Черное крыло

Пани Машкевич сунула мне в руки одежду князя. Произнесла то ли с упреком, то ли с издевкой:

– Гляди, что натворила!

Я опустила взгляд на рубашку и охнула: на спине зияли темные пятна, в некоторых местах ткань оказалась разъедена и почернела. Домовиха хлопотала над Вацлавом, а я продолжала смотреть на испорченную одежду.

– Пани Каревич имеет талант к ядам и горючим смесям! – то ли пошутил, то ли серьезно поинтересовался князь у домовихи.

Только теперь до меня дошло. Что же я натворила, а главное: как? Я ведь делала все по написанному и была уверена, что не ошиблась! Словно подтверждая мои слова, заговорила экономка:

– Ваше Сиятельство, я сама не знаю, как так получилось! – и быстрый взгляд на меня, от которого захотелось шею втянуть поглубже в плечи.

– Панне понравилось быть при мне сиделкой? – сказал Вацлав и тоже посмотрел на меня.

Я подошла ближе и воспользовавшись тем, что пани Машкевич не спешила меня гнать прочь, глянула на дело рук своих и покраснела.

На спине хозяина замка виднелись уродливые ожоги, а домовиха старательно замазывала из какой-то густой, цвета и консистенции сметаны, мазью.

– Чего стоишь? – спросила она. – Выброси эти вещи и иди быстрее в покои господина князя, принеси рубашку. Не пристало господину расхаживать нагишом.

– Я это сделаю! – вызвался пан Кондрат, но домовиха как-то сурово посмотрела на него и, к моему удивлению, дворецкий отступил назад в свой архив.

– Ступай! – было велено мне.

– Я прошу прощения! – проговорила, обращаясь к Вацлаву.

– Иди уже, горемычная! – сказала экономка и я, развернувшись на каблуках, поспешила следом за Казимиром. Пан дворецкий дальше своего архива так и не ушел, а я выскользнула в двери и под пристальным взглядом Элкмара, стала подниматься по коридору наверх. В холле, выходя из дверей, столкнулась с новеньким, недавно привезенным Трайлетаем. Молодой парень, еще не перешагнувший возрастную черту, после которой принято парня называть мужчиной, натирал перила лестницы. На меня едва глянул, продолжая свою работу. Я тоже не задержалась, поспешила наверх с ощущением, что домовиха неспроста отправила меня прочь. Зная пани Машкевич, можно было предположить, что она все и всегда планирует, или попросту не хотела, чтобы я оставалась там, пока она обрабатывает раны князя, заметив мое смущение?

В покоях князя было пустынно и темно. Кто-то, сам ли Вацлав, или кто из слуг, завесили окна шторами и в полумраке пришлось двигаться едва ли не на ощупь.

Сбоку мелькнула тень и я, не удержавшись, испуганно вскрикнула, пока не поняла, что это было мое собственное отражение, захваченное боковым зрением из зеркала над каминной полкой.

«Какая я трусиха!» - мелькнула мысль и, чтобы успокоиться, шагнула мимо камина с твердым намерением расшторить хотя бы одно окно. Только не сделала и пары шагов, как увидела, что в зеркале отражается уже вовсе не комната и не я сама.

Зеркало показывало мне подвал и лабораторию пани Машкевич, в которой отчетливо проступала фигура домовихи и самого князя.

Мои брови удивленно поползли вверх, а ноги словно вросли в ковер. Я застыла на месте, глядя на открывшуюся картину.

– Господин Вацлав! – произнесла домовиха. – Вы уверены, что хотите отпустить девушку после?

Князь повел плечами. Я видела только его широкую спину, покрытую мазью. Успела даже подумать о том, что ожоги удивительно быстро затягиваются, когда экономка снова заговорила:

– Кто знает, вдруг это наш последний шанс?

Ее голос звучал подозрительно просительно. Я видела только часть лица женщины, но оно находилось словно в тумане.

– Я все решил! – уверенно ответил хозяин замка. – Если она захочет уйти, я не стану ее удерживать и никому из вас обоих не советую это делать!

– Я и не собирался! – пробасил Казимир. Дворецкого я не видела, но отлично слышала, словно он говорил за моей спиной.

– Пани Машкевич, - смягчив тон, обратился к домовихе князь, - разве вам не хочется жить так, как прежде? Вот уже сколько десятков лет мы с вами находимся под одной крышей, соседствуем чинно и мирно. Я хочу, чтобы все осталось так, как прежде.

– Раньше вы были иного мнения, Ваша Светлость! – ответила экономка.

– Наверное, я боюсь, - нехотя признался князь, после минутной паузы.

Я прищурила глаза, словно это могло помочь мне разглядеть происходящее более отчетливо. Не помогло.

– Боитесь, чего, Ваша Светлость? – спросила домовиха.

– Я слишком долго жил, - сказал он со вздохом, - и, наверное, привык жить. Я еще не готов.

– Но… - начала пани Машкевич и не договорила. Князь резко обернулся назад и, казалось, его синие глаза впились в мое лицо через поверхность зеркала. Я успела заметить, как потемнел его взгляд, и он резко вскинул руку, после чего все пропала, словно и не было вовсе, а я, охнув, отступила на несколько шагов назад.

Зеркало пошло рябью и за одну секунду стало простым зеркалом, а не подобием окна в другую комнату. За спиной раздался странный щелчок и повеяло ледяным холодом. По спине пробежала легкая дрожь, какая бывает, когда разгоряченную кожу обдувает морозным ветром. Я нерешительно обернулась, догадываясь, кого увижу за своей спиной.

Там был князь. Обнаженный по пояс со взглядом, в котором горела мрачная решительность. Я было шагнула назад, понимая, что мужчина разъярен, но тут же поняла, что его гнев не распространяется на меня, случайную свидетельницу непонятного явления. В моей прежней жизни зеркала не показывали то, что не должны.

– Элкмар! – грозно произнес хозяин черного замка. При этом он пристально смотрел на зеркало, полностью игнорируя меня.

Я проследила за взглядом князя и замерла, заметив, что в отражении, вместо нас с Вацлавом, теперь парит в клубах темного дыма морда чудовищного хранителя Крыла.

– Ты против кого играешь? – спросил Вацлав, глядя на морду.

Мне показалось, или красные глаза потухли?

– Хозяин! – начала было морда, но князь покачал головой.

– После поговорим! – ответил и Элкмар исчез, а господин князь перевел взгляд на меня. Я же, невольно опустила взгляд с его лица на обнаженную рельефную грудь, затем охнула и подняла взгляд, встретившись с его синим взором.

Не говоря ни единого слова, мужчина шагнул ко мне, сократив расстояние между нами в один широкий, резкий шаг, вынуждая отступать к камину. Мое бегство было позорным, но я просто ничего не могла поделать. Так мы и двигались. Он наступал, я пятилась, пока меня не остановила каминная полка – дальше отступать было некуда.

Вацлав приблизился вплотную. Между нами оставалось всего ничего и подними я руку, обязательно прикоснулась бы к его коже. И самое ужасное заключалось в том, что я действительно хотела это сделать. Коснуться его груди, ощутить гладкость и твердость мускул. А князь наклонился ко мне так близко, что его дыхание коснулось моей щеки, шевельнув завиток волос, выбившийся из косы. Со стороны могло показаться, что мужчина собирается поцеловать меня и одна только мысль об этом заставила бедное сердце биться пойманной птицей. Кажется, я даже задержала дыхание и опустила глаза, избегая встречаться с синим пылающим взглядом Вацлава.

А потом он заговорил и его слова отчего-то подействовали на меня как ушат холодной воды.

– И где моя рубашка, пани Каревич?

Рубашка? Какая рубашка?

Кажется, опасная близость мужчины лишила меня рассудка. Я забыла о том, зачем пришла в его покои, а теперь мы находились наедине, и он был неодет! Конечно же, он прекрасно сам мог взять эту пресловутую рубашку, но не спешил этого делать, нависая надо мной, смущая и вгоняя в краску. Кажется, князю доставляло удовольствие следить за моей неловкостью.