Чернильное сердце
Шрифт:
– Что это значит?.. – начала было Элинор, но Баста уже тащил её и Мегги прочь из комнаты.
– Это значит, что я вас, милые пташки, запру на ночь в одной из наших клеток, – сказал он, неласково подталкивая их ружьём в спину.
– Где мой отец? – крикнула Мегги. Собственный голос оглушительно зазвенел в её ушах. – Ведь теперь книга у вас! Чего вы ещё от него хотите?
Каприкорн не спеша подошёл к свече, которую погасил Сажерук, провёл указательным пальцем по фитилю и посмотрел на сажу, прилипшую к подушечке.
– Что я хочу от твоего отца? – сказал он, не оборачиваясь к Мегги. – Я хочу, чтобы он остался здесь,
Мегги попробовала оттолкнуть руки Басты, протянутые к ней, но тот схватил её сзади, точно курицу, которой хотят свернуть шею. Элинор хотела прийти ей на помощь, но Баста лениво направил ей в грудь ружейный ствол и подтолкнул Мегги к двери.
Когда она ещё раз обернулась, то увидела, что Сажерук по-прежнему облокачивался на большой стол. Он смотрел на неё, но на этот раз без улыбки.
«Прости, – казалось, говорили его глаза. – Я должен был это сделать. Потом ты всё поймёшь».
Но Мегги ничего не хотела понимать. И прощать ничего не собиралась.
– Чтоб ты сдох! – закричала она. – Чтоб ты сгорел! Чтоб ты задохнулся в собственном огне!
Баста, смеясь, тащил её к двери.
– Нет, вы только послушайте эту маленькую кошку! – говорил он. – Видно, тебя надо остерегаться.
РАДОСТЬ И БЕДА
Стояла глубокая ночь; Бинго никак не мог уснуть. Лежать было жёстко и неудобно, но он к этому привык. От испачканного одеяла разило невыносимо, но он и с этим свыкся. В его ушах раздавалась песня, и избавиться от неё не получалось. То был победный гимн спирали.
Клетки, как их называл Баста, которые Каприкорн уготовил непрошеным гостьям, находились позади церкви, на асфальтированной площадке, где громоздились контейнеры, бочки с мусором и груды строительного хлама. В воздухе стоял лёгкий запах бензина, и, похоже, даже светлячки, бестолково порхавшие в ночной мгле, не понимали, что занесло их в это место. Позади контейнеров и хлама выстроились в ряд полуразваленные дома. Вместо окон в серых стенах зияли пустые дыры. Несколько прогнивших ставен косо висели на своих петлях, и казалось, что первый же порыв ветра сбросит их на землю. Только двери на первых этажах, очевидно, сравнительно недавно покрасили в грязно-коричневый цвет, и на них неумело, точно детской рукой, кистью были выведены номера. На последней двери, насколько Мегги могла разглядеть в темноте, значился номер семь.
Баста подогнал её и Элинор к двери номер четыре. Мегги даже почувствовала облегчение, узнав, что Баста имел в виду не настоящую клетку, хотя дверь в стене, лишённой окон, никак нельзя было назвать гостеприимной.
– Всё это просто смешно! – говорила Элинор, пока Баста отодвигал засов и отворял дверь.
Из дома Каприкорна он взял себе подкрепление в лице худого мальчишки, одетого в чёрное, подобно взрослым помощникам Каприкорна. Ему явно доставляло удовольствие всякий раз направлять ружьё в грудь Элинор, когда она открывала рот. Но он не мог заставить её замолчать.
– Эй, парень, в какие игры вы
тут играете? – возмущалась она, не отводя глаз от ружейного дула. – Я слышала, в этих горах всегда привольно жилось разбойникам, но ведь уже двадцать первый век на дворе! Теперь никто не гоняет своих гостей с ружьём, а уж тем более такой желторотый юнец, как ты…– Насколько я слышал, всё, что творилось прежде, делается и в этом расчудесном столетии, – возразил Баста. – А пацан как раз в том самом возрасте, чтобы пойти к нам в учение. Я-то ещё моложе был.
Он распахнул дверь. Там, внутри, был ещё более кромешный мрак, чем на улице.
Баста втолкнул туда сначала Мегги, затем Элинор и затворил за ними дверь.
Мегги услышала, как повернулся ключ в замке, как Баста что-то сказал, а мальчишка рассмеялся в ответ и как затихли их шаги. Она вытянула руки в стороны, пока кончиками пальцев не нащупала стену. Глаза здесь были бесполезны, как у слепого, она даже не могла понять, где стояла Элинор. Но слышала, как тётушка ругается где-то слева от неё.
– В этой окаянной дыре есть хотя бы выключатель? Чёрт побери, мне кажется, будто я попала в какой-то проклятый, невыносимо скверный приключенческий роман, где плуты носят повязку на глазу и бросают ножи.
Мегги заметила, что Элинор любила браниться. И чем больше волновалась, тем больше бранилась.
– Элинор! – послышался голос откуда-то из темноты.
Радость, ужас, изумление – всё это прозвучало в одном-единственном слове.
Мегги чуть не упала, запутавшись в собственных ногах, – так резко она обернулась.
– Мо?
– Не может быть… Мегги! Как ты сюда попала? – Мо!
Мегги, спотыкаясь, побежала в темноте на голос отца. Чья-то рука схватила её руку, чьи-то пальцы коснулись её лица.
– Наконец-то!
Под потолком загорелась лампочка без абажура, и Элинор с самодовольным видом отдёрнула пальцы от выключателя, покрытого слоем пыли.
– Электрический свет – воистину сказочное изобретение! – сказала она. – По крайней мере, это явный прогресс по сравнению с другими столетиями, вы не находите?
– Что вы здесь делаете, Элинор? – спросил Мо, прижимая к себе Мегги. – Как ты допустила, что она оказалась здесь?
– Как я допустила?! – Элинор чуть не дала петуха. – Я не собиралась играть роль няньки для твоей дочери. Я знаю, как ухаживать за книгами, но дети – чёрт побери ещё раз! – совсем другое дело. Кроме того, я переживала за тебя!.. Она хотела пойти тебя искать. И что же делает глупая Элинор, вместо того чтобы спокойно сидеть дома? «Не могу же я отпустить девочку одну», – подумала я. Но всё это от моего благородства! Мне пришлось выслушивать гадости, терпеть ружьё, которым трясли у меня перед носом, а теперь ещё и твои упрёки…
– Ладно, ладно!
Мо отодвинул Мегги и оглядел её с головы до ног.
– Со мной всё в порядке, Мо! – сказала Мегги, хотя её голос немного дрожал. – Честное слово!
Мо кивнул и посмотрел на Элинор:
– Вы привезли Каприкорну книгу?
– Разумеется! Ты сам бы её дал ему, если бы я… – Элинор покраснела и посмотрела на свои пыльные туфли.
– … Если бы ты её не подменила, – закончила Мегги.
Она схватила руку Мо и крепко её сжимала. Она не могла поверить, что он опять был с ней, живой и здоровый, если не считать глубокой ссадины на лбу, почти скрытой под тёмными волосами.