Чернильные души

Видеть еще и его Соня была не в состоянии.

– Никто не сошел с ума, – с достоинством ответила бабушка. – Ни я, ни Василий. Он просто хочет дать тебе время.

Соня едва не бросила трубку. Дед Василий был её любимым родственником и, как часто бывало в таких случаях, самым редким гостем. Они с бабушкой разошлись, когда мама Сони только поступила в институт. Соня всегда считала, что причиной тому были бабушкины властность и нетерпимость. Но с семьей дед общаться не перестал, просто виделись они редко. С каждым годом всё реже. Но Соня никогда не забывала, кто с ней до одури катался на чертовом колесе и горках, и от кого она получала самые бесполезные и оттого еще более ценные в её детских глазах игрушки.

– Я… я не собираюсь выживать такой ценой, – наконец выдавила из себя Соня. Слова шли тяжело, шершаво. – Я хочу остаться человеком.

И едва это произнесла, как поняла – это правда. И дело не в снующих повсюду полицейских, и не в том, что ей предлагает убить его именно обожаемый дед. Хотя от этого было немного больно. Словно он потерял веру в неё, решил, что она ничуть не лучше других чернильных. И оттого, что это немного, но правда, было еще горше.

– Я ему так и сказала, но старый дурак просил уточнить, – в голове бабушки отчетливо звучало облегчение, но Соне уже было всё равно.

Она расплакалась.

– Передай деду, что я его очень люблю, – сквозь слезы проговорила она. – И маме. И… бабушка?

– Я слушаю, слушаю, – торопливо откликнулась та.

– Тебя я тоже очень люблю, – Соня разрыдалась еще сильнее. – Я, наверное, уже скоро… Я не боюсь, правда! И вы не бойтесь. Это не больно, я видела. Только… Только… пусть тут в нашей квартире еще пока поживет мальчик и покормит моего кота, хорошо? Ему некуда идти.

– Ты завела кота? – удивилась бабушка и сухо добавила. – Тот мальчик, что всё рассказал о чернильных и убийствах?

– А откуда ты?.. – Соня так удивилась, что перестала плакать.

– Ты думаешь, я не узнаю свою внучку на фото из-за того, что ей замазали лицо? – теперь была очередь удивляться бабушке. – Пусть живет. Если он хоть немного осознает, что сделал, ему сейчас должно быть совсем не сладко.

– Кто звонил? – в комнату опять заглянул Радик.

– Не твое дело, – грубо ответила Соня, снова падая на кровать и переключая канал. Несколько минут она пыталась вникнуть в передачу, где на полном серьезе предлагали вернуть смертную казнь. Сторонники этого решения видели сразу два положительных момента – и среди чернильных многие побояться идти на убийство, если за него будет положена высшая мера даже несовершеннолетним, и на казнь можно будет приводить зарегистрированных и «законопослушных» зараженных, продляя им жизнь.

Противники же настаивали, что такой прецедент приведет к общему ужесточению законов, и высшая мера станет нормой не только для зараженных, а для всех. И разве затем они платят налоги, чтобы тут законно убивали детей?..

На «налогах» Соне стало скучно, она щелкнула пультом и повернулась к всё еще стоявшему у дверей Радику.

– Ну чего тебе? – недовольно спросила она.

– Тебе там звонят на городской, – он замялся. – Кажется, это Эдуард.

– Ты взял трубку? – Соня подскочила на месте. – Совсем дурак?

– Я сказал, что я твой брат, и голос изменил, – защищаясь, ответил Радик. – И потом, ему, похоже, всё равно. Он как-то очень нервно тебя позвал.

– Надо было быстрее звать! – разозлилась Соня и выскочила в коридор, где стоял городской телефон. Трубка лежала рядом.

– Алло? – чувствуя себя глупо, произнесла она, уверенная, что Эдик устал ждать и давно повесил трубку.

Но она ошиблась.

– Сонечка, наконец-то! – Радик был прав, Эдик был на нервах. Если уж совсем честно, он был почти в истерике. – Соня, милая. Кажется, я… Я ухожу, мне страшно. Приди ко мне, пожалуйста.

– Почему так рано? – у Сони задрожали руки. – Подожди, я сейчас. Кого еще позвать? Мне заехать за твоими родителями? Или ребят позвать?

– Нет, не хочу, – Эдик едва не плакал. – Маме лучше этого не видеть, а остальных я и сам видеть не хочу. Только тебя.

– Сейчас буду! – пообещала Соня. – Держись!

Она несколько раз пыталась попасть ногой в сапог, когда из комнаты вышел Радик.

– Соня, ты же в пижаме! – охнул он и скрылся за дверью. Вернулся через пару минут с джинсами, кофтой и носками. – Пара минут ничего не решит! Ты же разговаривала с ним совсем недавно, и всё было нормально, так что успеешь!

– Подслушивал? – злости на Радика у Сони не было. В конце концов, тут он был прав. – Тогда и белье принеси, я же джинсы не на голую задницу надевать должна. И вызови мне такси!

Последнее она крикнула уже в спину Радику.

К счастью, упираться и рассказывать о том, как опасны таксисты, он не стал. Послушно принес трусы, лифчик и набрал номер такси.

– Возвращайся поскорее, – только и попросил, когда Соня, на ходу влезая в рукава куртку, выбежала в подъезд.

Таксист оказался словоохотливым мужичком, ничуть не впечатлившийся её фиолетовым лицом.

– Диспетчер знает мой маршрут, – только и сказал он, когда Соня забралась на заднее сидение.

– Не верьте всему, что по телевизору говорят, – грубовато ответила Соня, готовая к ругани и уже подбирающая слова, чтобы отговорить таксиста везти её в полицию вместо дома Эдика. Но тот неожиданно обрадовался.

– Вот я то же самое своей Дашке говорю, – затарахтел он, выезжая из двора. – Не верь ты этим бесам! Нашли моду, во всем детишек винить. Зато как удобно сейчас, все висяки на чернилок свесили и сидят, радуются! Нет, чтобы работать!

Соня чуть было не хихикнула на забавном и несуразном «чернилки», но таксист и не думал останавливаться, лишь для вида что-то спрашивая у Сони и продолжая ругать всех, от несчастной Даши и до правительства. С проблем «чернилок» таксист быстро перешел к своему наболевшему. Соня за время поездки успела узнать и про высокие цены на бензин, и про дуру-диспетчера, и про сына-лоботряса, который не хочет работать. Водитель уже добрался до благодатной темы правительства, как они наконец добрались.

Соня быстро отсчитала деньги и выбралась их автомобиля.

– Обратно скоро поедешь? – крикнул ей в окно таксист. – Я могу и подождать. Уж больно с тобой поговорить приятно.

– Простите, – Соня через силу улыбнулась. – Боюсь, что я тут надолго.

И бросилась к подъезду, уже не слыша, что ей еще кричал вслед водитель.

Эдик открыл дверь, когда она еще поднималась по ступенькам. Выглядел он и впрямь жутковато. До сих пор никто из близких Соне людей не уходил, и она не видела настолько близко, как это происходит. И то, что первым мягко стираются черты лица, оказалось выше её сил. Она едва не повернула назад, но Эдик приглашающе махнул рукой и отступил обратно в квартиру, и Соне не оставалось ничего иного, как последовать за ним.