Черная тропа

— У Каллиса? — спросил Свен-Эрик.

— Нет, в Ираке. Но потом он захотел вернуться в Швецию и найти себе работенку поспокойнее. Этот парень побывал везде… хотя не в тех местах, куда ты ездишь в отпуск с детьми.

Только теперь Анна-Мария уловила, о чем говорят коллеги. Ей даже показалось, что последняя фраза — дословная цитата от Микаэля Вика.

— Знаешь, ты лучше оставайся с нами, вместо того, чтобы нестись за тридевять земель и получить от террористов пулю в голову, — сказал Свен-Эрик Томми Рантакюрё, который буквально растворился в мечтах о полной приключений жизни с кучей денег в кармане.

Микаэль Вик свернул с шоссе Е10 к аэропорту Кируны.

Маури Каллис и Дидди Ваттранг всю дорогу просидели молча. Никто ни словом не обмолвился об Инне. Микаэль не заметил, чтобы кто-нибудь из них плакал. Едва они оставались одни, мужчины даже не смотрели друг на друга. Он отметил, что никто не спросил о его наблюдениях, соображениях, о том, что он выяснил из разговора с Томми Рантакюрё.

Ясно, что после ухода Инны началась иная эпоха. С ней все же было как-то веселей.

Уйдя из Особой группы, Микаэль едва выносил пребывание в Швеции. К тому моменту, как он пришел на интервью для приема на работу в фирму Маури Каллиса, он превратился в человека, просыпающегося в три часа ночи и изо всех сил борющегося с чувством полной бессмысленности бытия.

Инна помогала ему в первый год работы на Каллиса. Казалось, она чувствует, что с ним происходит. Она всегда находила минутку, чтобы поболтать о делах Маури — с кем предстояло встретиться и зачем. Постепенно он начал ощущать себя частью предприятия «Каллис Майнинг». У него появилось чувство «мы».

Он по-прежнему плохо спал, рано просыпался. Но уже не так рано, как прежде. И больше не тосковал по Конго, Ираку и Афганистану.

Внезапно Каллис нарушил молчание, царившее в машине.

— Если преступление на сексуальной почве, этот негодяй расплатится жизнью, — проговорил он сквозь зубы.

Вик покосился в зеркало заднего вида на Дидди Ваттранга. Тот выглядел трупом почище сестры: лицо белее мела, черные круги под глазами, пересохшие губы и стертые платком крылья носа. Ладони он держал в подмышках. Возможно, ему было холодно — или же он хотел сдержать их дрожь. Пора бы ему уже взять себя в руки.

— Где мы приземлимся? — спросил Дидди. — В Скавсте или в Арланде?

— В Скавсте, — ответил Микаэль после паузы, поскольку Каллис промолчал.

— Ты поедешь домой? — спросил Дидди Микаэля.

Тот кивнул. Он жил со своей девушкой в Кунгсхольмене. В усадьбе Регла у него была небольшая квартирка с кухонным уголком и туалетом, но он редко ею пользовался.

— Тогда я поеду с тобой в Стокгольм, — проговорил Дидди и закрыл глаза, делая вид, что спит.

Микаэль кивнул. Не его дело объяснять Дидди, что тому надо поехать домой к жене Ульрике и восьмимесячному сыну.

«Начинаются проблемы, — подумал он. — Надо быть готовым ко всему».

Каллис смотрел в окно. «Мне хотелось прикоснуться к ней», — подумал он. Маури попытался вспомнить те моменты, когда он прикасался к Инне. По-настоящему.

Сейчас в памяти всплыл только один случай.

На дворе лето 1994-го. Он женат уже три года. Старшему сыну — два, младшему — всего несколько месяцев. Маури стоит у окна в малой гостиной, потягивает виски и смотрит на дом Инны — старое здание прачечной, которое они наконец-то отремонтировали.

Он знает, что Инна только что вернулась из поездки на завод по переработке йода в чилийской пустыне Атакама.

Сам он только что поужинал с Эббой. Няня укладывает Магнуса, а маленького Карла дает ему на руки Эбба. Он держит малыша, не понимая, чего жена от него ожидает, так что на всякий случай смотрит в личико сыну и ничего не говорит. Похоже, Эбба довольна его поведением. Очень скоро у Маури начинают болеть плечи и шея, он хочет, чтобы Эбба забрала младенца, но терпит. Проходит вечность, прежде чем жена забирает у него ребенка.

— Пойду уложу его, — говорит она. — Это займет около часа. Ты дождешься меня?

Маури обещает подождать. Он остается стоять у окна и вдруг чувствует, что ужасно соскучился по Инне.

«Я ненадолго, — убеждает Маури самого себя. — Только спрошу, как прошла поездка в Чили. Я успею вернуться, пока Эбба уложит Карла».

Инна как раз успела распаковать вещи. Похоже, она искренне рада приходу босса. Он тоже рад. Рад тому, что она работает на него, что живет в усадьбе Регла. У нее высокая зарплата и низкая квартплата. В черные минуты это заставляет Маури злиться и нервничать. Его мучает чувство, что он покупает ее.

Но когда он вместе с Инной, таких мыслей у него даже не возникает.

Они начинают с виски, который он принес с собой. Затем курят травку и дурачатся, даже решают пойти искупаться. До дела все же не доходит, и они просто валяются в траве возле мостков у реки. Солнечный диск вибрирует у самого горизонта, скрывается за ним. Небо чернеет, на нем появляются звезды, которые всегда пробуждают головокружительное ощущение бесконечности.

«Хорошо бы так было всегда, — думает Маури. — Всегда, когда у меня есть чуток свободного времени. К чему жениться? Во всяком случае, не ради бесплатного секса. Секс с собственной женой — самое дорогое удовольствие на свете. За него приходится расплачиваться всей жизнью».

Женившись на Эббе, он четко обозначил свое положение по отношению к Инне. На какое-то время Инна стала для него менее важна. Трудно сказать, в чем это заключалось, но расстановка сил между ним и Ваттрангами изменилась. Он почувствовал себя более независимым. Теперь ему не приходилось подчеркивать, что он собирается работать в выходные, как он делал раньше, — чтобы они не подумали, будто его задевает, что они не приглашают его с собой.

Сейчас он возвращает отнятое тогда у Инны. В этот момент ему кажется это совершенно естественным.

Маури поворачивается на бок и смотрит на нее.

— Знаешь, почему я женился на Эббе? — спрашивает он.

Инна как раз затянулась и не может ответить.

— Или, вернее сказать, почему я влюбился в нее, — продолжает Маури. — Потому что, когда она была маленькая, ей приходилось идти пешком целый километр до школьного автобуса.

Инна, лежащая рядом с ним, издает возглас удивления.

— Точно тебе говорю. Они жили в Викстахольме, когда она была ребенком. Потом им пришлось продать этот замок, но все равно… какому-то выскочке вроде меня… И тем не менее! — Ему так трудно удержать нить своего рассказа, поэтому Инна невольно смеется. Он продолжает: — В школу ее подвозил автобус, и как-то раз она рассказала мне, как каждое утро шла пешком этот километр от замка до проселочной дороги. И вспомнила, как лесные голуби ворковали в кустах, когда она одна шагала ранним утром по гравиевой дорожке. Я был совершенно очарован. Я представил себе эту картину — маленькая девочка с огромным портфелем, бредущая к шоссе. Утренняя тишина, которую нарушает лишь воркование голубей.