тихий, как она думала, монолог врач. — Вы в порядке?

— Да, — Василиса отрывается от чужого имени и робко добавляет. — А можно сделать копию?

— К сожалению, я не могу дать вам разрешение на это. Только если сам Фэшиар подтвердить то, что знает Вас и Вам можно доверять.

— А, хорошо. Спасибо, — Василиса поднимается, поспешно прощается и уходит из кабинета.

Сразу же после того, как она выходит из больницы, то тут же достает телефон из заднего кармана джинс и поспешно набирает уже давно знакомый номер.

— Привет, чувак. Да, давно не слышались. Я тут домой вернулась. Потом все расскажу. Сейчас дело есть.

— Господи, поверить не могу, — шипят позади девушки, пока та как можно осторожней и на ощупь в темноте ступает. — Прилежная, до невозможности правильная Василиса Огнева пробирается по ночам, чтобы украсть какие-то сраные документы. Ты знаешь, что это незаконно? — бубнят сзади и хотят продолжить, но рыжеволосая шикает на него.

— Леха, заткнись, ради Бога. Ты нас палишь.