Черная троица

Несмотря на протесты Овиля, его оставили у последней ловушки – двойной лестницы. Преодолеть ее, держа на плечах раненого слугу, было невозможно. Граф пообещал Овилю, что они вернутся за ним как можно скорее, а Торн поклялся встать неподалеку у входа в зал и присматривать за оставленным слугой сверху. Эти обещания несколько успокоили беднягу.

После прыжков и оборотов на двойной лестнице, путники наконец добрались до тронного зала. Зрелище, представшее перед ними, заставило всех замереть в изумлении и ужасе.

Казалось, в небольшом зале совсем недавно не то бушевал настоящий пожар, не то шла нешуточная магическая битва. Зловещий некромантский трон был наполовину оплавлен. Каменная кладка стен и колонны почернели, а сами колонны кое-где были разрушены. От немногих гобеленов, прикрывавших некогда стены, теперь не осталось и следа.

А в центре зала на полу лежал сам Гандхарр. Одежда его была изодрана в клочья. Посох, который старик, как видно, нашел после отбытия путешественников через портал, валялся подле него, разломанный на три части. Умберто бросился к Эфрусу.

– Он жив? – вырвался одновременно вопрос у Мартина, Клаудии и Торна.

– Да. – Едва Умберто склонился над волшебником, тот открыл глаза. – Но, кажется, немного не в себе.

Во взгляде мага был такой дикий ужас, что лекарь невольно отшатнулся. Лицо Эфруса было так же опалено, как и стены зала, дыхание было частым и прерывистым. Но, узнав Умберто, маг успокоился и, прошептав «они не прошли», вновь закрыл глаза и обмяк.

– А теперь еще и в беспамятстве, – озадаченно добавил целитель. – Клаудия, подойди ко мне, нужна твоя помощь…

У целителя с дочерью ушло достаточно много времени, чтобы привести престарелого Гандхарра в чувство. Почти столько же, сколько потратили они в прошлый раз, когда пробуждали колдуна от двадцатилетнего сна.

– Берегитесь, они могут вернуться! – очнувшись, вскричал маг.

– Что здесь произошло? – Граф подошел ближе.

– После того как вы переправились через портал, – начал маг, – я решил проверить и попытаться привести в порядок книги и свитки в моей библиотеке. Потом… потом я вернулся сюда, чтобы забрать кое-какие снадобья, как вдруг оказался в подвале замка, в той самой комнате с порталом. А из него ряд за рядом повалили закованные в черные латы воины и какие-то чудовища. Мне пришлось пустить в ход самые мощные заклинания, которые едва не разрушили весь замок… И кажется, я потерял сознание, а очнулся в этой комнате, рядом с вами…

– Странно, но мы не заметили внизу никаких следов сражения… Чего нельзя сказать о стенах этой комнаты, – произнес граф, оглядываясь.

– Расскажите же, что произошло с вами, – потребовал Гандхарр. – И прикажите вашему капитану быть настороже, если Силы Тьмы вернутся!

– От места, куда перенеслись мы из вашего портала, до Мэру оказалось довольно далеко, – начал Умберто с молчаливого согласия графа.

Хотя целитель старался быть немногословным, рассказ об их путешествии до встречи с Баалом оказался довольно длинным. Маг как завороженный внимал словам Умберто. Когда лекарь подошел к превращению Джосси, лицо Эфруса потемнело. Чем дальше говорил Умберто, тем мрачнее становился Гандхарр.

– …И тогда Клаудия направила удар, в который вложила все свои духовные силы, в само Сердце Мира, чтобы лишить Владыку Разрушения источника его мощи… Хотя демон этот всяческими обещаниями и угрозами пытался склонить ее на свою сторону, она устояла и смогла уничтожить его… Вам плохо? – Целитель встревоженно посмотрел на волшебника.

Тот сидел на оплавленном троне, обхватив руками голову и раскачиваясь из стороны в сторону. Лицо же его теперь выражало такое отчаяние и ужас, что чувства эти невольно передались всем присутствующим.

– Несчастье этому миру! – воскликнул маг. – Ужасно, что твоя дочь разрушила Сердце Мира до того, как вы смогли изгнать Зло из него!

– Но ведь Владыка Разрушения исчез, – робко проговорила Клаудия.

– Скажите-ка, что произошло потом, – не обращая внимания на ее слова, спросил Эфрус.

– Как видно, перед своим исчезновением Владыка успел пробудить какое-то проклятие, оживившее Армии Тьмы, – продолжил Умберто, встревоженный упреком мага Клаудии. – Мы едва успели воспользоваться порталом в одной из пещер Мэру, чтобы вернуться сюда.

– И все? – Эфрус поднял глаза, в которых была теперь такая тоска, что у целителя защемило сердце. – Ты о чем-то умалчиваешь, целитель!

Граф с удивлением взглянул на смутившегося Умберто.

– Да, – после недолгого молчания продолжил тот. – У меня и моей дочери были видения…

– В которых ты и твоя дочь были друг против друга, принимая сторону Владыки Разрушения, – закончил за Умберто Гандхарр. – И ты по-прежнему думаешь, что вам удалось изгнать его из нашего мира? Ты помнишь пророчество Гандхарра Кейна? Теперь я, кажется, могу полностью понять его смысл!

И старик, прикрыв глаза, вновь нараспев произнес:

Когда восставших мертвых час настанет,Безумьем пораженный мир встрепещет, услыхавТяжелый гул шагов Владыки ПадшихИ видя кровь невинных на устах.Лишь тот, в ком дух и кровь спасенья живы,Сумеет, Сердце Мира укротив,Сковать навеки разрушенья силыИ свет зажечь иль в тьму повергнуть мир.

– «Безумьем пораженный мир» – это те видения, которые пришли тебе, твоей дочери, мне и, боюсь, всем, кто владеет магией в нашем мире. Конец света близок! – с отчаянием воскликнул Эфрус.

– Но ведь есть надежда, что удастся «свет зажечь», – попытался возразить Умберто.

– «Иль в тьму повергнуть мир»! О твоей дочери это пророчество! Но горе, горе всем нам, не новым Спасителем, а Губителем стала она, безрассудно разрушив Сердце Мира!

Граф едва успел подхватить несчастную девушку – Клаудия, услышав эти слова, потеряла сознание.

– Нет никакой надежды, мы обречены, – сокрушенно тряс головой Гандхарр. – Черная Троица, Владыки Падших безраздельно воцарятся в нашем мире!

– Надежда есть всегда, – раздался сзади глуховатый голос.

Умберто обернулся и сам едва не рухнул в беспамятстве – перед ним стоял брат Винциус. В своей короткой походной рясе он выглядел так же, как и двадцать лет назад.

– Винциус? – услышав изумленный голос Гандхарра, Умберто понял, что это не очередной приступ безумия – своего друга и наставника видит не он один.

– Милостью Создателя и Спасителя он самый, – усмехнулся монах-воин. – Хотя и без своей смертной оболочки.