Чёрно-белая палитра

Это признание заставило меня хихикнуть, не так чтобы недовольно.

— Мне всё-таки пора, — покачал головой Алджернон, бросив короткий взгляд на часы. — Пойдём, я покажу тебе твою комнату и переправлюсь в участок.

Мы покинули кухню, миновали гостиную и на сей раз свернули не в спальню, а в противоположную сторону.

— Вот, — немного неуверенно сказал Алджернон, распахнув дверь и остановившись на пороге, предоставляя мне войти первой. — У меня было очень мало времени, чтобы её подготовить. Надеюсь, тебе будет здесь комфортно.

Войти я вошла, но далеко продвинуться не успела. Горло перехватило спазмом; стало трудно дышать. Прямоугольная комната была немного просторнее спальни, в которой мы провели эту ночь. Нетронутая кровать застелена покрывалом изумрудного оттенка. Мягкий ворсистый ковёр такого же цвета покрывает большую часть комнаты; голый пол — лишь около камина да входа в отдельную ванную. Белые кружевные занавески прикрывают окно; с обеих сторон от них висят тяжёлые шторы, всё того же оттенка зелёного. И скатерть на странном столике, низком и имеющем форму ромба, тоже изумрудная.

— Я не знал, серьёзно ты говорила или в шутку, когда упомянула, что это твой любимый цвет, — сказал Алджернон почти извиняющимся тоном.

Видимо, он всё это время следил за моей реакцией. А мне вспомнился тот обед в участковой столовой и незабываемый оттенок поданной котлеты. Зелёный — действительно мой любимый цвет, в особенности подобные оттенки — изумрудный, малахитовый и бирюзовый. Но кто же мог подумать, что он это запомнит?

Однако моё потрясение цветом не исчерпывалось. На столике — том самом, со скатертью, — стояла целая миска, доверху наполненная спелой вишней. Рядом — блюдце для косточек, расписанное настолько красиво, что использовать его по такому назначению казалось кощунственным. Уж лучше в окно на головы прохожих плевать. Рядом с миской — широкая ваза, а в ней — большой букет разноцветных тюльпанов. Белых, жёлтых, ярко — красных, бледно — розовых, оранжевых и даже редких фиолетовых. Я смутно припомнила, что недавно между делом говорила кому-то, кажется, Литане, что тюльпаны — мои самые любимые цветы…

На стенах — две картины, на обеих — абстрактная живопись. Изучить их и разобраться в замысле художника будет несомненно интересно, но — не сейчас. На стене напротив камина висит книжная полка. Мой беглый взгляд на корешки выхватил череду названий. Книги по тёмной магии — некоторые из них точно очень редкие. Пара томов по криминалистике. Несколько романов.

Я прошла вглубь комнаты — ноги как будто ватные. Сдвинула крышку холодильной корзины. Такие, поменьше, часто стоят в гостиных и даже спальнях, чтобы держать там всякие мелочи, ради которых лень бегать на кухню. Это, конечно, при условии, что у хозяина дома есть деньги на такие корзинки. Лично у меня есть только одна, кухонная.

Изнутри на меня веет холодом, но я почти не обращаю на него внимания, ошарашенно взирая на натюрморт из яблок, груш, апельсинов, слив, абрикосов и прочего. Автоматом закрываю крышку, перевожу всё такой же, ошалелый взгляд на Алджернона. Тот по — прежнему стоит в дверях и пристально за мной наблюдает, кажется, всё ещё неуверенный в моей реакции.

Тяжело дыша, я, вопреки его предостережениям, подхожу к окну и опираюсь ладонями о подоконник. Впрочем, сейчас, в дневное время, за занавеской меня никто не увидит.

Я не знаю, как он сумел сделать всё это за пару часов. Конечно, помог тот факт, что он умеет мгновенно перемещаться при помощи порталов. Но даже это не так уж важно. Обо мне никто там не заботился с тех пор, как умерли мои родители. Ни тётя с дядей, ни друзья, ни один из моих молодых людей — никто и никогда не пытался с таким вниманием предугадать, что мне понравится. Не запоминал случайно брошенные слова. Не вылавливал ради этого обрывки чужих разговоров.

Я почувствовала, как глаза заполняются слезами. Хотя не плакала с тех самых пор, как похоронила родителей. Ни разу. Ни когда, бросив всё, приехала в город, не имея средств к существованию, и морально готовилась спать на улице. Ни когда расставалась с предыдущими мужчинами. Ни вчера, когда оказалась в тюрьме. Теперь же я не просто плакала, я рыдала. Слёзы потоком текли из глаз, а плечи содрогались, и только всхлипывания мне пока как-то удавалось сдерживать.

— Тиана, что-то не так?

Алджернон пересёк порог и шагнул ко мне, но я вытянула к нему руку в останавливающем жесте и слегка ею помахала, давая понять, что всё, на самом-то деле, в порядке.

— Просто оставь меня ненадолго, пожалуйста, — сквозь слёзы попросила я.

Он помешкал пару секунд и действительно вышел. Я же с силой втянула носом воздух, заставляя себя взять себя в руки. И с какой стати я сейчас, спрашивается, плачу? А главное, Алджернон-то что сейчас подумает? Это ж надо было умудриться начать отношения с мужчиной с истерики, да ещё и прогнать его из комнаты, к слову, в его собственной квартире расположенной! Мощнее было бы только вчера истерику закатить, прямо в постели.

Ругать себя — хорошее средство от слёз. Отлично помогает взять себя в руки — если только от самобичевания не разрыдаешься окончательно. Но в данном случае политика была, видимо, выбрана правильно: я успокоилась достаточно быстро и, вытирая на ходу глаза, поспешила на поиски хозяина дома. Если, конечно, он не успел телепортироваться на службу, от такой, как я, подальше.

Алджернон ждал в гостиной.

— Прости.

Что ещё сказать, я не знала, поэтому просто уткнулась носом ему в плечо. Его руки сразу же легли мне на спину, и как-то само собой стало понятно: не злится и не обижен. Возможно, причины моего поведения были не слишком ему понятны; скорее всего, он списывал срыв на вчерашние злоключения. В какой-то степени, наверное, так оно и было.

Вскоре Алджернон всё-таки открыл портал и отправился в участок. Я ещё раз осмотрела свою комнату, стараясь сдерживать эмоции. Пролистала пару книг. Интересно. Похоже, что скучно не будет. Потом решила принять ванну. Технологии, связанные с обогревом воды и прочими деталями, несколько отличались от того, к чему я привыкла, но сложностей с использованием не возникло: всё-таки общий принцип работы — один и тот же. По завершении водных процедур, я завернулась в обнаружившееся здесь же полотенце — огромное, действительно позволяющее замотаться практически полностью, — и, наконец-то, сообразила, что одеть-то мне нечего. Разве что вчерашнюю форму. Форма-то в целом ладно, но вот рубашку я имею привычку менять ежедневно, и уж тем более — бельё…

Прямо так, в полотенце, вышла в комнату, огляделась и обратила внимание на двустворчатый шкаф. Разумеется, он стоял здесь и раньше, но раньше я при всей массе впечатлений просто его не заметила. Подошла, открыла, ни на что особенно не рассчитывая. И обнаружила внутри три висящих на вешалке платья. Любопытно, чьи они. Я сняла одно, рассмотрела. Красивое. Из магазина готовой одежды и, кажется, новое. Приложила к себе. Ощущение такое, что по размеру.

Проблема белья оставалась в силе, но я решила её по — простому: вернулась в ванную, постирала имевшееся бельё и положила сушиться на специально предназначенную для этого полку. При включении, она немного подогревалась, а также начинала обдуматься со всех сторон тёплым воздухом. Стоит ли говорить, что в моём доме такая техника отсутствовала.

Дожидаясь, пока можно будет одеться, я прилегла на кровать и сама не заметила, как уснула.

Проснулась спустя два часа. Бельё к этому времени уже высохло, так что я оделась, воспользовавшись тем самым платьем, первым же, которое сняла с вешалки. Оно было мягкого лилового цвета и действительно оказалось мне впору. Потом я отправилась на кухню взять себе что-нибудь на обед. А вскоре послышалось громкое хлопанье двери.

Я выскочила из кухни, прихватив на всякий случай первый попавшийся нож. В общем-то я догадывалась, что это Алджернон вернулся через портал, поскольку хлопнула не входная дверь, а одна из внутренних. Тем не менее, увидев в гостиной именно его, я испытала чувство облегчения, и поспешила аккуратненько отложить нож на первую попавшуюся полку.