Черная тарелка

В Ленькиной же семье, полуинтеллигентной, по крайней мере читающей, «кобелей» называли вслух – среди них были известные люди. Тогда эти имена ему, семи-восьмилетнему, ничего не говорили, но он знал, что в числе постоянных Фридиных гостей был академик, был народный артист из МХАТа, был поэт. И сегодня, в зрелые годы, чудится Леониду Казанову, что по коридору коммуналки в сторону Фридиной комнаты неуверенно идет высокий сутуловатый человек с длинным лошадиным лицом и горящими глазами…

А гостей во Фридиной комнате Лене довелось увидеть всего один раз.

Дело было воскресным летним днем. Как всегда, Фридины гости ввалились в квартиру веселой оравой, прошумели, прохохотали через коридор и скрылись в апартаментах хозяйки. Только на сей раз не успели накрутить патефон, напиться чаю или чего они там пили, потому что затарахтел дверной звонок, и без всяких там коротких и длинных, а одиночный, пронзительный, требовательный. Баба Нюра шустро отворила дверь. Два милиционера, отодвинув ее, прошли прямиком к Фри-диной комнате, словно бывали у нее раньше, и громко постучали. Фрида немедленно отворила, веселая, оживленная, должно быть, ждала припозднившихся гостей.

– Вы ко мне? – спросила она еще с улыбкой.

– Гражданка Гиршпун? Фрида Вениаминовна? – спросил один из милиционеров и без спросу вошел в комнату. Второй молча последовал за ним.

– Д-да… я… – неуверенно ответила Фрида, словно сомневаясь, что она и есть гражданка Гиршпун, и в глазах ее появилась тревога. – В чем дело, товарищи?

У двери уже толпились высыпавшие из своих комнат обитатели коммуналки. Не было, кажется, только Машки, а ее супруг Коля, голый по пояс, как говорят старшины, с обнаженным торсом, но в милицейских галифе, наблюдал за развитием событий издалека – от своей двери. Леньке же с Сережей и Любкой удалось протиснуться к самому месту действия.

В комнате помимо Фриды было человек семь-восемь. Развалясь на диванных подушках, дымили папиросами две алогубые молодухи в легких платьицах со вздернутыми вверх подложными плечиками. Тот, кого Ленькины родители звали академиком, на вид тридцатилетний костистый очкарик ярко выраженной семитской внешности, с вихром на неправильной формы черепе и длинной кадыкастой шеей, сидел в кресле. Он, как и хозяйка, выглядел встревоженным. Остальные мужчины почему-то сидели на полу. Как во что-то заигравшиеся мальчишки.

– Так в чем дело, товарищи? – повторила Фрида.

– Предъявите паспорт, гражданка Гиршпун, – сказал говорящий милиционер. – Проверка документов.

Фрида суетливо, совсем даже не виляя бедрами, засеменила к буфету, где, должно быть, держала паспорт, жировки и прочие жизненно важные бумаги, но ее остановил спокойный мужской голос.

– Погодите, Фридочка, не суетитесь. Товарищу лейтенанту ваш паспорт совсем не нужен, он без него легко обойдется, – сказал один из сидящих на полу, крупный блондин в белой тенниске с воротничком на «молнии». – Подойдите ко мне, лейтенант.

Говорящий милиционер уставился на блондина.

– Я что тебе сказал? Подойди ко мне! Быстро!

Лейтенант пересек комнату и остановился у вытянутых ног блондина. Тот приподнял правую ягодицу, сунул руку в задний карман брюк и извлек маленькую, в полпаспорта, красную книжицу. Не выпуская ксиву из рук, он сунул ее под нос склонившемуся лейтенанту.

– Тебе все ясно?

– Так точно, това… – лейтенант замолк на полуслове, то ли не разобрав звание блондина, то ли не смея его произнести.

– Оба свободны, – сказал блондин и, без усилий вскочив на ноги, направился к столику с патефоном, чтобы выбрать пластинку.

Милиционеры как ошпаренные вылетели из комнаты и затопали к выходу. Ленька успел заметить, что Коля поспешно нырнул в свою клетушку и плотно прикрыл за собой дверь.

Когда гости разошлись, Фрида подловила возле уборной сестрицу и отхлестала ее по щекам. Машка молча перенесла трепку и мужа на помощь не позвала. Сам же Коля на шум не вышел.

Воскресные событие обсуждались во всех комнатах коммуналки, и Ленька впервые услышал загадочное словцо «эмгэбэ».

После проверки документов к Фриде больше не совались. И вообще власти стали сторониться квартиры как зачумленной. Случались свары, кто-то с кем-то дрался, понятное дело, звали милицию, но никто не появлялся. Даже участковый не заходил. Пуще смерти боялись менты гэбуху. А Фрида совсем обнаглела – делала что хотела, запиралась в ванной на два часа, в свой черед не убирала квартиру, а если ей старухи делали замечание, посылала их на хуй. И мужиков водила чуть ли не каждый день.

Конец ознакомительного фрагмента.