Черно-белая радуга
Шрифт:
– Угу. А инсулин пока не нужно брать?
– Нет, у нас есть еще. Но ему нужна обувь на весну. Съездим как-нибудь в магазин? – Наташа склонила голову на плечо мужа. – Что это ты делаешь?
– Решил поискать жену Игоря.
– Жену Игоря?
Андрей повернулся к ней:
– Ну, дайвер в Шарм-эль-Шейхе, помнишь?
Наташа выпрямилась, стряхнула тяжелые волосы за спину.
– Зачем тебе это надо? Ты так хочешь бесплатно отдохнуть?
– Да не в этом дело… Мне просто интересно, легко ли найти человека в Москве.
– А с чего ты взял, что она вообще в Москве?
– Я вот как раз и хочу выяснить, где она. Вот здесь у меня телефонная база МТС… – Он отвернулся к компьютеру. – Знаешь,
– Много, – улыбнулась Наташа. – Наш вот след в детской спит…
Андрей качнул головой: «Нет в тебе авантюрной жилки, Наталья».
– Нет. Зато нам твоей на всю семью хватает. Ну, ты спать-то пойдешь, авантюрист? Второй час ночи уже.
– Позже. Ты иди, не жди меня.
Анна толкнула в комнату чемодан, закрыла на замок входную дверь и устало осела на пакеты с постельными принадлежностями.
Хотя уборка квартиры обещала занять немало времени, спешить с ней Анне не хотелось – она привыкала к своему новому месту, наслаждалась каждой минутой чувства обладания, приобретенного за месячную ренту.
Глядя через грязное окно на небо, она представляла свое будущее в этой квартире, которой хотела в скором времени придать свои черты, и видела себя спокойной и уверенной, получающей удовольствие от рисования, от каждого рассвета и заката, встреченного здесь. Она представляла, как будет готовить интересные блюда только для себя, покупать цветы просто для красоты и пить вино из тонкостенного бокала, сидя на напольных подушках у стены в комнате. Подумав о пока отсутствующих напольных подушках, а за ними и о других необходимых предметах, Анна встала, полная сил и идей. Она решила начать обустройство с окон, оскорблявших ее своей заброшенностью, а после убрать комнату и ванную, чтобы, наконец, разложить вещи, томившиеся в чемодане уже почти два месяца.
Анна домыла полы в комнате, подтащила к шкафу чемодан и принялась раскладывать на тематические кучки его содержимое – рисунки, одежда, обувь, книги. Прежде чем убрать чемодан, она запустила руку в его боковой карман и нащупала пакет с фотографиями. Ее приподнятое настроение лопнуло проколотым шариком, едва она высыпала их на пол. Лицо мужа, улыбающееся ей со свадебных фотографий, его руки, лежащие на ее плечах, и губы, касающиеся ее губ, вмиг вернули ей боль, от которой она бежала и бежала каждый день после разговора в гостиничном номере. Прижав пальцем капельку, побежавшую из глаза по щеке, она смяла фотографию и запустила жесткий шарик в стену. Он упруго отскочил и вернулся к ее ногам. Анна разрыдалась в голос и принялась через пелену слез рвать без разбора фотографии и листки бумаги с нежными записками мужа. Задворками сознания она понимала, что истерика означает начало конца переживаний, но эта мысль не помогала ей прекратить отчаянно жалеть себя, расценить свою боль и унижение, как обыденное и преходящее явление, с которым ежедневно сталкиваются миллионы людей.
Она долго еще плакала после того, как изорвала все фотографии, и остановилась только тогда, когда пустую и гулкую голову заломило от боли. Проглатывая сухие всхлипы, Анна медленно поднялась, стряхнула со злостью с коленей прилипшие к ним кусочки прошлой жизни, и побрела в ванную.
Она долго мылила руки, глядя без мыслей на опухшее и покрасневшее лицо в зеркале, и тут мыло, словно в поисках спасения, выскочило из ее жестоких рук и скользнуло под ванну. Не смывая мыльной пены, Анна присела и увидела, что кусок мыла остановил свое скольжение на тонкой школьной тетради, покрытой пылью и паутиной. Озадаченная, она потрясла тетрадь – с нее проворно сбежал белесый паук – и раскрыла ее на первой странице.
«6 августа. К. сказала, что ей помогает писать каждый день свои мысли и проблемы, и я тоже решила
попробовать. А вдруг, правда, помогает?» – прочитала Анна первые строки, написанные похожим на кардиограмму почерком. «Хотя я уже так запуталась, что не верю, ни во что. Может, мне уже пора к психиатру? Или сразу на тот свет? Только Ленька и останавливает пока. Пока…».Анна, не вчитываясь, пролистала дневник, заканчивавшийся примерно на середине тетради, и положила его на пол, не уверенная, что готова принять сейчас дозу еще и чужих страданий. Она подтолкнула его ногой на то же место, где он лежал, вымыла руки и вернулась в комнату заканчивать сортировку вещей.
Миша оторвался от словаря, заложив нужную страницу пальцем, и посмотрел на дисплей телефона, поползшего по столу от вибрации. Номер был ему незнаком, и он неуверенно замер над аппаратом. Наконец, решился, ответил на звонок строгим: «Михаил-слушаю».
Мужской голос поинтересовался с британским акцентом, говорит ли Миша по-английски, и, услышав положительный ответ, продолжил: «Меня зовут Эдвард. Я получил информацию, что вы нашли что-то, что, возможно, принадлежит мне, как вы написали в письме моей компании».
– Эдвард Гаундер? – уточнил Миша.
– Да. Я потерял бумажник первого января. Вы его имели в виду?
– Да, бумажник.
– Я потрясен вашей честностью, Михаил.
Миша улыбнулся довольной улыбкой и предложил: «Давайте где-нибудь встретимся».
– О, назначайте любое время и место! Я хочу угостить вас в благодарность за вашу честность.
Условившись встретиться через два часа в баре на Маяковской, Миша положил телефон на стол и потянулся было к холодильнику, но аппарат опять требовательно зажужжал виброзвонком. На этот раз на дисплее появилось имя звонящего, и Миша ответил на звонок сразу:
– Машка! Привет! Ты занята сейчас?
– Да нет… Хотела вот как раз предложить тебе поужинать вместе.
– Отлично! Давай увидимся в… – Миша глянул на часы на компьютере, – в половину восьмого перед «Пикассо» на Маяковке?
– А почему не внутри?
– Так надо. Я тебе все расскажу, мне нужна твоя помощь.
Скоро Миша притопывал от нетерпения и морозца перед баром, то и дело поглядывая на часы и по сторонам. Когда он уже достал мобильный, чтобы позвонить Маше, у обочины затормозила машина, и из нее появилась она: «in propria persona», _ – пронеслась в голове Миши фраза из университетского курса. Поправив на плече сумку, Маша послала водителю воздушный поцелуй и подошла игривой походкой к Мише.
– Машка, блин, ты хоть когда-нибудь куда-нибудь приходила вовремя? – Миша приблизил свою щеку к щеке Маше и, так и не коснувшись ее, откинул голову. – Ты что, напилась?
– Я выпила всего две маргариты!
– Да! Пол-литровых, судя по запаху, – укорил он ее. – Ладно, слушай, зачем ты мне нужна.
Миша торопливо и сбивчиво рассказал о находке бумажника в кафе и позже его владельца через интернет и перешел к объяснению роли Маши:
– В общем, если он окажется каким-нибудь уродом, то ты подойдешь и заберешь меня. Придумай причину какую-нибудь достаточно уважительную… А если все нормально, то я сам разберусь.
– А он тебе себя описал?
– Ну, по описанию-то все в порядке. Но ты ж понимаешь… Помнишь, мне один описал себя Кеану Ривзом, а сам оказался полутораметровым украинским гастарбайтером?
– Господи, как у тебя все сложно, – помотала головой Маша. – Ну, если урод, так поужинай бесплатно и свали, зачем из мухи слона делать?
– А если он голубой старый урод, который начнет делать мне предложения? – возразил Миша.
Маша завела глаза: «Ты что, семнадцатилетняя девственница? И с чего ты вообще взял, что он голубой?».