Черно-белый танец
Шрифт:
– Не дразните гусей, молодежь…
Накануне отъезда в Сочи (уезжать в Москву – опять же, в целях конспирации – решили оттуда), они отправились на переговорный пункт.
Настя набрала домашний номер. Трубку взяла мама. Ее голос обжег Настю колким льдом:
– Дрянь!
– Что ты, мама… о чем ты?
– Ты спрашиваешь о чем я?! Тварь неблагодарная! К тебе в «Буревестник» вчера приехал Женя. Эжен. Хотел тебе сюрприз сделать.
– И что? – Настя вдруг обрела хладнокровие.
– И то! Он все знает. Ну, и как, хорошо тебе там? В Южнороссийске?
Настя
Почтовая тетенька гаркнула в мегафон:
– Первая кабина! Вы что там, померли?
Всем надо куда-то звонить. Нельзя впустую занимать кабинку. А то, что тебе, как воздух, нужна эта минута одиночества – на это всем наплевать.
Настя с трудом толкнула тяжелую дверь.
– Спала ты там, что ли? – проворчала стоявшая за ней бабка. – Зальют глаза, а потом… – бабка разглядела бледное Настино лицо, пляшущие губы – и умолкла.
К ней уже спешил Сеня:
– Настя! Что?! Что-то дома? Настя!
А она стояла – и не могла выговорить ни слова. Только смотрела ему в глаза – отчаянно, жалобно, безнадежно…
Сеня молча взял ее под руку, вывел из душного телеграфа. Притихшая очередь проводила их любопытными взглядами. Кто-то выдохнул в спину:
– Лица на ней нет. Случилось что-то…
А Настя опиралась на Сенину руку и в голову ей пришла парадоксальная мысль: «Да ничего со мной случиться не может, – пока Сенька рядом! И пока он держит меня, крепко-крепко!»
На душе после маминой отповеди было тяжко. Но странным образом, одновременно, – легко. Потому, что все, наконец, раскрылось. И никакая конспирация больше не понадобится.
Они спустились по ступенькам, повернули в сторону дома… Настя послушно шагала рядом с Сеней. Даже здесь, на пыльной центральной улице, терпко пахло морем, успокаивающе шумели тополя. И Насте хотелось: «Пусть так будет всегда: я просто иду вместе с ним, по бесконечной улице, иду – и молчу».
Потому что если заговорить – неизвестно еще, что он ей ответит.
– Настя, – твердо сказал Сеня. – Пожалуйста, объясни, что случилось.
«Случилось то, что я могу тебя потерять».
– Эжен приезжал в Сочи. И все узнал. Про тебя, про меня. Про Южнороссийск… Катастрофа. Моя мама в ярости.
Сеня облегченно выдохнул:
– И всех делов? Ф-фу, а я-то подумал!
– Ничего себе: «всех делов»! – взорвалась Настя. Внезапно вся ее слабость исчезла, и осталась только злость: – Ты знаешь, чего мне мама наговорила?!
– Догадываюсь, – помрачнел Сеня.
– И все из-за тебя! – Настя дала волю гневу.
Сеня не ответил. Только посмотрел на нее, и глаза его говорили: обвиняй в чем угодно, я все снесу…
«Он не отпустит меня! – радостно подумала Настя. – Не позволит, чтобы я уходила!»
И она продолжила сцену:
– Это ты все затеял! С «Буревестником», с Южнороссийском! Тоже мне, Бисмарк! Дипломат! План он целый придумал!
Да весь твой план – белыми нитками шит, с самого начала!«Сейчас он скажет: я насильно тебя с собой не тащил!»
Но Сеня молчал.
– Чего стоило просто поехать в «Буревестник». Без всякого твоего Южнороссийска! И Эжен бы тогда ничего не узнал!
Сеня перебил ее:
– Нет уж. Пусть знает! На фиг он вообще в Сочи поперся, твой Эжен?!
Настя вспыхнула:
– Во-первых, он не мой. Во-вторых, я просила тебя: изъясняться без «фиг». А в-третьих… чего бы ему и не приехать? Это мой старый друг, захотел повидаться…
А Сеня радостно закончил:
– Вот и фиг ему!
– Так бы тебе и врезала, – устало произнесла Настя.
«Ни в чем Сенька не виноват. Я сама с ним поехала, и сама на все согласилась. Вот мне теперь и расхлебывать. Жаль, что по-хорошему расхлебать не получится… Но если Сеня мне… предложит… сам – предложит…»
Но он сказал совсем не то, о чем она думала, на что надеялась, о чем втайне мечтала…
– Хочешь – и врежь мне! Врежь со всей силы, ударь, ну! Сразу полегчает!
И Настя представила: она замахивается и влепляет Сене пощечину. Картинка получилась натуральной, яркой. Только на месте Арсения она с удивлением увидела лицо Эжена. Холеное, надменное, породистое… Сволочь он, этот Эжен! Надо же было так ее подставить!
– Ладно… Очень надо бить тебя! Ты лучше скажи: что теперь делать-то? – буркнула Настя.
– А что скажешь, то и будем делать, – отвечал внезапно развеселившийся Сеня. – Хочешь: на море пойдем, хочешь – в кафешку. А можем водки добыть и напиться. Как ты тогда на карнавале, помнишь?
– Сеня! Ведь и правда врежу, а!
Он перестал улыбаться:
– Ну а чего тогда спрашиваешь?… Хочешь – лети в Москву, винись перед своим Эженчиком…
Настя побледнела.
Сеня быстро закончил:
– А хочешь: мы с тобой возьмем и поженимся – и дело с концом. И мамаша тебе тогда не указ. И Эжена своего можешь не бояться.
Настя остановилась.
– Что-что ты сказал?
– Замуж за меня выходи! – гаркнул Сеня. – Вот и будем с тобой встречаться… на законных основаниях.
Вокруг них шумел вечерний Южнороссийск. Магазины выплевывали усталых трудяг, по уклонистой улице деловито карабкались троллейбусы… А Настя стояла против Сени, смотрела в его глаза: одновременно насмешливые и серьезные…
– Ну, чего замолчала? Али не мил? – потребовал Сеня. – Принимаешь предложение?
«Сенька всегда делает то, чего я хочу. Чего я от него жду», – возликовала она. И серьезно ответила:
– Нет. Предложение не принимаю.
– Нет? – опешил Сеня. – Как это?
– А вот так, – отрезала Настя. Понаслаждалась его ошарашенным лицом и снисходительно сказала: – Кто ж так замуж зовет – наспех, посреди улицы?! Ты бы еще в рупор мне предложение сделал!
Она запоздало увидела: прохожие замедляют ход и прислушиваются к их разговору. Но Сеня, тоже в запале, ничего не замечал: