Черная жемчужина

Я хотела с ним поспорить, но он снова на меня так странно посмотрел…

– Илюша, – простонала мамаша и снова схватилась за волосы. Ох уж эти мне старорежимные шесты! – Илюша, да что же это такое?! Как же ты…

Тут Мирка щелкнул выключателем, и я только и успела, что увидела красные, как будто заплаканные глаза отца, который затравленно смотрел на мать и медленно качал головой, как будто пытался что-то отрицать.

И вдруг до меня дошло. А ведь мать потому таким криком кричала, что думала, будто это отец написал в органы про Шаманина… ну, что он скрытый враг, что устраивает на стройке саботаж и что из-за его вредительских происков задержалось и удорожилось строительство. Наверное, подумала, что в тот вечер, когда отец со свой тетрадкой и чернильницей на кухню ушел, он и…

Глупости. Отец просто на это не способен. Он не такой. Он слишком слабый. Он этого сделать не мог, он этого не делал!

…Я уже засыпала, когда вспомнила про Тоньку, которая там лежала на земле у крыльца. Ага, это тебе не в боковушке своей на пуховиках валяться!

* * *

Через час Алена проснулась. Сон, словно чай «пуэр», смыл с души страх и усталость. Вообще такая тряска во всех, так сказать, членах, какую она испытала во время своего приключения, достойна презрения, но, с другой стороны, она все-таки женщина… по определению, существо слабое… где-то Алена читала дивную фразу о том, что женщина – слабое, беззащитное существо, спастись от которого невозможно. Автора этого высказывания она не знала, но иногда ей казалось, что это сказано о ней. Нет, ну зачем было красть ее текст и делать ее подопытным кроликом?! Если Дракона доводят до крайности, если над ним начинают ставить какие-то странные эксперименты…

Ну а теперь настала пора посмотреть, ради чего она такого страху натерпелась и что, если называть вещи своими именами, она украла из «нехорошей» квартиры номер 58. А если там деньги?!

Такая мысль впервые пришла Алене в голову, и, честно говоря, нашей писательнице стало даже слегка дурно. Экая пошлость – оказаться вульгарной воровкой! То есть если там не материальные ценности, а какие-то бумаги, документы – это трофей. А вот если деньги, драгоценности… это… это… Это противно.

Алена взяла ножницы и распорола скотч, а потом и полиэтилен. Открылась темная мягкая ткань, в которую было завернуто что-то угловато-гнущееся. Нет, это не деньги, не пачки денег. Это…

Алена ошеломленно смотрела на куски холста, покрытые пятнами темной краски.

Стоп! Да это не холст! Это старая-престарая клеенка… да ведь это те самые обрывки картины, которые ей показывал рыжий Василий около мусорного ящика не далее как вчера днем!

Что, значит, Василий, его сестра и их дед… они и есть те преступники, которых ищет Муравьев?! Которые нападали на Алену и на Ольгу Васнецову?! Которые устроили тайник в заброшенной квартире?! Получается, это они?!

Нет, не получается. Мало того, что в «Ровер» садились не старик, мальчик и девочка, а трое молодых мужчин. Эти обрывки очень похожи на виденные Аленой, однако все же не они. Во-первых, другого размера, побольше. Во-вторых, их не три, а пять. А главное, здесь нет нежных переливов серо-жемчужного и лилового оттенков, все гораздо темнее, и сверху брызги красной краски, словно брызги крови. На всех пяти!

Алена разложила куски на полу, повнимательней всмотрелась и заметила, что местами края разрезов (кромсали, такое ощущение, не слишком острыми ножницами или резали ножом) могли бы подойти друг к другу. Попыталась сложить их, как пазлы. Две подошли край в край, но понять изображение было невозможно. Пятна и пятна, рисунок не читается. Абстракция какая-то. Или нет? Или да?

Почему это нужно прятать? Почему из-за этого поднимается такой шум-крик? И не из-за этих ли обрывков напали в понедельник на Ольгу Васнецову?

Но при чем тут ее муж-милиционер? Муравьев говорил, что это преступление направлено против начальника районного УВД. Возможно, эти обрывки – части какой-то ценной картины, которая была конфискована работниками милиции?

Чепуха. Эта картина была написана в лагере каким-то несчастным зэком, а потом разорвана, разрезана, как рассказывал рыжий мальчишка, внук старого летчика. Какое отношение к этому имеет милиционер Васнецов?

Никакой связи.

Или связь есть?

Но при чем тут текст, который написала Алена Дмитриева?!

Размышлять на эту тему можно до посинения, но посинеть не хотелось бы, особенно учитывая, что сегодня в семь вечера приезжает Вячеслав.

Алена взглянула на часы. Батюшки, уже три! Времени осталось всего ничего. И при этом – полным-полно. Вполне достаточно для того, что она собиралась сделать.

А собиралась она хоть что-то разузнать об обрывках этой картины, которая, очень может быть, стала причиной нападения и на нее, и на Ольгу Васнецову. Если попытаться восстановить в памяти тот пугающий вечер, то можно вспомнить одну странную фразу, оброненную одним из «кожанов»: «Нет у нее ничего». Он приказал своим подельникам оставить Алену в покое… как же это было?.. Алена даже зажмурилась от усердия. Да, он сказал: «Поехали, ребята», – и Алена почему-то подумала, что именно этот тип здесь всем заправляет, а вовсе не болтливый обладатель гнусавого голоса. А гнусавый возмутился, мол, мы же еще и не начали. И тогда тот раздраженно приказал: «Поехали, говорю! Нечего тут ловить. Нет у нее ничего».

Чего у нее не было, но что оказалось у Ольги Васнецовой? Не об этих ли кусках картины шла речь? Ну, это, конечно, весьма смелое предположение, однако пусть будет, все равно другой версии, как принято выражаться в детективах, у следствия нет. В смысле, другой версии нет у Алены.

Предположим, все обстоит именно так. Предположим, именно ради этих обрывков напали на Ольгу Васнецову. Немного, конечно, странно, что она шла вечером, одна, неся какие-то там сверхценные полотна… шла от своей матери, как говорил Муравьев. Или эти фрагменты хранились у ее матери? Как бишь ее? Имя у нее странное, какое-то политизированное… Сталина, что ли? Нет, не Сталина, подымай выше. Вроде бы, Муравьев сказал, что ее зовут Владлена как-то там, отчество вылетело из головы, да и не важно, ну какое имеет значение, как зовут Ольгину матушку? Главное – эти фрагменты…

– Или НЕ главное, – скептически пробормотала Алена. – Или они ну совершенно не главное, а я, как всегда, пытаюсь выдать желаемое за действительное.

Это она попыталась себя охладить. И ей это удалось. Ясно, что те трое мужчин, которые так напугали ее сегодня, не принадлежали к числу жильцов 58-й квартиры. Ясно, что они тут не бывали прежде. Иначе тетка с шавкой (Алена мысленно извинилась, что по-прежнему называет свою спасительницу – ну вот не удосужилась узнать ее имя, как-то не к лицу это было работнице домоуправления, вроде бы предполагается что она знала, куда шла! – этим оскорбительным прозвищем) кого-то из них признала бы, она явно навидалась прежних посетителей этой квартиры, знала и родню, и друзей погибшего жильца, и этой нынешней хозяйки, какой-то там Ладочки. Получается, они к этой квартире не имели отношения. Но с какой стати они в чужой квартире спрятали сверток, которым, судя по всему, очень дорожили?!

Или это не они его спрятали? А кто? О квартире знал Ушат. Он и спрятал? Еще непонятка: зачем он тогда Алену-то на эту квартиру наводил, если там тайник?! И если он сам – один или в компании подельников – хотел с ней разделаться или напугать, то, значит, он был вчера в квартире или на чердаке, значит, он сам видел, как в дверь ломился таксист. Почему не рассказал об этом своим друзьям из «Ровера»? Или они ему не друзья?!

– Вопросы-то я умею задавать, – пробормотала Алена. – А вот как насчет ответов?!

Она немножко подумала и пошла одеваться. До приезда Вячеслава время еще есть. И она вполне успеет найти ответ хоть на один из тех вопросов, которые себе назадавала. Во всяком случае, попытаться это сделать. И есть человек, который может реально ей помочь. Только его надо еще найти… Все, что Алена о нем пока знает, это то, что ему 85 лет, он бывший фронтовик, у него двое рыжих внуков и он живет в том доме, где магазин «Спар».

Да целая куча сведений!

В это мгновение зазвонил ее мобильный. На сей раз номер определился – Вячеслав!