Черное и белое
Шрифт:
— Страшно, конечно, товарищ майор, — делюсь я с ним своими эмоциями. — Странно, кстати, что вы до сих пор майор. После проведения несанкционированных операций с привлечением личного состава.
— Что?! — широко распахивает он глаза. — Ты выпил что ли?
— Я не пьющий, товарищ майор — выделяю я голосом слово «майор».
Лицо у Кухарчука довольно подвижное, мимика богатая, а глаза круглые, как пуговицы. Я раньше не обращал внимания, но когда он говорит, становится похожим на лемура или суриката. На зверушку, в общем.
— Давайте так, — предлагаю я. —
— Ты совсем что ли оборзел?! — вызверяется Кухарчук. — Ну-ка, вы двое, выйдите, мы один ни один покалякаем.
Крепыши-досмотрщики беспрекословно подчиняются и выходят за дверь.
— Ты кто такой, Брагин? — как бы удивлённо спрашивает он и смотрит на меня в упор. — Ты ох**вший школяр. Понимаешь? А что ты о себе возомнил в таком случае?
— Странный вы человечек, товарищ майор. Не знаете, кто я, а пыжитесь, как будто у вас запор.
— Сегодня я тебя ночевать в кутузку отправлю, и ты там хорошенько подумаешь о своём поведении и о жизни. О прошлой жизни, поскольку новая у тебя будет такой, что ты никогда не захочешь о ней вспоминать.
— В кутузку? А в чём смысл? Вам чего от меня надо, вы знаете? Или просто злитесь, что грохнуть не удалось?
— Смысл? — хмурится он, вроде как призадумываясь и через несколько секунд продолжает. — Хочу, чтобы ты мне отдал лилию. Прямо в руки.
— На блюдечке с голубой каёмочкой? — уточняю я.
— Можно и без блюдечка.
— Понятно, — хмыкаю я. — Правда не всё. Вы же сами устроили шухер с задержанием, нет? И что, в такой суете не уследили? У Шпака — куртка, у посла — медальон? Профукали лилию королевскую? А бабло-то хотя бы не профукали? Или что… тоже?!
При всех неприятных свойствах его характера, надо сказать, выдержки ему не занимать. Я его подначиваю, а он хоть бы что. Держится. Не взрывается. Ждёт, пока я выдам что-нибудь ценное. Проболтаюсь, значит.
— Так вы лох, получается, товарищ майор? — ржу я. — И бездарь. Без поддержки «конторы» своей сами ничего и спланировать не можете?
— Что-что? — щурится он. — Поясни, пожалуйста.
— Так это ж каждому дураку понятно, что вы хотели по-тихому брошку подломить. Но что-то пошло не так, похоже. Пришлось устранить криминального авторитета деда Назара, да? И что получается? Посадите вы меня в темницу, а я начну со следователем разговаривать, да и выдам ему инфу по операции. А он спросит, какая-такая операция? А я скажу, ну как же, майор Кухарчук лично проводил.
— Ты знаешь, где сейчас Назаров? — спрашивает он.
Я хмыкаю и ничего не говорю.
— Слушай сюда, Брагин, — говорит он. — Мне вообще похеру, какой ты бред будешь нести про операции и прочее. Я сейчас поеду и посажу тебя под замок, понял? Вот этого всего, всех твоих крокодилов и долларов хватит ни на один прекрасный год на курортах страны. И у тебя есть лишь один способ избежать этого. Лилия. Она у тебя?
— Нет.
— Ты знаешь, где она?
— Нет, — развожу я руками
— Понятно. Операция, к
твоему сведению, была официальной, зарегистрированной, одобренной и…— Да вы что, — перебиваю я, — значит, вы в отчёте и о водных процедурах написали? А может, вы включили и свои жуткие признания под пытками?
— Что?
— Вот что я скажу вам, Пётр Николаевич. Знаете сказку про колобка? Там, где «я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл»? Так вот, я целых генералов по стене размазывал, а вас, майор, и подавно размажу. Хотите? Давайте, складывайте обратно моё добро. Только белья крючками своими не касайтесь.
— Брагин, ты оху**шее животное и твоё место в…
Я не собираюсь слушать, где по его мнению моё место.
— У вас есть любимые записи, которые не надоедает слушать, товарищ майор? У меня есть. Я вот, например, могу нот-стоп крутить последний хит сезона. Думаю, он войдёт в анналы непреходящей классики. «Нет, нет, пожалуйста, хватит, я всё скажу! Больше не нужно! Я готов сообщить, всё что знаю! В результате проведённой встречи я должен был получить брошь в виде лилии, а агент Брагин и авторитет Назаров должны были погибнуть. Всё было бы обставлено, как криминальная разборка».
Кухарчук тяжело сглатывает и, глядя на дверь, произносит:
— Стало быть, она у тебя… Лилия…
Кто про что, а вшивый про баню.
— Да нет же, — говорю я с улыбкой. — Я-то думал, она у вас. Мне, в отличие от вас, побрякушки не слишком интересны. Бабки — да, а побрякушки — нет…
— Но, стало быть, ты не можешь не знать, где она. И где Назаров.
— Ладно, я вижу, мы начинаем ходить по кругу. Всё, зовите своих подручных, пусть упаковывают мои вещи. Мне пора уже. Там встречающие волнуются.
— Как я могу быть уверен, что существует запись? — спрашивает Кухарчук. — Может, ты был в соседней камере и всё это просто услышал? Тогда твоим словам цена пшик.
— Ну, — усмехаюсь я. — Пришлю кассетку. Будете слушать перед сном. А впрочем, может, и не пришлю. Точно. Давайте думать про неё, как про кота Шрёдингера. Может, она есть, а может, и нет. Нормальная интерпретация квантовой неопределённости?
— Мне нужна ясность, — качает он головой.
— Ясность — это то, к чему мы все стремимся, — пожимаю я плечами. — Но это по глупости, потому, что часто оказывается, что лучше было оставаться в дурманящем плену неизвестности. Короче, Кухарчук, я уже задолбался с тобой тусоваться. Ты нудный, пипец! Давай, на сегодня остановимся, чтобы не было мучительно больно, оке? Зови уже своих держиморд! Задолбал, короче!
— Егор! — Наташка виснет у меня на шее.
М-м-м… как же я соскучился. Притягиваю её к себе и целую. Она вздрагивает и я прижимаю её ещё сильнее. Меня царицею соблазняли, но не поддался я. Ведём мы себя вызывающе, конечно, да и плевать. В кодексе строителя коммунизма на объятия в аэропорту запретов нет.
— Всё нормально? — спрашивает Лёха. — Чего так долго? Я думал, порт штурмовать придётся. Алик даже Скачкову уже звонил.
— Да, — машу я рукой. — Досмотру подвергли, враги человеческие. Всего обшмонали, чуть крокодильчика не отобрали.